Суд гниющего Бога

Хор мальчиков-кастратов затягивает тошнотворное крещендо гниющими глотками. Я, проталкиваясь сквозь слизисто-тяжелые миазмы, протаскиваю безногое тело еще на пару сантиметров ближе. Ближе к Нему, сифилитическому Богу тысячелетия, ближе к его похотливой мерзости и педерастическому величию.

Архангелы, стирая свои шанкры в грязный ихор, торжественно мастурбируют во славу Суда Божия. Вонь, настолько сильная, что уже не обоняется, а осязается, разъедает остатки глотки, превращает легкие в переливающийся между тонких ребер гной. Еще несколько сантиметров, еще один натужный спазм, выворачивающий рвотой собственные внутренности. Я продолжаю цепляться за грязь, с каждым миллиметром оставляя в ней части своего собственного разлагающегося тела.

Херувимы, смотря вниз пустыми глазницами, испражняются на ряды грешников, ждущих Суда. Под руками набухают и лопаются черви, под всеми шестью пальцами моих двух рук. Пока еще двух. Бог, облизывая раздвоенным языком палец, переворачивает очередную покрытую плесенью страницу Книги.

- Был ли ты грешен, сын мой?

При этих словах из беззубого рта Бога на страницы выливается гной, и лоснящиеся тела мух покрывают Книгу.

- Имел ли ты греховные помыслы?

Извиваясь в похоти, архангелы срывают друг с друга остатки лохмотьев. С тошнотворным чавканием их органы соединяются, конечности переплетаются, и звуки мерзкого совокупления перекрывают разнобой хора кастратов, где никто не может выдержать ноты и ритм.

- Исповедовал ли ты слово Мое?

Еще один палец подламывается в суставе и с хрустом выворачивается, натягивая бледно-серую кожу.

- Соблюдал ли ты Мои заповеди?

В спазмах я пытаюсь вытолкнуть из себя остатки разложившихся легких. Он уже так близко, что до меня долетают капли безумного совокупления архангелов. Новая извращенная жизнь в их семени или безграничная смерть кала в смеси с холодной кровью? Я не знаю, я больше не могу обонять.

Бог фиолетово-черной рукой хватает на лету одного из херувимов и начинает глотать его, перемалывая кариозными зубами кости и разрывая кишки. Кровь из язв на деснах Бога смешивается с кровью и калом терзаемого херувима: о, это вечное чудо Творения и единения Творца с его дитя!

- Ты не ответишь. Не сможешь ответить. Тогда расскажу я.

Бог вытирает губы от фекалий, смешанных с кровью и желудочными соками в единый коктейль Откровения. Его мутные глаза, вращаясь во ввалившихся глазницах независимо друг от друга, смотрят и в Книгу, и на меня.

- Как нет единой для всех истины, так нет и единого для всех Бога. Таким, каким вы создали меня во всей Моей великой мерзости, я и буду судить тебя по законам Моим.

Рвущие друг другу плоть архангелы достигают пика оргазмической проказы и, отрывая друг другу конечности, кончают черным гноем друг на друга, на землю, на колени Бога.

- Свою первую девушку ты взял невинной и познал ее насилием, насмехаясь над ее слабостью.

Ступня Бога наступает на протянутые вперед пальцы моей левой кисти, поочередно раздавливая каждый оставшийся сустав.

- Ты крал даже то, что не было тебе нужно, наслаждаясь этим.

Пальцы Бога стирают с разорванного бока архангела мутную влагу спермы и растирают по моей щеке.

- Убивал ли ты? Да, и неоднократно, и в каждом убийстве ты находил свою сладость.

С отеческой любовью ладонь Бога проходит по моей голове, собирая остатки волос вместе с кожей, осыпающимися струпьями.

- Прелюбодействовал ли ты? О, не было ни человека, ни твари земной, с кем бы ты не вступал бы в совокупление или не мечтал бы о том.

Бог поднимает меня за шею, обволакивает миазмом Извечного Гниения и Извечной Похоти.

- Лжесвидетельствовал ли ты? Конечно же, и ко своей выгоде, и для своего удовольствия.

Я не могу обонять, но чувствую зловоние дыхания Бога всей своей кожей. Всеми ее остатками.

- Вы создаете богов такими, какими они только приходят в ваш разум. И как мне судить тебя, сын Мой, если именно ты и создал меня, ты и дети Мои вокруг тебя?

Резкий взмах крыльев херувима не выдерживает его разлагающаяся кожа, и поток его гнилых внутренностей божественным дождем падает на меня, обтекая и облепляя.

- Истинно говорю – ты праведен по заповедям Моим от рождения и до смерти своей, и потому тебе Рай.

Грязные ногти Бога впиваются в мою шею. Его пальцы передавили бы мне дыхание, но как передавить то, чего уже нет? Его херувимы окружают меня в своем бесконечном полете, а хор кастратов начинает торжественную какофонию хрипов.

- И потому тебе Рай, сын Мой, - повторяет Бог и бросает мое тело оземь, в кишащую червями и гноем грязь.

Я успеваю почувствовать только то, как алчно херувимы начинают раздирать и растаскивать оставшееся от меня по стылой земле.

- Вы создаете свой Рай и свой Ад так же, как создаете Меня, - произносит вполголоса Бог и начинает меняться. Я уже не могу увидеть – ни как, ни для кого. Ни того, кого введут на Суд Божий после меня – его я тоже уже не вижу.