Tts-tts

— Срежь мои ногти, срежь мои ногти.

Ночь безлунная, день бессолнечный. Есть ли время над нами? Нищие всюду: в рванье, в рвах роются, роятся обобранные, ободранные. Ждут корабля. Ждём корабля. Есть ли земля под нищими?

— Подайте, — хриплое.
Смотрю: не вижу. Только снег, три года как снег. Говорят, что три. Ладонью в карман, холодные: мина, мина, шекель. Не хватит, не то. Мина, мина, шекель... Ещё. Бросаю монетку Одина. Поймает ли?
Звенит:
антитезис, антитезис, антитезис.
Не повезло, значит.

— Срежь мои ногти, срежь мои ногти.

Три года снег, три года молчания о ядерной зиме, о спасительных кораблях. Три гранатовых ядрышка съели мы как-то, это было давным-давно, и с тех пор не найти ничего, вроде них, на свете. Гранатового не найти, красного не найти. Белизна, тёмная белизна кругом, и за нею ни звёздно-белого, ни молочного, ни лилейного.
Спускаюсь вниз: сидит, изморозь на ресницах, скулы твёрдые, ледяные, глаза из слюды — зеркало. Не смотрю в зрачок. Обнимаю ногами, руками; лицом — к затылку. Кажется, что тепло.
Говорю:
— У меня ведь и ножа нет.

Сидим. Дыхание мерное, еле слышное. Только трескается тишина от бесцветного:

— Срежь мои ногти, срежь мои ногти.

А потом шёпот: корабль пришёл, пришёл, шёлшёлшёл. Рвётся шёлковое молчание. Бегут, бьют друг друга, берут свой нехитрый скраб, скребутся в дверь, карабкаются на борт. Идём с ними, по ним, поднимаемся. Смотрю: есть ли земля под нищими?
Говорю:
— Вот мы и спасены.
Плачет, колотится, и ни слова.
Ночь — безлунная. За платком — в карман. Мина, мина, шекель...
Полмины.