Selfsbor

Самосбор. Замкнутый.

 - Братик, что ты делаешь?
 - Уроки учу, контрольная же завтра.
 - А потом поиграешь со мной?
	Так-то я действительно сильно занят, но и её тоже можно понять. Марина, её подруга, вместе с дедушкой переехала в ДШ-345. Блок наконец-то зачистили, а Фёдор Иванович уже лет 7 стоял в очереди на собственную жилячейку.
	Собственно, Марина была последней девочкой её возраста, так что моей сестрице нечем заняться целыми днями и она докучает мне. Вечером родителям, но сейчас все на работе, шурупы сами себя не выточат.
 - Серёж, так поиграешь потом?
 - Угу, - отвечаю я, - поиграю, хорошо. Прятки?
 - Да, прятки!
 - Тогда иди и прячься, досчитаю до ста и начну искать.
	Сижу и пытаюсь хотя бы вспомнить абзац, на котором остановился. Ага, как же.
 - Серёж, в жилейке негде прятаться. Дверь откроешь?
	Жилейка. Дурацкое слово. Но, оглядывая комнату, думаю, что оно даже более подходящее к нашей реальности. Большая комната, восемь на восемь. В углу, за ширмой, туалет и душ. С одной стороны комнаты окно, на противоположной гермодверь. С большим поворотным механизмом, Юле и не достать-то до него.
 - Что нужно делать…, - только начинаю я, и слышу, что моя сестрица уже вторит мне.
 - Когда  слышишь сигнал тревоги? Бежать, что есть сил к ближайшей гермодвери. Если вдруг слышишь сигнал, или видишь фиолетовый туман, или чувствуешь запах сырого мяса, бррр, - она аж дернула плечами, - Я помню, братец, я не буду уходить далеко. К лестнице не пойду.
 - Вот ещё б ты к лестнице ходила. Ладно, давай открою. Если долго не смогу найти, найдешься сама, как победительница.
	Поворачиваю колесо гермозатвора, открываю ей дверь. Юлька показывает мне язык:
 - Я всегда побеждаю!, - и убегает.
	Конечно, не искать же мне её всерьез, тест сам к себе не подготовится.
***
	Что-то долго нет моей победительницы, надо, и вправду, пойти поискать. Снова затвор, снова гермодверь. За ней – просторный длинный коридор. В нашем блоке двадцать жилеек. Три пусты, но в них и въехать нельзя, двери заварены по периметру после последнего самосбора.
	Юльки в коридоре не видно. В гости она ни к кому пойти не могла. Время ещё рабочее, кроме нас с ней в блоке никого и нет. Заноза мелкая, точно к лестнице пошла. Хотя нет, с другой стороны коридора есть лифт. Он стоит сломанный, заявку на ремонт еще в прошлом месяце отправили, но разве ремонтников дождешься? Да и привыкли все к лестницам. Застрять в лифте во время самосбора – что уж там, смертельно. В итоге, наш так и стоит на пол-этажа ниже, с еле приоткрытой дверью. Взрослым туда не пролезть, но девочке пяти лет – плёвое дело.
 - Юль, я знаю, что ты в лифте!, - кричу ещё с половины пути, - выходи, твоя череда побед закончилась!
	Молчит. Что ж ты будешь делать. Подхожу к самому лифту и слышу, что она ревёт. Скорее даже, уже наревелась и просто всхлипывает, дышит часто-часто. Слышит меня:
 - Серёж, я выбраться не могу.
 - Что случилось?
 - Я спрыгнула сюда, но поскользнулась вверху. Ногой ударилась, не могу встать на неё. Серёж, вытащи меня отсюдааааа.
 - Не реви. Сильно болит?
	Что ж делать-то? Взрослые все на смене. Придут не раньше чем через час. Сам я уже в эту узкую щель кабины не пролезу. Пробую как-то раздвинуть двери, но куда мне. Из занятий – одна учеба и шахматы с отцом, из еды – только белковые концентраты. Я с сестренкой на руках устаю-то через пятнадцать минут.
 - Болела сильна. Сейчас я её почти не чувствую.
	Блин, скорее всего перелом. Влетит же мне вечером от родаков. Набор шин дома был, но ближайший медпункт закрыли два месяца назад. Значит, надо идти на четыреста шестьдесят восьмой этаж. А это восемьдесят девять этажей без лифта и с ребенком на руках. Но это всё потом, сейчас её надо хотя бы достать. Вспоминай, Серёга, что-то там было в разделе механики. А, рычаги!
 - Юль, терпи, я схожу к пожарному стенду.
 - Нет, не уходи!
 - Тогда я не смогу тебя достать. Мне нужен багор, что сильнее открыть двери лифта, как мне ещё до тебя добраться? Я быстро!
	Пожарный стенд посреди коридора, прям напротив нашей жилейки. Багор, конечно, тяжелый, но если не нести, а тянуть – вполне хватит сил. Тащу, уже где-то четверть коридора прошел, кричу Юльке:
 - Слышишь, скоро вытащу тебя оттуда!
	И тут в нос бьет запах сырого мяса. Самосбор!
***
	Фёдор Иванович рассказывал, что в старом мире дети учили наизусть молитвы. Это такие стишки с просьбами. Или с благодарностями. Рассказываешь его перед сном и как бы благодаришь мир за то, что имеешь.
	У нас никто не знает молитв. Зато каждый ребёнок с детства учит план блока, в котором живёт. Каждый ребёнок с детства знает фиолетовый цвет. Каждый знает запах сырого мяса. «Бежать, что есть сил к ближайшей гермодвери». Простое правило, доведенное до автоматизма. Отличный подход. Оно спасёт тебе жизнь, потому что ты ещё даже не успеваешь осознать, что происходит, а ноги несут тебя знакомым маршрутом, руки закрывают гермозатвор. Ты прижимаешься лбом к холодной двери. Чувствуешь бешенное биение сердца. Ты в безопасности.
	И только затем приходит осознание, что этот отличный подход не работает, если ты сидишь в лифте со сломанной ногой.
 - Чёрт! Чёрт! Чёрт!
	Я тарабаню по металлической гермодвери. Меня переполняют слёзы, но они заглушены сигнализациями, общей и локальной. Общая замолкает, когда кончается сам самосбор, локальная – когда место зачищено ликвидаторами. Бравые ребята, своими граблями зачищающие последствия инцидента. Убирают биомассу, продукты распада, тела. Тела.
	Если бы я, и вправду, поиграл с ней. Пошёл бы ее искать. У меня было бы время вытащить её, я мог бы спасти её! Что, если в лифте её не тронуло? Она сидит там, плачет и зовёт меня? От погруженности в эти мысли меня выталкивает резкий звук её голоса по ту сторону двери:
 - ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОМОГ МНЕ, БРАТИК? ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СПАС МЕНЯ? ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ, БРАТИК? ОТКРОЙ! ВПУСТИ МЕНЯ!
	Не в силах противиться, я открываю гермозатвор…
И просыпаюсь.
***
 - Что, опять кошмары?
	Замкнутый смотрит на меня участливо:
 - Ты звал свою сестрицу, снова тот день?
 - Да, нашей встречи.
	Сидит, опёршись на уже собранный рюкзак. Старый, военный, с ещё металлическими трубками под спину. На Замкнутом ватник, сильно ношенный, ушанка с подвязанными ушами, респиратор откинут. Мой друг и наставник что-то прикидывает в уме:
 - Это сколько уже? Семнадцать лет прошло. Подумать только. Когда мы встретились, мне было почти столько же, сколько тебе сейчас. Ну, неделя, плюс-минус.
 - А я был десятилетним мальчишкой, потерявшим семью. Почему ты забрал меня?
 - Чтобы помочь. – он отворачивается в сторону вышележащего лестничного пролёта, - вот уж не знаю, кому. Ладно, собирайся.
    Я потянулся, прохрустел суставами. Спальник уже старый, все равно мерзнешь за ночь на бетонном полу пролёта. Да и спина затекает. К такому всё равно тяжело привыкнуть, пять лет практики или семнадцать.
 - Мы заглянем по пути в какой жилблок? Нам бы пайки дополнить, осталось двенадцать концентратов. И воды всего ничего, - я провел рукой по куцей бороде, добавил мечтательно, - да и побриться бы.
 - Заглянем. Где-то на полпути будет жилблок ОТ-4-21, большой, жилеек на семьдесят. Говорят, там даже ещё кинозал работает.
 - Ох, ничего себе. Это ж плёнке уже под сотню лет. Делали же раньше.
 - Да у нас всё «делали раньше». Сейчас только концентраты, шурупы, да люди. И те измельчали. Пойдём.
    Пойдём, ага. В детстве зачитывался книгами отца. Я мало что понимал в них тогда, да и сейчас, многое приходилось искать в нейросети. «Лес», «Небо», «Поле», «Море». Абсолютно не значащие ничего для меня слова, но примерно я понимал о чем речь. И герои книг шли по этим лесам и морям, лазали по горам, летали по небу. А здесь ты идешь либо вверх по лестнице, либо вбок по бетонным коридорам. Всю жизнь. Если ты глуп или стар – едешь на лифте, но я вроде уже не первый и пока не второй. Да и с лифтами у меня как-то с детства не заладилось. Грёбанные кошмары.
 - Замкнутый, ты видишь кошмары? – мы останавливаемся перевести дыхание.
 - Конечно, - он ухмыляется, - Мне даже не надо для этого спать.
***
    Между лестницей и блоком ОТ-4-21 очередная гермодверь. Только мощнее, чем отделяющие жилячейки от коридора. В полтора моих роста, это больше двух с половиной метров. Примыкает к металлическим косякам впритык, миллиметр к миллиметру. На то она и гермодверь. Мы с Замкнутым напару проворачиваем затвор и только теперь начинаем слышать локальную сигнализацию! Самосбор!
    Точнее то, что остается после него. Ошметки биомассы на полу. Остатки фиолетового тумана, стремительно засасываемые системой вентиляции блока. Сладкий запах сырого мяса. Мы надеваем респираторы и проходим в коридор. Дверь приходится плотно закрыть за собой, чтобы ничего не покинуло территорию блока. Я сам не видел, но Замкнутый часто рассказывал о различных тварях. В байках ликвидаторов эти твари - то, чем становятся люди под воздействием инцидентов. То, чем могла стать моя сестра...
 - Не надо, - говорит Замкнутый, указывая на мои грабли. Видимо, я машинально достал их, чтобы начать убирать биомассу, - сюда скоро явится бригада рядовых ликвидаторов, а у нас задание, помнишь?
 - Да, помню. Пайки хоть получим?
 - Иди за своей нормой, я пока осмотрюсь.
    Ну и ладно. Я мельком оглядываю коридор, замечая в дальнем конце нечто, похожее на трубу мусоропровода. С тем лишь отличием, что сбоку приварен небольшой ЭЛТ телевизор и сканер отпечатков пальцев. Протираю сканер от пыли, стягиваю перчатку и прикладываю палец к считывателю. Ничего. Приходиться пару раз ударить по конструкции и, наконец, по экрану начинает идти рябь. Нейросеть грузит там что-то свое, сверяет мой палец с базой данной. На экране пропадает вечно вращающееся кольцо загрузки и появляется информация обо мне.
    Сергей Анатольевич Петров. Двадцать семь лет. Профессия: ликвидатор. Должность: засекречено. Место рождения: ОТ-4-79Л.
    Погодите-ка. Замкнутый про него и говорил же! Секретное задание, про которое он твердит всю дорогу. Вот же блин, надо, наконец, добиться от него хоть какой-то информации. Родной блок, кто бы мог подумать.
    Брожу по меню, заказываю месячную норму белкового концентрата, подтверждаю, подтверждаю. Пока жду заветного грохота в трубе, слышу вдруг Юлькин голос.
***
 - Братик, ты все-таки пришел!
    Конечно, пришел. Будто у меня выбор есть. Мама ушла к бабе Тане. Папа остался на еще одну смену. Пока мужики будут делать шурупы, он вместе с дед Федей собирается доделать Юльке коня. Обычного, металлического коня-каталку. Не бог весть что, но подарок все равно нужен на день рождения. Она будет и этому рада.
 - Ты все собрала? Ничего не забыла? Элла Антоновна закроет жилячейку на ключ, так что если что забыла - заберешь только завтра. Проверь еще на раз.
 - Да не забыла, не забыла, - дородная женщина треплет меня по волосам. У нее тяжелые теплые руки, пахнущие акварелью, - Сережа, передай маме, чтоб завтра сама зашла за Юлей, мне надо с ней переговорить.
 - Конечно, Элла Антоновна.
    Она открывает нам дверь и выпускает в коридор. Люминесцентные лампы горят тускло, так что в противоположном конце коридора я вижу знакомую фигуру, но не могу сразу разобрать, кто это. Он кричит мне, машет рукой, затем достает из-за плеча какую-то палку и... стреляет. Я машинально скидываю автомат с плеча и стреляю в ответ, поражая мужчину точно в грудь очередью в три патрона, как Замкнутый учил меня.
    Замкнутый, точно! Вот чья это фигура. Понимаю, что не чувствую боли, смотрю на свое тело в поиске пулевой раны, вроде цел, а Юля! Юля, сестенка! Обрачиваюсь и вижу ее на полу, рядом с пунктом выдачи пайков. Истекает кровью. Ее маленькое тельце вздрагивает, она плачет:
 - Ты снова дал меня убить, братик. Снова не спас меня. СНОВА НИЧЕГО НЕ СМОГ СДЕЛАТЬ, МОЖЕШЬ ТОЛЬКО СТОЯТЬ И СМОТРЕТЬ, КАК Я УМИРАЮ, ДА? ДАВАЙ ЖЕ, БЕГИ! СПРЯЧЬСЯ, МОЙ МАЛЕНЬКИЙ БРАТИК! СПРЯ...КХ.. кх
   Кровь начинает течь из ее рта, не давая ей больше ничего сказать. Ее тело дрожит все сильнее, я плачу и порываюсь обнять ее, но наваждение проходит так же внезапно, как и началось. Передо мной тело взрослой обезображенной инцидентом женщины. Изия! О ней я часто слышал от рядовых ликвидаторов, что рассказывают байки новичкам. О монстрах, что встречаются на уборке. О том, что белковые концентраты делают из людей. О проводах линий оповещения из нервов высокой проводимости, которые достаются видимо из тех же самых людей, что идут на белковые концентраты. Слушая эти страшные, но глупые байки, вряд ли предполагаешь, что, однажды, вживую встретишь Изию. Хотя, Замкнутый тоже как-то рассказывал о такой... Замкнутый! Я же подстрелил его!
    Вскакиваю и бегу через весь коридор, забывая и о пайках, гремящих в трубе, и об Изии, и о Юле, кричу на бегу:
 - Замкнутый, держись!, - и не слышу ответа.
	Подбегаю. Он истекает кровью, но всё ещё жив. Ищу, чем бы зажать рану, он вцепляется мне в руки:
 - Оставь меня, ничего уже не сделаешь. Не трать время.
 - Прости, прости, Замкнутый. Она влезла в мой разум, ты в сестру мою выстрелил, вот я пальнул машинально. Да что делать-то? – вытащил в спешке бинты из рюкзака, прижимаю к ране, твержу ему:
 - Держи крепче, не отключайся!
	Берёт уже насквозь пропитанные кровью бинты, кидает куда-то в сторону, из последних сил шепчет:
 - Спаси мальчика, Серый… - и отключается.
	Нет-нет-нет-нет. Я хочу кричать, но в горле ком, так что издаю только всхлипывания. По щекам текут слезы. Да какой мальчишка? Я сам, как ребенок, потерял единственного человека в своей жизни, он же мне как отец был. Всему научил, что умел. Мы и не ссорились ни разу. Хотя нет, было однажды.
***