Троица.

Троица.

Не попусти на меня, Владыко, Господи, искушение, или скорби, или болезнь свыше силы моей, но избавь от них или даруй мне крепость перенести их с благодарностью.

Молитва об избавлении от искушений.


1.

Четвертое декабря, праздник введения во храм Пресвятой Богородицы - а снегу намело-то! Когда такое было? Зима такая, какая она должна быть - красивая. Пахнет так вкусно, Свежим снегом пахнет. Даже на моссельмаше может быть белоснежный снег, кто б подумал!

Навстречу мне идут-слоняются Кирины девченки. Сегодня их уже видел мельком. И они меня тоже видели. Мы неловко пересеклись в подъезде, перед тем как я шел к их маме. Младшая в третьем классе, она ничего ещё и не понимает. А вот старшая уже в восьмом. Она смотрела на меня с пронизывающим любопытством, точно поняла кто я такой. И все же, чуток совсем вопрашала: "Мы станем твоими падчерицами?". С мужем Кира разошлась и отца в семье нет.

Так и живут втроём. Троица. Хм.

  Мне Кира нравится. Я не первый раз к ней прихожу. Раньше она всё ко мне ходила. Но теперь как-то у неё бываем, она мне доверяет, да и дешевле так. У Киры уютно, обжито. Особенно по сравнению с моим логовом. Кира хороша, очень прям. Попили чайку и я оставил на тумбочке три тысячи рублей. У меня скидка, я нравлюсь Кире. А Кира - девушка первый класс. Спасибо Господи, что сотворил таких.

  - Извини, что так торопливо, девочки мёрзнут.
  - Не извиняйся, Кир, ты чего? - я зашнуровываю ботинки.

 Обнял её и поцеловал в щеку. Она прижималась ко мне. Раскрасневшаяся, разгоряченная, какая женщина! Уважение! Она провожает меня, это так мило. Не хочется уходить, но нужно. Читаю молитву перед выходом из дома про себя тихонечко, пока в лифте спускаюсь.

"Отрицаюся тебе, сатано, гордыни твоей и служению тебе, и сочетаюся Тебе, Христе, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Крещусь щепоточкой. Мой путь продолжается.

И вот, я прохожу второй раз в своей жизни мимо её дочерей. О чем-то болтают друг с другом. Делаем вид, что не знаем друг друга, как взрослые.

Мне хорошо. Не стыдно даже. Пусть и у Киры с дочерьми её тоже всё будет хорошо! Замечательный день!

2.

Сейчас покурю, к пацанам приеду и всё совсем замечательно станет. Давно не видел пацанов, соскучился. И не курил я тоже относительно давно - пару недель.

Похрустывая по снегу подхожу к окошку кассы, в котором горит уютный свет.

- Здравствуйте. Крюково. По карте. Ага, спасибо. Всего вам доброго!

Добра тебе, тётенька кассирша. Не скучай в своей келье.

До электрички ещё минут восемь. Темнеет потихоньку. На платформе безлюдно. Отлично! Тут и покурю. Открываю пачку сигарет. Три самокрутки. Троица. Отец, сын и святой дух. Сплиф, штакет, джоинт, петарда, косяк, косой, папира...  Три тысячи имён твоих. Точка соприкосновения нашего мира и потустороннего.


Одна мне, две другие пацанам. Угостить от души.


Зажимаю зубами самый тонкий, пацанам оставляю те, что побольше. Чтобы их убрало наверняка. Поджигаю и вдыхаю сладкий дым. Господь, спасибо тебе за такой дым! Я знаю, Господи, ты везде. И в дыме этом ты, я чувствую тебя.


Как же хорошо жить, Господи. В левой руке тлеет папироса а правой крещусь щепоточкой: во имя отца, сына и святого духа, аминь. Затягиваюсь ещё разок, покрепче. Задерживаю подольше и выдыхаю в красивое зимнее небо Моссельмаша. Хорошо-то как!

И берёзоньки стоят поодаль, колышатся, и птички уже летят спать.

А вон и электричка моя едет. Добиваю чинарик и аккуратно в урну, не мусорю. Подползает электричка потихоньку, родимая. Отвезёт меня к корешам моим сердечным. Какой хороший день-то. Тепло по телу так и разливается.

И ничего не испортит этот день, не может просто такой вот день взять и испортиться! НЕ-МО-ЖЕТ. НИ-КАК. Спокойный и хороший день. Всем такой желаю. У близких моих все хорошо, а у тех, у кого не хорошо - у тех нормально. Дела переделал все свои. Завтра ещё один выходной день. На работе стабильно. Лучше некуда!

Или может быть все ещё лучше?

3.

Старая электричка распахивает двери. Я захожу. Накатило как-то чересчур, через край. Из тамбура я оглядел почему-то в этот день полуполный, освещенный как-то слишком резко вагон. Движения мои стали медлительные, вроде я под водой. Знакомое тысячи раз состояние, в котором я виртуозно владел множеством иногда даже сложных дел иногда всегда наполняется чем-то неизвестным и как-бы заграничным. Как-бы оттуда, из-за черты, из-за грани.

Я не открываю дверь в вагон, я стою в тамбуре. Смотрю на людей и не хочу туда, к ним. И вот на меня начинает кто-то смотреть, в мое лицо, в мои глаза зачем-то. И я отхожу в уголок тамбура. Двери закрылись и электричка дёрнулась.

 Минут сорок пять ехать. Займусь чем-нибудь. Таким, чтобы стало ещё лучше! Ведь нет предела. Ох, как хорошо, что с собой телефон. И заряжен надолго, до завтра точно. Все, что захочу. ВСЯ информация у меня под носом, ух! И посмеяться над чем и погрустить, и подумать и поругаться на что.  Вот и займусь. Руки немножко не слушаются, с морозца потому что. Ну и накурен сильно, да. Щас отойдут. Как хорошо!

Но ведь и лучше ещё может быть!

Посмеяться сейчас, и совсем замечательно будет. Как хорошо, что не пошел в вагон. Там тесно, сейчас бы неудобно сидеть ковыряться в телефоне, руками локтями махать. А тут - делай, что хочешь. Ищу смешное что-нибудь, смеюсь. Прямо лыбу тяну. Ну хорошо же!

И лучше ведь может быть!

Надо ещё придумать. Кира, конечно, хороша, но у меня простор открыт совершенно. Ууух, аж дух захватывает! Сейчас ещё с кем-нибудь спишусь. Ещё какую-нибудь бабу найду. Ммм, сколько их, молодых и постарше, худенькие и в формах, низенькие и высоконкие, светлые и темненькие, губастенькие, глазастенькие, щекастенькие, попастенькие, грудастонькие и не очень, с широконьками ляжками и тоненькими, спокойненькие и буйненькие. Богатые и бедные. Как же хорошо там, впереди!

И ещё лучше может ведь быть...

4.

Коридорчик между вагонами загромыхал, дверь растворилась в мой тамбур абонентский, чуть заснеженный у двери. Менты. Первый всматривается в мое лицо, я не отвожу взгляда. Смотрим глаза в глаза. Он заулыбался недобро так.

  - Ооооой, а что это у нас такие глаза красные,а? - просто так говорит, как свой.

Я увожу взгляд. Как так-то? Они обступили меня, их трое. Весёлый, первый, разговорчивый, он точно главный здесь. С ним Серьезный и Непонятный. Троица.

  - А что это от нас так травой пахнет, а? - улыбаясь, правда поменьше уже, поет весёлый. - А дайте документики, пожалуйста.

  - А что я сделал? - спрашиваю я.

И правда, что я сделал?

- От вас пахнет сильно, мы подозх-х-хеваем, что вы употх-х-хебляли Мах-х-хихуану, - Серьёзный забавно не выговаривает букву р, но я не акцентирую внимания на недостатках в любом случае.

Я попался. Они встали вокруг меня, никуда тут не денешься. У них на груди светятся камеры. Они смотрят на меня и требуют документы. Я тянусь в грудной карман, у меня  там паспорт, я его зачем-то взял сегодня, пригодился ведь. Сам собой что-то говорю, на фоне как будто, что в таких случаях наверное надо говорить. А сам  про себя думаю разное.

  - Не понимаю, что я нарушил? Что я сделал?

А у самого в голове странные мысли и почему-то сейчас! Марихуана, Мария Мать, Мариам, Дева Мария, Богородица. Волшебство цветка этого растения даёт ведь женское растение. Богородица. И волшебство-то только в цветках томящихся растений, неопыленных. Девственно чистая Богородица и сын Господь не родится, если не вдохнешь дым волшебного цветка.

  - Я ведь ничего плохого не сделал и не хотел совсем, - говорю я. - Из рук смотрите, пожалуйста.

  - А чего из рук? - всё улыбается Весёлый, придерживая и заглядывая в паспорт. - Виктор Иванович Исаков, Калужская область.

  - Это не игх-х-ха и не шутк, - строго глядит на меня Серьезный, и говорит строго.

Непонятный ничего не говорит. У меня пересохло в горле уже, но нужно говорить хоть что-то и говорить уверенно. Говорить я только и могу, ведь бывает ведь, что разговором всё уладить получается. Некоторые все только и болтают всю жизнь и живут лучше всех. Чем я хуже? Я тоже хочу хорошо жить! Хотя бы не в тюрьме и то хорошо очень будет.

  - Курить и хранить марихуану - нельзя правом, это осуждаемо, Зачем людей нервировать? Вот и мы, как правоохранители, будем организовывать суд. Признайтесь, что курили, и легче сразу станет, - Весёлый.

Менты показывают мне свои удостоверения.

 - Ибо Ты, Господи, сказал: «Не хочу смерти грешника, но хочу, чтобы он обратился ко Мне с покаянием и жив был» (для вечной жизни), так как Ты и нам заповедал семьдесят раз седмерицею прощать ближнему своему его грехи против нас. - вступает Непонятный с частью молитвы для исповеди.

5.

Я не понимаю, чего Веселый всё улыбается, как невзаправду.

  - Но я не курил! - я сам не верю в свой ответ.
  - Послушай, тут все сех-х-хъёзно, - отрезал Серьезный - Олегыч из нах-х-хкоконтроля на посту сейчас должен быть ведь, у них спецопех-х-хация сейчас вх-ходе?

Я пробегаюсь стеклянным взглядом по их лицам. Шапкам, значкам, камерам. Господи, я ведь убитый в усмерть, у меня же глаза сейчас краснющие!

  - Мы не просто полицейские, - говорит Непонятный. - Мы, как ты заметил, троица, Отец, Сын и Святой Дух. Мы оттуда.

Показывает наверх. Поезд тормозит плавно так, машинист хороший.

  - Пойдем с нами, Виктор Иванович, - говорит Весёлый.

И берут под руки меня, и слаженно и безальтернативно повели меня прочь из электрички. Зимняя, вечерняя Сходня показалась мне слишком тесной для нас четверых.

  - Куда вы меня ведёте?

  - На Суд Божий, - говорит Серьезный.

Я повесил голову и покорно иду, а Весёлый и Серьезный ведут меня под руки. Люди на станции смотрят, люди из вагона смотрят, отовсюду смотрят. Стыд и срам. Но ведь что я сделал плохого?

  - Ты признайся, что курил, - не унимается Весёлый.

  Я молчу и обдумываю. Лишнего точно говорить не нелья.

В переходе застигнутые врасплох продавцы испуганно, стыдливо прячут глаза, а некоторые сворачиваются. И мы идем, троица и я, люди расступаются перед нами.

- Мы же не просто так тебя поймали, Витька. Мы ведь посланники Божии, - шелестит на ухо Весёлый. - Ты ведь накуренный, по тебе видно, чего ты не признаешься? Легче ведь станет.

6.

Мы вышли в город из перехода и прошли в безлюдный проулок.

- Ты пойми, Витя, ведь нехорошо курить дурь, - Весёлый мне говорит.

- Ладно, признаюсь, я дунул сегодня, - говорю я, делать нечего, любая экспертиза подтвердит это.

- Ну воот, а чего быковал тогда? - Серьёзный.

- Я не быковал.

- А с собой есть? - говорит Весёлый и подмигивает мне.

- С собой два штакета.

- Покажи! - лыбится Весёлый, глаза его блестят.

Достаю из кармана пачку, протягиваю Весёлому, он смотрит и облизывается.

- Дунуть хотите? - улыбаюсь и говорю ему.

Все трое засмеялись, я тоже. Я чувствую себя клоуном, который перепробовал все трюки, чтобы рассмешить серьезную и мрачную публику, и последний сработал.

- Ой, ладно, Витёк, - нормальный ты вроде парень. - Это не спайс?

- Неет, вы что, только натуральный продукт.

- Хох-х-хошо. Деньги у тебя есть?

 Я шарю по карманам. Нащупываю купюры и достаю их на свет Божий. Три бумажки по сто. Триста рублей.

- Всё что есть. Больше нет, за аренду отдал.
- Оххохох, триста рублей, ну ты даешь, Витька! - смеёмся все вместе.
- Хох-х-хош, х-хеально хох-х-хош! - хохочет Серьезный и убирает мои деньги к себе в карман.

Я смеюсь и у меня прям слёзы, не могу. Серьёзный еще со своим х-х-х, Господи, как смешно-то! Менты хохочут вместе со мной.
Отсмеиваемся. Весёлый мне мои джоинты для пацанов отдаёт, а Непонятный говорит:

- Ну вот и состоялся Суд Божий, оправдаем его? - обращается к своим.

У каждого из них над головой возник нимб и они воспарили над землёй, совсем немножко.

- Оправдываю, - говорит Весёлый.
- Опх-х-хавдываю, - говорит Серьёзный.
- Соглашусь, оправдываю, - говорит Непонятный.

- Виктор, знай, удовольствия тебя могут погубить, и однажды ты можешь потерять свой ум и свое время. Если ты ищешь Бога и вознамереваешься приблизиться к нему, то и это погубить тебя может. Умерь свое сладострастие и будь добродетелем. Бог вездесущ. А теперь давай прочтем молитву на брань блуда и ступай.

Мы начинаем все вместе молиться:

- Боже Вседержителю, всю тварь премудростию создавый, мене, падшаго многими согрешеньми, Твоею воздвигни рукою: подаждь ми Твою помощь, и сподоби мя от мирских свободитися искушений, от диавольских сетей, и от плотских похотей. Умилосердися и прости ми вся, елика Ти согреших во вся дни живота моего; помажи душу мою елеем благодати и щедрот единороднаго Сына Твоего, Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, с Ним же Тебе и Святому Духу подобает всякая слава во веки. Аминь.


Я крещусь щепоточкой три раза по три и ухожу кроток духом. Все когда-нибудь за удовольствия расплачиваются.