Эфедрин

Ты идешь зимним вечером. На улице холодно и идет снег. Ветер как будто листами стекла скользит около твоих глаз, того и гляди срежет слой замерзшей бесчувственной кожи. Красная комнатка, которую ты зовешь своим ртом, за секунду проживает оборот Меркурия. Студеный воздух засасывается, проходя между зубов словно по какому-то коридору и над языком, как по ковровой дорожке. Спустя мгновение горнило легких выбрасывает в трубопровод бронхов горячий туман. Зубы, закутавшись поудобнее в десны, обсуждают прошедший день. Язык уже давно сошел с ума и не принимает участия в разговоре. Ежедневные философские беседы поднимаются во рту Эфедрина. Аристотель спрашивал: если постепенно заменить все до единого бревна в корабле, можем ли мы считать, что это все еще тот корабль? Жителей красной комнатки это, конечно, не интересовало. Их волновали вопросы человеческие, этические. И среди них главными были: а что делает Эфедрина геем? и геи ли его зубы? гей ли его язык?
- Нет, я точно не гей, - сказал зуб мудрости. - Я вырос за коренным, поэтому меня члены, которые сосет Эфедрин, не касаются.
- Вздор, - ответил кто-то. - Редкость ли, когда его так долбят, что челюсть ходуном ходит? И тебе достается. Как не достаться!
- Не бывало такого никогда, чтоб касался, - продолжал зуб мудрости. - Бывает, конечно, я с тем не спорю, нависнет громадина бордовая, да как начнет ломиться в глотку! Да только меня-то никогда не касалось.
- А не оттого ли ты шатаешься, что и тебе хватило?
- А отчего я шатаюсь, не твоего ума дело. Страшно, вот и шатаюсь. Да только не гей я, и все тут.
- Ну, а слюна-то, а сок-то яичный к тебе тоже не подплывают что ли? От этого уж никуда не денешься.
- Это дело другое...
- Ну, другое! Да вещь-то еще более зашкварная, чем сама сосиска.
- НЕ ПИДОР Я! НЕ ПИДОР!! - истошно заорал зуб мудрости. Безумие охватило еще один столбик дентина.
Эфедрин почувствовал резкую зубную боль. Он мысленно пожаловался на некачественные пломбы, поставленные каким-то дантистом: "Врач пидор, сука. Пидор, блядь". Разумеется Эфедрин знал, что дело не в пломбе: с последнего посещения гей-клуба стонали не только зубы, глотка и дырка, но и душа. Подходила к концу его жизнь, жизнь Макса Эфедрина - гея-экзорциста.
Между тем разговор во рту продолжался.
- Еще один поехал!
- Оклемается. А вот его сосед напротив уж более никогда.
- Чего так?
- Расплавился. Так сильно драли Эфедрина, что рот раскалился, как печь доменная. Мы-то ближе к выходу - нам легче, а он, бедный, остудиться не мог, ну и расплавился.
- Нихуя себе!
- К сожалению, все ровно наоборот.