Графоманская рулетка 82

82 Одинокий автор руководства “Как заводить друзей” влюбляется в совершенно неожиданного персонажа.

— Это всё ты написал? — девушка провела кончиками пальцев по корешкам книг, выстроившихся на полке в длинный ряд. — “Как стать миллионером”, “Как питаться солнечным светом”, “Как заводить друзей”...
— Да, — не стал скрывать очевидное Лаврентий, смущённо протирая очки подолом давно нестиранной рубахи.
— “Как завести тульпу”, “Как менять лампочку”, “Как выносить мусор”, — гостья Лаврентия наступила на коробку из-под пиццы и едва удержала равновесие, взмахнув рукой.
— Осторожнее! — Лаврентий вскочил с кресла и подхватил девушку за локоть, но его рука прошла насквозь.
Гостья обернулась к писателю, насмешливо глядя ему в глаза.
— Ты же не думал, Лавруша, что внезапно появившаяся в твоей квартире обнажённая девушка настоящая? По-моему ты пересмотрел аниме.
— Кто ты тогда? — Лаврентий шагнул назад и плюхнулся на кресло.
— Это имеет значение, Лавр? Даже если я твоя предсмертная галлюцинация, что для тебя изменится? Я здесь. Ты меня видишь, слышишь, можешь со мной говорить.
— Я сошёл с ума, — писатель обхватил голову руками и закачался в кресле. Работа без выходных, отпусков и вообще отдыха довела его до шизофрении — слишком хорошо он знал все обороты речи незнакомки. Он сам говорил точно так же.
— Ты сошёл с ума, но я, — пропела девушка любимую песню Лавра. — об этом знала. Пьяная лу-уна тебя…
— Хватит, — перебил пение Лаврентий и дрожащими пальцами взял со стола телефон.
— Ты уверен, что хочешь вызвать санитаров, Лаврик? — девушка закружилась по комнате в вальсе. — Хотя бы приберись сначала. И в чистое переоденься.
— Почему я должен тебя слушаться? — пробурчал Лаврентий, задумчиво глядя в набранные цифры номера.
— Почему не должен? — девушка остановилась в центре комнаты, раскинув руки в стороны. — Разве я посоветовала что-то плохое? Подойди к зеркалу, посмотри на себя! Лавр, тебя запихнут в психушку, как только увидят.
Лаврентий нехотя встал и побрёл в прихожую. Там, в свете одинокой лампочки, в отражении пыльного зеркала он увидел тощего небритого старика, в мятой грязной одежде, с выпирающим брюшком. Красные от недосыпа глаза и щетина с сединой дополняли картину.
— И что… — Лаврентий сглотнул ком в горле. — Что ты предлагаешь?
— Для начала иди поспи.
— Но я должен работать! — Лаврентий решительно развернулся и зашагал к столу, на котором стоял ноутбук с недописанным текстом.
— Нет, Лаврик, — девушка перегородила ему дорогу, — не должен. Боже, ты скопил столько, что можешь десять лет не работать. Марш в кровать!
— Обойдёшься, — писатель прошёл сквозь призрака и сел в кресло.
Но только он собрался с мыслями, вспоминая на чём остановился, как услышал всхлипы за спиной.
— Нет, — Лавр заткнул уши пальцами, — нет-нет-нет! Я на это не куплюсь!
Но как он не старался, он не мог избавиться от плача, раздававшегося, казалось, прямо в его голове. И он сдался.

Девушку он назвал Тома. Теперь она ходила за ним по пятам, отвлекая от работы и надоедая нотациями. Очень скоро Лаврентий привык выполнять все её просьбы, тем более что ничего сверхъестественного Тома не требовала. Наводить чистоту в доме, готовить еду самому, регулярно мыться, чистить зубы, гулять, ложиться спать вовремя. Поначалу Лавру было тяжело, но Тома всегда находила слова поддержки, или открыто манипулировала слезами, и он с ворчанием выполнял всё что она говорила. А потом, через несколько месяцев, он привык к такой жизни и стал соблюдать режим дня без напоминаний.
— Что будешь праздновать, Лаврик? — Тома по привычке заняла подоконник на кухне, наблюдая за неторопливо раскладывающим продукты писателем.
— А то ты не знаешь, — Лаврентий вытащил из пакета бутылку шампанского.
— Давай, скажи это вслух.
— Сегодня я хочу, — Лавр запнулся и порозовел. — Я хочу сказать, что люблю тебя, Тома.
Девушка хихикнула и прыгнула с подоконника прямо в объятья Лаврентия. Пусть он не мог коснуться её, но сделать вид было в его силах.
— Я тоже тебя люблю, Лаврик. Я всегда любила тебя, и я так счастлива!
Лаврентий вздохнул и вернулся к приготовлению ужина.
— Ты знаешь, — сказал он, нарезая карбонат тонкими ломтиками, — я только сейчас понял, что ненавидел себя всю сознательную жизнь. Ненавидел своё тело, тупые мозги, картавую речь. Огромные уши эти, нос картошкой. Поэтому прятался в своей берлоге ото всех. Поэтому недоедал, не мылся и вообще. Мстил телу, а оно мстило мне в ответ постоянной бессоницей, прыщами, спазмами и скачками давления. Если бы не ты, однажды тело бы предало меня, и я бы сдох. Спасибо тебе.
— Дурачок, — хихикнула Тома.
— Стоило всего полгода за телом поухаживать, как оно ответило благодарностью. Я уже не помню, когда последний раз пил валокардин или ворочался без сна. Каждый день я чувствую внутри энергию, словно сжатую пружину. И знаешь что?
— Что?
— Я могу сказать, что я люблю себя. Глупо звучит, правда?
Тома захлопала в ладоши.
— Наконец-то! — Она вытерла слезу с уголка глаза. — Наконец-то я это услышала.
И исчезла.