ТЕНЬ ХРУСТАЛЬНОГО МЕЧА

6

СТАРАЯ КУЗНЯ

Казалось бы - что радостного мог я вспомнить в той, прежней жизни? Немного, так немного... Но все это осталось в прошлом - в прошлом, куда нет возврата. Кир и Шафир, Илька и Динка, Интернат и Центр, тополя и каштаны, - все это осталось далеко-далеко. Я даже остановился. Неужели - настолько далеко? Хлюпающее черное болото, подернутое игольчатыми льдинками, заиндевелые жабы с соловьиными голосами, ледяная вода до колена и свист ветра в тростниках... Когда я закрывал глаза, передо мной возникало слабое видение - черное небо в проломе потолка, изредка перечеркиваемое трассерами, да склонившаяся надо мной тяжелая бетонная плита и чудом уцелевший шкафчик с инструментами. Тогда я тряс головой, и видение исчезало, уступая место свинцовой усталости, черной всхлипывающей грязи да узкой спине Рэма с размеренно двигающимися лопатками. От моей куртки он отказался - она была ему слишком длинна, так что ее полы все время окунались в грязь и, мокрые, липли к голым ногам. Мы шли в тишине - лишь чавкала черная жижа под ногами, да звенели комары. Комары?.. Как бы ни так! Нет здесь никаких комаров... Я дернул Рэма за тощее плечо, и мы повалились на ближайшую кочку. Во-время, потому что из тростников вылетели вереницей четверо стражников на "вентиляторах", окруженные бурой пеной и брызгами. Блестели черные комбинезоны, черные глухие шлемы, черные обода "вентиляторов" - зловещие пародии на Карлсона из сказки. Двое двинулись направо, очевидно решив проверить развалины сигнальной башни, а двое направились прямо на нас. Выхода не было - прятаться негде, и стражники увидят нас, как только подлетят поближе. Я достал "Ингвар" и проверил, не забилась ли грязь в ствол. По крайней мере, не без боя... Но Рэм не дал мне выстрелить. Он поднялся и пистолетиком навел на стражников палец. Не раздалось ни звука - но между мальчишечьим пальцем и черными фигурами на "вентиляторах" два раза протянулась едва видная мерцающая нить, и стражники упали, мгновенно канув в черную грязь. Лишенные седоков "вентиляторы" почти сразу остановились, зависнув в метре от земли. Вернее, от той мерзкой лоснящейся каши, которая заменяла здесь землю... Потом они плавно опустились вниз - два черных решета, под крупной сеткой, постепенно останавливаясь, вращались кривые, как ятаганы, лопасти.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал Рэм, - теперь мы от них уйдем. В два счета будем у старой Кузни.
- Я не сумею
- Пфе! - пренебрежительно сказал Рэм, слегка пнув черный обод. - Сумеешь, тут все просто... Вот смотри, седло само регулирует скорость вращения винта. Чем больше вес, тем быстрее крутится - поэтому высота всегда одна и та же, хоть я сяду, хоть ты. Садишься, берешься за бортик, и маховик сразу подключается к пропеллеру. Взлетаешь, а потом только слегка накреняй корпус - чтобы струю отклонить. И все. Перевернуться маховик не даст, а чтобы с седла не слететь, оно липким сделано.
- А двигатель какой?
- А все тот же. Ось. Час раскручивают от оси Планеты - потом он шесть часов работает...
- И откуда ты все это знаешь...
- От верблюда, - хмыкнул Рэм, почесывая искусанные прыгучими болотными жучками руки. Если быть точным, он сказал "от крылатого крокодила", но смысл у этого присловья тот же.
Труднее всего оказалось устроиться в седле - оно и впрямь было "липким" - покрытым колючей материей, похожей на застежку-репейник, что была на моем старом тонометре... Рэм тихонько хихикал, глядя как я, косо приклеившись к седлу понятным местом, отдираюсь от "репейника", и усаживаюсь вновь. А лететь на "вентиляторе" и в самом деле оказалось легко. Очень помогало умение координировать движения тела - спасибо, мастер Ли! Все же стрелять на лету, как делают стражники, я бы не рискнул.
Но вот что мешало - это грязь! Воздушная струя поднимала огромное количество брызг, и в два счета мы с ног до головы оказались покрыты зловонной слизью. Нам бы комбинезоны, как у стражников... Однако, волновало это лишь меня - Рэм, похоже, был в восторге - время от времени поворачивался, улыбался белоснежными (хоть и щербатыми) зубами на черном и блестящем от грязи лице. Но ничего не говорил, хотя разговаривать можно было бы: "вентиляторы" в полете гораздо тише любых привычных нам аппаратов, еще бы - без мотора-то! Рэм летел впереди - показывал дорогу. Летели быстро, распугивая ледяных жаб и чешуйчатых болотных чук, вылезших погреться на кочку; проламываясь сквозь тростники и лихо перемахивая огромные гнилые стволы, растопырившие над болотинами корявые черные ветви. Когда-то Болота были бескрайними зелеными лесами, протянувшимися через весь континент, от Пролива до Полуострова, а теперь вот - болота... Болота с большой буквы, бесконечная топкая грязь с редкими озерцами и еще более редкими сравнительно сухими островками. Показать бы это у нас - учитесь, мол, берегите Планету, не бросайтесь очертя голову на "дармовую" энергию... а то ведь я уже и у нас читал в "Новостях науки" о проекте использования вращения Планеты. А впрочем, кого бы у нас удивили Болота? Ведь не Полынь-город же, где летают ядовитые бабочки и из отравленной реки выпрыгивают хищные двухголовые рыбы, и не разрушенный до основания Ермолов, власть в котором никак не могут поделить вооруженные до зубов бандиты, называющие себя то "Армией народного возрождения", то "Войском защиты веры", то "Командованием национального единства"... и где снайперы прячутся в детской больнице, а по снайперам - и по больным детям - бьет артиллерия...
Вскоре мы оказались у торчащего из болота пологого холма, на вершине которого пристроилось покосившееся бревенчатое строение. Вообще-то на кузню оно не очень походило, скорее - на форт из старого фильма "Остров сокровищ". Или, скажем, на трактир "Гарцующий пони" из книги Толкиена: ряд узких окошек, просевшая от ветхости бурая крыша, вокруг - забор из заостренных бревен, тоже немного накренившийся наружу. Тяжелые створки ворот распахнуты настежь и перекосились. Сразу видно, что тут никто не жил уже много-много лет...
А в первом с краю окне с Т-образным переплетом горел слабый, но какой-то очень теплый огонек. "Вентиляторы" мы оставили под навесом у крыльца - похоже, раньше тут привязывали лошадей. Взявшись за ручку двери, Рэм шепотом предупредил:
- Только не шуми и держись рядом. Тут место такое... особенное...
В просторной комнате было тепло и сухо. Как будто не окружали этот дом бесконечные холодные болота, как будто каждый день заботливые хозяева топили здесь печи. Нигде нет даже следов пыли или грязи, обширный дощатый стол кажется свежевымытым и выскобленным, широкие лавки покрыты какими-то ветхими, но на вид вполне прочными и сухими шкурами. В углу - странное металлическое сооружение, громоздкое и древнее: серая чугунная плита, над которой, на целой системе противовесов и блоков, нависает огромный стальной молот. Действительно - кузня. Ладно, это потом рассмотрим... И тикают часы. Какие часы?! Я повернулся к Рэму.
- Что это?
- Что?
- А вот... стучит...
- Это Маятник. Я же говорил - место тут особенное. Да не ищи, не здесь он, маятник-то. Тут много... необычного, но ничего опасного не должно быть.
Действительно. И первой необычностью были размеры комнаты.
Никак не могла она быть метра на три шире, чем хижина снаружи. Кроме того, рядом с дверью на двор была еще одна - а с н а р у ж и ее не было. И еще одна дверь ведет вглубь дома. На узком подоконнике горела свеча, а рядом блестело что-то... не что-то, а ключ. Старинный, с широкой бородкой и фигурным кольцом - т о т с а м ы й ключ.
- Ромка... - прошептал рядом Рэм, хватая меня за локоть ледяными пальцами. Если честно, мне тоже стало немного не по себе, хоть я и начал уже немного привыкать к чудесам. Но чудеса чудесами, а неплохо было бы хотя бы высушить одежду. Наверняка где-то здесь есть печка, найдутся и дрова, - сухо-то как! Я решительно открыл дверь, которая вела вглубь дома. И даже качнулся назад от неожиданности - навстречу мне пахнуло ласковым теплом, горячим сеном, паром. Баня! Почти такая же, как в наших деревнях - только у нас не бывает бани прямо в доме. А так - все как положено: разожженная (кем? когда?) печка со вмурованным котлом, на деревянной крышке которого лежит перевернутый ковшик, темная от влаги кадка в углу, две лавки, шайки... Веников только нет. Да и откуда тут, в болотах, веники - не из осоки же их делать! Зато эта самая осока, сухая и пахнущая не болотом, а почему-то лугом, охапкой лежит в углу напротив кадки. Я даже засмеялся от радости - судьба не дарила мне ничего приятнее с того самого мига, когда под навалившейся на меня бетонной плитой открылся вдруг колодец с золотым окошком.
- Ну-с, молодой человек, - весело сказал я. - Как вы относитесь к водным процедурам?
Рэм тихо засмеялся.
- Положительно! Дядя Сева, так у вас тоже бани есть?
Я притворно обиделся:
- У нас много чего есть. Ты лучше скажи, кто нам все... это... приготовил?
Рэм помолчал, и серьезно ответил:
- Я думаю, что это Ромка.
Не стал я спорить. Конечно, и ключей - даже т а к и х, может быть много, и Ромка - даже если он чудом вырвался, никак не мог нас опередить. Но пусть у мальчика будет надежда.
А Рэм тем временем аккуратно притворил дверь, чтобы не выходило тепло, и стал раздеваться, смешно приплясывая на мокром деревянном полу и стягивая узкие залатанные шортики. Спросил:
- Дядя Сева, а вы что?
Я вдруг с удивлением понял, что почему-то стесняюсь Рэма. И чтобы побороть это странное ощущение, стал неторопливо стягивать свитер - покрытый подсохшей коркой грязи, жесткий как рыцарская кольчуга.
Отмываться нам пришлось долго. Болотная грязь оказалась необычайно въедливой, и кислое серое мыло не могло справиться с ней. Из сухой осоки я смастерил несколько мочалок и долго оттирал ребристые бока Рэма - словно стирал на старинной волнистой доске. А Рэм визжал и дергался - оказалось, этот суровый боец здорово боится щекотки...
- Не брыкайся, - с напускной суровостью сказал я, подхватывая мальчишку под мышки и вздергивая его на ноги. Поставив Рэма на лавку, я окатил его горячей водой из шайки - Рэм, конечно, восторженно завизжал - и вдруг я замер. Под коленкой мальчишки пульсировала тонкая синяя жилка, похожая на букву "У" с длинным, до самой щиколотки, хвостиком. Я медленно поднял глаза... На тощей мальчишечьей спине, под лопаткой, алела звездочка шрама. Такой был бы у Ильки - если бы его рана зажила. Именно сюда попала пуля снайпера, расстреливавшего всех, кто пытался выйти из больницы.
Я рывком развернул Рэма лицом к себе. Под ключицей должно было быть выходное отверстие... то есть шрам от него. Шрам был. Но не в том месте - э т а пуля прошла мимо сердца. Я осторожно коснулся алого бугорка и медленно перевел взгляд на лицо Рэма. Почему я не замечал этого раньше? Хотя да... грязь: только теперь я увидел, что у Рэма волосы не темные, а золотистые. И что у него родинка за ухом. И веснушки... Но глаза были не Илькины голубые. а светло-карие с солнечными искрами на серебряных белках, как у всех здесь. У стражников, правда, глаза не серебристые, а оловянные. А у Комтура густо-свинцовые, тяжелые, мертвые... Но все-таки это был почти близнец Ильки. Да, Рэм был чуточку старше - но мальчишки в этом возрасте быстро тянутся вверх, наверно, и Илька был бы сейчас таким же... если бы не та пуля.
- Откуда... это у тебя? - спросил я онемевшими вдруг губами.
Глаза Рэма потемнели.
- От... - он явно опять хотел сказать про крылатого крокодила, но замолчал и стал глядеть в сторону.
- Илька? - шепотом спросил я, обмирая от безумной, невозможной надежды - что мне лишь в кошмарном сне пригрезился тот день, и негромкий щелчок выстрела, и маленький холмик в дальнем углу больничного подвала... и сейчас Илька перестанет притворяться, обнимет меня и все расскажет...
Рэм вздрогнул.
- Илька погиб, - проговорил он. - Ты сам мне рассказывал. А это... это еще со штурма Цитадели. Гвардейцев сбросили с самолетов, а мы думали, что самолетов больше не осталось. Оказалось, что Злые Мастера два сохранили. Все стояли на стенах, а гвардейцы ударили сзади. Я взял гранаты, побежал, потом увидел офицера... он смеялся и стрелял по малышам, которые подносили нам патроны. В упор. Потом он выстрелил в меня - а я никак не мог чеку вырвать, она такая тугая - жуть. Когда они захватили Цитадель и стали убирать... улицы, меня тоже отвезли к Старым Шахтам. Ночью всех должны были сбросить вниз - так приказал комитет по борьбе с эпидемиями. Но меня подобрал сторож, дед Алвас. Он вообще-то колдун. Он меня вылечил - после рассказывал, что я умер уже, но у него была рыбка. Тогда я ничего не знал еще! Я потом даже сам поймал такую рыбку - это просто, только надо чтоб солнце было яркое. А я тогда не знал про Равновесие.
- Какое Равновесие?
- Когда кто-то оживает, кто-то другой - наоборот. Оказывается, рыбки - это на самом деле сердца людей с одной далекой планеты. Чтобы исполнить желание - или чтобы оживить кого-нибудь - надо рыбку сжать. Насмерть. Чтобы косточки хрустнули. И тогда на той планете кто-нибудь умрет... Можно и без рыбки. Но тогда все равно кто-нибудь должен умереть. Так в Книге написано.
Я похолодел, несмотря на окружавшее нас банное тепло. Я вспомнил - на меня падает стена, а Кирилка кричит - "Дядя Сева, не надо!.." - и бросается ко мне. Мне показалось, что я тогда услышал...Надеюсь, это был только треск рушащихся перекрытий. Хочу надеяться...
Когда мы отмылись до конца - изведя почти все мыло и осоку, дважды облившись холодной водой из кадки, с трудом отстирав свою одежду, то закутались в простыни, которые лежали на одной из лавок. Они были рваные, но чистые. Рэм ловко соорудил себе из простыни что-то вроде халата, и начал возиться у плиты. Он нашел немного заварки и решил сварить чай. А я тем временем зажег лампу на столе - уже незаметно стемнело, и стал осматривать странный молот.
Конечно, я врач, а не кузнец. Но с железом дело иметь приходилось - и когда чинил свой старенький "Приднестровец", и когда у нас в больнице в очередной раз отказывал изношенный наркозный аппарат. Непонятная это была кузня - без горна, без мехов - просто чугунная плита, а над ней молот на блоках. Поднятый, кстати, под самый потолок - я опасливо поежился, представив, с какой силой ударит эта здоровая, на пару центнеров, чушка в плиту. Не дай Бог, износится от времени этот ржавый рычаг, что удерживает молот на весу...
Что же здесь ковали?
- Сева, - упустив вдруг свое неизменное "дядя", спросил Рэм, - тебе крепкого чая, да?
У меня защемило сердце. Вот так, бывало, я возился дома с какой-нибудь самоделкой, или конспектировал свежий номер "Педиатрического вестника", а Илька, как обычно постучавшийся вечером ("Дядя Сева, можно у вас переночевать? Мама... снова...") готовил ужин, потихоньку отмякая, отогреваясь, и в конце-концов весело восклицая: "Сева, а чай будет крепкий, но без сахара! Ты опять забыл в магазин зайти!"
- Дядя Сева! - удивленно и немного испуганно повторил Рэм.
- Да, крепкий, - прогоняя наваждение сказал я. - Рэмка, а что в этой кузне делали?
Рэм подошел ко мне, прижался, постоял минуту, глядя на чугунную плиту. Тихо сказал:
- Мечи. Здесь работал Великий Мастер Ахара.
- Он был Добрый или Злой?
- Он был Великий.
- Все равно...
- Добрый, наверное. Он хотел сделать Хрустальный Меч.
...Что-то затронули во мне эти слова - Хрустальный Меч. Словно серебристый, как глаза Рэма, перезвон бубенчиков повис в воздухе старой кузни.
- А что это за меч? - осторожно спросил я. - И как здесь можно ковать - без горна...
- Горн не нужен. Мастера делали мечи из ледяных жаб. Понимаешь, в них сила земли, воды и воздуха. Когда они совсем-совсем замерзают, их можно ковать как металл. Доспехи Комтура из них скованы, и шестеренки Оси тоже.
- Из жаб?
- Они ведь уже совсем замерзшие, им не больно. Эти мечи - они словно стеклянные. И любое железо разрубают. Только, говорят, они через год тают... А Мастер Ахара хотел сделать особенный меч, чтобы он не таял, и был сильнее обычных мечей. Он его назвал Хрустальным Мечом.
- И сковал?
- Никто не знает. Комтур послал гвардейцев - целый полк, и они схватили Ахара. Потому что в Книге было предсказано: "Комтур падет от Тени Хрустального Меча". Никто не понял, как это, но Ахара схватили. Убить его не могли - он же Великий Мастер. Но зато приковали к Оси - и он теперь должен ее смазывать до конца времен.
Я еще долго стоял, глядя на чугунную плиту. Нет у нас ни Хрустального Меча, ни обычного - только мой "Ингвар" и волшебное умение Рэма, что то появляется, то пропадает...
Мы попили чай - Рэм заварил его превосходно, да еще и нашел в шкафу полотняный мешок с сухариками и глинянную крынку с остатками меда, и осоловели от сытости. Сил никаких не осталось.
- Где будем спать? - деловито спросил Рэм. - Я с лавки точно свалюсь, я вертлявый...
Он подошел к столу, пошатал его и поморщился. Стол и впрямь был очень уж валкий. Тогда негодник Рэм подошел к чугунной плите и стал ее разглядывать.
- Она теплая, - сообщил он. - И я как раз помещусь.
Я едва удержался, чтобы не шлепнуть его по самой беззащитной части тела.
- Я тебе помещусь! Хочешь меня до инфаркта довести?
- А че...
- "Ниче"! Давай, помогай, вертлявый...
Вместе мы быстро сдвинули лавки и устроили вполне приличную постель. Я привернул фитилек лампы и улегся.
Как ни удивительно, заснул я не сразу. Мешали мысли - о доме, о больнице...
Трудно им теперь будет, когда обвалилось левое крыло. Теперь ни воды, ни картошки из склада. А как они без меня будут оперировать? Сергей, конечно, хирург неплохой, но уж больно молод. И нет в нем чего-то такого... неуловимого, без которого детский врач не может стать настоящим доктором.
Наверное это возраст. Ладно, справится, выхода-то нет. А может армия все-таки прорвется к больнице...
Когда я уснул, мне снился дом, в котором меня ждали. Дом с золотыми, с рамой как буква "Т" окошками. Мой дом.

7

МОЛОТ И ФАКЕЛ

Нет, не хотела судьба дать нам передышку!
Проснулся я от скрипа двери - привык, задремав в ординаторской, вскакивать при появлении Люси, когда привозили еще одного раненого мальчишку... Наверное, это меня и спасло - едва я шевельнулся, как в лавку вонзилась тяжелая арбалетная стрела. Как раз между моим плечом и золотистыми прядями Рэма.
На пороге стоял гвардейский офицер - тот самый, что схватил вчера утром Ромку.
- Пригрелись, - почти весело сказал он. - Вставайте, пора.
Многозарядный арбалет в его руках смотрел прямо мне в лицо. Рэм завозился, поднял голову и тоже замер.
В голове у меня билась лишь одна мысль - как? Как они нас нашли? И офицер словно прочитал эту мысль.
- Седла-то - от Оси работают, - сообщил он. - Отследить их - легче легкого.
Рэм виновато и беспомощно посмотрел на меня. И такой страх и беззащитность были в этом взгляде, что и я словно упал в омут беспомощности. Но тут офицер ухмыльнулся, и добавил:
- Ну, вставайте. У вас целая ночь была... хватит.
И он мерзко осклабился. Так гнусно - что я п о н я л, что он имеет в виду. Меня всего ожгло ненавистью и отвращением. И я холодно сказал:
- Лучше подними руки и оглянись.
Глаза офицера на секунду утратили оловянный блеск, стали испуганными, потом он засмеялся:
- Детский прием, доктор...
И в этот миг - есть все же справедливость! - ржавый рычаг, на котором держался молот, не выдержал и тихонько хрустнул.
Как он дернулся, самодовольный гвардеец! Но оружия не бросил - а повернулся, приседая, и выпалил на звук. Точно выпалил - стрела вонзилась в прорезь ломающегося рычага, и уже опускающийся молот задрожал, останавливаясь.
А я уже смещался через комнату, подхватывая со стола глиняную крынку, которую Рэм на наше счастье поленился убрать вечером. И этой крынкой изо всех сил ударил офицера по голове.
Он даже не охнул. Упал, в хрусте осколков, и кровь на лице смешалась с желтыми струйками пахучего светлого меда.
- Сева... он?.. - Рэм, уже оказавшийся рядом, поднял на меня глаза. Я кивнул. Мне ли не знать, когда у человека течет кровь из ушей. В больнице бы я его спас, а здесь...
Да и незачем. Я вспомнил, как он бил Ромку по тонкой шее прикладом арбалета - и жалость ушла.
- Одежду, Рэм! - крикнул я, подхватывая арбалет. Голышом много не навоюешь. Бросился к двери, распахнул...
И в глазах потемнело от черных комбинезонов, заполнявших двор. Была у меня лишь секунда - и я ее использовал. Дал очередь всем магазином, навскидку - стрелы пропели, расчерчивая влажный воздух, и вонзаясь - какие в ограду... а какие и не в нее.
Когда я захлопнул дверь, она задрожала от ответных выстрелов. Стальные клювики стрел пробили ветхие доски и слегка высунулись внутрь.
Рэм протянул мне одежду, и я, задвинув засов, стал натягивать джинсы.
- Много? - шепотом спросил Рэм.
Я кивнул - не было смысла врать.
- Ты можешь сейчас... ну, как с теми...
Рэм покачал головой.
- Нет... дядя Сева, простите...
Он чуть не плакал. Я прижал его к себе.
- Не надо, малыш. Все нормально... Одевайся.
Но я-то понимал - ненормально. И Рэм тоже.
- Сева... - голос его вдруг стал тверже. - Нам так не уйти. Надо... помните, я про рыбок рассказывал?
- У тебя есть рыбка? - я чуть не задохнулся от волнения.
- Нет. Но я ведь уже ее использовал - я теперь сам как рыбка. Вы только меня сожмите... чтобы хрустнуло. Вы ведь сильный.
- Рэм... - холодея прошептал я. - Неужели ты думаешь, что я могу такое сделать?
- Оба погибнем, - отчаянно выкрикнул он. - Вам-то что, вас только с Башни в Горящие Рвы сбросят... а меня... - он замолчал, явно не в силах сказать о том страшном, что его ожидало. - Лучше сразу... и хоть вы спасетесь!
Я покачал головой. Тут-то и случилось страшное.
Как я мог быть так наивен, что не заметил его рывка! Из-за шума во дворе, глухих ударов стрел и отрывистых команд? Из-за предательского страха?
Рэмка запрыгнул на чугуную плиту, замер на мгновение - тонконогий, стройный, такой трогательно-беззащитный рядом с холодным железом.
- Не двигайся! - закричал я. Я не понял еще, что он замер, потому что загадывает желание.
- Прощайте, дядя Сева, - одними губами прошептал Рэм, опускаясь на плиту. И рванул из прорези заклинившую механизм стрелу.
Я закричал. Повторялся тот страшный миг, и оседающее бетонное перекрытие, и Кир, бросившийся ко мне...
...чтобы хрустнуло...
Звонко ударил молот - и я скорчился на полу, закрывая лицо руками, не в силах поднять глаз. Стало тихо - очень тихо. Никаких криков, никаких выстрелов.
Рэм меня всетаки спас.
Как Кирилка...
За что же мне так...
Я долго просидел у двери, не в силах ни двигаться, ни думать. Ничего не было в душе кроме холода и пустоты, и звона падающего молота. Гвардейцы могли бы войти и схватить меня, но и гвардейцев не было.
А потом робким теплым огоньком затрепетала надежда.
Звон! Молот зазвенел, ударяясь о плиту! Значит... Рэм не попал под удар? Обмер от страха, и лежит сейчас, не в силах пошевелиться, глупыш...
И как не отгонял я от себя эту мысль - страшно будет ошибиться... она оживала вновь.
Звон молота.
Рэм жив.
И как в детстве, когда мама наказывала меня за очередную провинность, и я с замирающим сердцем (догадываясь, что попадет, но и с каким-то мучительным удовольствием грядущего наказания и искупления вины) покорно шел к ней, так и сейчас я поднялся и шагнул к чугунной плите.
Молот лежал посредине плиты - и ясно было, что не мог он не зацепить Рэма.
Вот только и мальчишки там не было. Только чистый серебристый блеск из-под стали.
Я коснулся рычага (странно - новенького и целого), и молот легко сдвинулся в сторону. И я увидел меч.
Прозрачный, сверкающий, хрустальный.
Ничего не понимаю. А Рэм?
Что же случилось?
Я огляделся. И заметил - вся кузня изменилась. Новее стала, что ли...
Рэм загадал, чтобы я спасся. И я действительно спасся, убежал. В прошлое...
А где-то т а м, в будущем, под обрушившимся молотом... Нет! Не надо! Не хочу!
Чтобы побороть слезы я коснулся меча - рифленой хрустальной рукояти. Она оказалась удивительно теплой. Неужели это тот самый меч, выкованный Ахаром на погибель Комтуру?
Долго бы еще я так простоял - но в этот миг из-за стен донесся донельзя знакомый звук - тихое пение вентиляторов. И здесь они, гады!
Я схватил меч и прыгнул к двери. Не было во мне сейчас иных желаний, кроме как бой - кровавый и беспощадный, с теми, кто посмел убивать детей.
Дверь раскрылась легко, словно петли были недавно смазаны. И я увидел...
Прислоняясь спиной к частоколу стоял перепачканный, темноволосый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. В руке у него был жарко пылающий смоляной факел. А вокруг, с прозрачными мечами в руках, гарцевали на седлах четверо гвардейцев. Похоже, они хотели взять мальчишку живым.
Но стоило им приблизиться, как резкий взмах факела отбрасывал их назад. Меч одного из стражников лизнуло алое пламя... и клинок вдруг исчез, рассыпавшись красными от огня искрами. Стеклянные мечи! Мечи, которые рубят сталь... Но мальчишка держался легко и отважно, как Илька тогда, в операционной, когда граната-"ананаска" в его руке заставила позорно убежать Самата Мамадова и его головорезов...
- Сдавайся, факельщик! - тонко и противно крикнул один из гвардейцев. Мальчишка лишь засмеялся, взмахом факела заставляя его отступить. Но я видел - факел уже начинает коптить, тухнет...
И я бросился на помощь.
Меч словно пел, танцуя в моих руках. Мастер Ли, прости меня за те споры, когда я, наивный и упрямый, спрашивал: "Зачем мне умение Меча?" Вот зачем... Для этого боя. Чтобы слуги Черной Книги Комтура бросились бежать. И чтобы не дать им уйти.
Когда все кончилось, я вытер меч об одно из седел, и позволил себе посмотреть на мальчика. Тот опустил факел - меня он не боялся. Словно узнал. Словно и я его знал...
Я сделал шаг, другой. И спросил, безнадежно и устало:
- Илька?
Он улыбнулся, по-хорошему, но непонимающе.
- А откуда вы меня знаете?
Нет, не может такого быть... снова.
Взлохматив ему рукой волосы (темные...) я осторожно развернул мальчишку спиной и задрал ему рубашку. Вот...
Звездочка входного отверстия пули под лопаткой. А на груди... Шрам под ключицей. Пуля должна была пробить сердце... да она его и пробила, там, в больнице.
- Илька! - беспомощно повторил я.
Он качнул длинными ресницами, виновато улыбнулся.
- Меня зовут Илиан. Но если хотите, то зовите Илькой. А вы ученик Ахара, да?
Я молчал, не зная что и сказать.
- Они его утром увезли, - строго сказала Илиан-Илька. - Только засаду оставили. Почему вы его не защитили? Тоже не успели, как я?
- Кто ты?
Мальчишка как-то сразу весь подтянулся, стал собраннее, строже. Взрослее, что-ли.
- Командир третьей семерки Ордена Вечного Жемчуга Факельной Дружины. Мы вчера вышли через грань... - он вдруг всхлипнул. - Уже все пути расшатались. Ваша планета из Кристалла вываливается, из-за того, что на Оси шестеренки... Мы далеко отсюда вышли. И не успели, а там еще гвардейцы. Вот... только я дошел...
Я взял его на руки - легонького, сразу беспомощно обмякшего, и пошел к Кузне. Факел свой он так и не выпустил.
Нам обоим нужно было прийти в себя.