Заголовок II

Было далеко за полночь, но темнота не проникала в кабинет Эмиабла Спекулятора, мэра N. Ей мешали тяжёлые занавеси на окнах и расставленные повсюду лампы в ампире. По забитым шкафам, по низким вычурным креслам и разномастным прямоугольникам картин, по массивному рабочему столу со множеством ящичков растекался бледно-жёлтый электрический свет. Он придавал шёрстке единорога болезненный оттенок.
Эмиабл нервно перебирал лежащие перед ним листы; вытаскивал из кипы, желая перепроверить написанное, читал пару строчек, какие его пытливый взгляд вырывал из середины, и откладывал в сторону, чтобы схватиться за другой. Одна бумажка, сдвинутая мэром, слетела на пол, но он этого не заметил.
Губы Эмиабла шевелились; лихорадочная улыбка сменялась гримасой отчаяния, и большие серо-зелёные глаза его, влажно блестя, напоминали глаза безумца.
В дверь постучали. Громкий, властный, совсем не похожий на робкое царапанье, по которому угадывались просители, звук вернул Эмиабла к действительности. Мэр встрепенулся, пригладил растрёпанную гриву, точно надеялся привести её в порядок, и разрешил войти.
Посетитель остановился на пороге. То был пони неопределённой комплекции. Он кутался в поношенные, но когда-то роскошные бархатные одежды с бархатными же заплатами. Голову его обвивал шарф, оставляя открытыми только глаза — янтарные, затянутые поволокой, сквозь которую проступала сеть лопнувших сосудов, с неподвижными зрачками.

— Ты ведь помнишь уговор? — раздался хриплый, наждачный голос. Он слегка присвистывал на шипящих.

Эмиабл скривился и открыл было рот, но передумал и с неохотой кивнул. Достав из ящичка короткую, облепленную потёками свечу, водрузил её на стол и зажёг, после чего щёлкнул выключателями. Кабинет погрузился в золотистый сумрак, и предметы накрыла вуаль дрожащих теней.
На лбу мэра выступила испарина, и он вжался в стол, подальше от тьмы, поближе к пламени свечи. Посетитель без приглашения уселся в кресло напротив.

— Зачем этот балаган? — вырвалось у Эмиабла. Он то и дело оглядывался, проверяя, не сгустилась ли тень за спинкой кресла.

— Могу задать тот же вопрос. Постыдный страх для того, кто вертит прожёнными скотами из магистрата как хочет. Хороший политик работает с чужими слабостями, а не выставляет напоказ свои.

— Фобии не… — начал Эмиабл, но был остановлен взмахом копыта.

— Фобии убивают, если не убьёшь их. — Незнакомец принялся разматывать шарф. Взору Спекулятора открылись клочки шерсти неопределённого цвета, чудом державшиеся на язвенной, сукровящейся коже, провалы в плоти и желтизна кости в их глубине. Гуль усмехнулся. Пахнуло консервированной гнилью. — К тому же искусственный свет вреден в моём положении.

Как и всегда при виде этого зрелища, на Эмиабла нахлынула дурнота. Он окончательно стушевался и сказал совсем не то, что собирался:

— На днях убили Скрайба — того старикашку-писателя. Обстоятельства выясняются, но, скорее всего, это сделали пришлые бродяги.

— Какая жалость. Я любил его романчики. Лёгкий способ скоротать вечерок.

— А мне они всегда казались чересчур насыщенными. Словно он не мог вовремя остановиться.

Гуль фыркнул (мордочку Эмиабла обдало зловонием) и, перевесившись через стол, спросил:

— Ты ведь не для этого пригласил меня? Поболтать о высоком, посетовать на бесталанность — оставим чепуху обывателям. Меня интересует дело.

— Д-да, сейчас, — смешался Эмиабл. Он не глядя схватил один из листков и сунул гулю. Тот проглядел его.

— И что?

Злость вперемешку с отчаянием смели страх мэра, выплеснулись криком.

— И что?! Ты ещё спрашиваешь, Венен? Вот, смотри, здесь такого много! Город на грани голода. Фермеры винят плохую погоду, но, Тартар их побери, когда она была хорошей?! И ладно бы дело только в прожорливых горожанах, но бездомные, эти крысы, отсиживающиеся в развалинах... — Мэр поймал взгляд Венена и поперхнулся; община гуля тоже обитала в заброшенной части города, которая была много больше обжитой зоны. Но такта хватило ненадолго. — Выторговывают еду у контрабандистов. И отстрел не помогает, приноровились, сучьи дети, скоты, шлюхины отродья, мулы драные, нашли каналы, а наши придурки и рады... Предметы прошлого, ценные раритеты им подавай, отродья подзаборных ослов!..

Венен сидел со скучающим видом, ожидая, когда Эмиабл выпустит пар. Наконец тот замолчал, судорожно втягивая воздух.

— Караваны? Тенпони? Другие источники?

— Н-нет денег. Высоко-род-ные ублюд-ки задирают цены. У них тоже что-то там случилось, зерно теперь продаётся втридорога. Видимо, рабы подняли восстание. У горцев неурожай, а Тенпони... — Эмиабл закусил губу. — Торговцы с нами больше не сотрудничают. Возмущены тем, что чистим город от грязи. Якобы купаемся в крови. А это, по их просвещённому мнению, негуманно. Давно они, интересно, выползали из своей башни?

Он вздохнул и спросил безнадёжным тоном:

— Может, там, у вас, остались какие-то склады? Может, эти паразиты не всё...

— На известной мне территории нет ни одного продовольственного хранилища, — отрезал Венен. В глубине его глаз зажёгся огонёк любопытства. Эмиабл спрятал мордочку в копытах, и воцарилась тишина.

— То, о чём я попрошу... Должно остаться между нами, — сказал мэр. Он шумно выдохнул и поднял голову. — Я вижу только один выход из создавшейся ситуации. Поскольку бездомные составляют значительный процент от общего числа жителей N и являются париями, то есть им отказано в гражданстве и всех сопутствующих правах, их смерть узаконена и не подлежит обсуждению. Но она станет не только целью, но и средством. — Голос Эмиабла окреп, он уже не говорил — вещал, как будто выступал перед собранием. — Нашему городу угрожает кризис, и они могут послужить ему своей гибелью и посмертием — посмертием чудовищным в обычных обстоятельствах, но оправданным сейчас. Ополчение не так хорошо знает руины, как твои гули, но даже будь по-другому, это поручение я бы ему не доверил. Обо всём знают единицы; они верны и не будут осуждать меня. За других, за слюнтяев из городского совета, я поручиться не могу. Пусть пребывают в неведении до поры до времени. А потом будет поздно что-либо менять, и догадавшиеся предпочтут забыть о своей догадке... — Он не договорил. Подстёгнутое полумраком воображение нарисовало на центральной площади наспех сколоченный эшафот. Наплыли звуки — гомон толпы внизу, перестук дальней стрельбы, крики, в которых при желании можно различить близкий, родной голос... И палач, измождённый пони из черни, с мордочкой, где слились черты нескольких знакомых, занёс потрёпанный, утром рубивший дрова топор; оборванцы ещё не знали, что запасов из поместья всё равно не хватит.

Венен усмехнулся. Гуль был умён и понял, куда клонит собеседник.

— Значит, мы не только монстры, мы ещё и мясники?

— У меня не хватит слуг на разделку. Когда горожане будут готовы есть всё, что движется, никто не станет докапываться, из каких земель пришёл караван. Земель, где вера велит пони кутаться в одежду с головы до копыт.

— Караван со свежим мясом? — Венен расхохотался. Пламя свечи дрогнуло, взбудораженные тени заставили мэра поёжиться. — Какая прелесть! Но у живых без еды действительно отключаются мозги. И что же, ты сам?..

— Конечно, нет. На мою семью хватит.

— Тогда — восхищаюсь. Ты заботишься о своём городе.

Эмиабла передёрнуло.

— А теперь серьёзно. Я видел, как пони бежали из N. Видел взрывы мегазаклинаний. Видел, как после многих лет запустения первопроходцы с опаской заглядывали сюда, как город оживал вновь. И я увижу, как он погибнет во второй раз — если не сейчас, то позже, время давно перестало иметь значение. Мы оказывали друг другу мелкие услуги. Но с чего ты решил, что мои братья будут выслеживать и потрошить одних волосатиков, чтобы потом скармливать их другим?

С каждым словом Венена Эмиабл бледнел всё сильнее. Его захлестнул страх отказа, склизкий, студёнистый, подступил к горлу.

Вкрадчивый шёпот, поселившийся в сознании мэра, едва темнота проникла в кабинет, мешал связно рассуждать, сбивал с мыслей.

— Любая цена, — выдавил он. — Чего ты хочешь?

Венен на мгновение прикрыл глаза.

— Вот теперь мне нравится, куда идёт беседа. — Он поменял позу. — Итак, хочу?.. Чего вообще хотят пони? Либо новизны впечатлений, либо безопасности и счастья для себя и близких. Я держусь первой дороги, ты — второй. Как там, кстати, твоя малышка? Я о Дэйзи, конечно. Говорят, ты раздобыл для неё настоящего робота-учителя. Скрипка? Благородный инструмент и безумно сложный в освоении. И языками тоже владеет, верно? Жизнь не одарила меня отцовством, но, должно быть, ты безумно гордишься, как гордилась бы Симплисити, да хранят Сёстры её сон. — Гуль благочестиво склонил голову, скрывая блеснувшую в глазах иронию. — Прекрасный цветок растёт среди пепла... Но что-то я отклонился от темы. Видишь ли, я давно вступил в тот возраст, которого природа не предусмотрела; её экзотика была исчерпана. Жалким крошкам былого изобилия сопутствует смертельная опасность, а я уже не тот, чтобы напропалую рисковать.
— Так что естественные блага, увы и ах, пришлось отвергнуть. В поисках нового развлечения я обратился к небу. Священники Богинь согласились разъяснить мне, до того не особо интересовавшемуся верой, их постулаты. И каково было моё удивление, когда я узнал, что они считают, будто у гулей нет души! Возмутительно: так нелепо лишиться посмертия! Я решил заняться этим вопросом основательнее и в конце концов пришёл к интересному выводу. Душа только мешает. Имей я её, разве задержался бы здесь хоть на секунду? Твой план чудовищен; знаешь, если верить пастырям, он должен принадлежать мне.

— Душа — это не набор добродетелей, а часть Мировой Души, единой в трёх проявлениях, — сухо сказал Эмиабл. Венен поднял остатки бровей:

— Довоенная философия? Вижу, не только Дэйзи обучалась у робота... Неважно! Душа, набор добродетелей, управляющих поступками, — как ни назови, энтузиазм исследователя не угасить. Особенно волнует меня тонкий надлом там, где схлёстываются сокровенное и необходимое, да ещё когда сокровенное разделено надвое, натрое. Куда укажет незримый поводырь?..

— Хватит!

— Пожалуй, да, — согласился Венен. — Я хочу твою дочь.

Эмиабла бросило в дрожь. Гнев, вспыхнув где-то у сердца, разлился по телу, ударил в голову. Эта тварь тянет свои лапы к Дэйзи! Шёпот перерос в крик. Рот мэра глупо приоткрылся, рог окутала магия. Заскрипел отодвигаемый ящичек, в облаке искр в воздух взмыл пистолет. Эмиабл наотмашь ударил Венена по мордочке, брызнула гнилая кровь.

— Нет-нет-нет-нет, не получишь... — Нацеленное на лоб гуля оружие ходило ходуном: мэр едва сохранял концентрацию. Хватило бы лёгкого движения, чтобы он выстрелил.

Венен не шевелился.

— Не глупи, — с нажимом произнёс гуль. Его пронзительный, гипнотизирующий взгляд изучал глаза Эмиабла, отмечая отчаяние и примесь сумасшествия в их глубине. Прошла минута; если бы сердце Венена работало, оно бы сейчас заходилось ходуном.

Мэр сомкнул веки и обмяк, как тряпичная кукла. Магическое облачко исчезло, и пистолет рухнул на стол, оставив уродливую отметину. Вене осторожно коснулся щеки; регенерация практически залатала ссадину.

— Забудем про это. — Венен подождал, но Эмиабл не отозвался. Гуль прочистил горло и продолжил как ни в чём не бывало; и только изредка прорывавшиеся злорадные интонации показывали, что он был неискренен в своём предложении. — Я люблю откровенность, поэтому расскажу как есть. В общине царит уныние, и её игра на скрипке (ах, как давно я не слышал живого звука!) поддержит нас в трудные минуты, когда мы будем расчленять трупы. Ещё она будет петь: надеюсь, она знает песни на зебринском. Красивый у полосок язык, мелодичный. Ну, а в перерывах я буду иметь её; слухи о бессилии гулей изрядно преувеличены. Когда надоест, отдам её кому-нибудь из помощников. А что тот придумает, понятия не имею. Вот, я честен с тобой. Только на взаимном доверии строятся деловые отношения.

Эмиабл молчал. Только подрагивающие ресницы показывали, что он слушает.

— На твоём месте я бы соглашался. От обезумевших от голода горожан пощады ждать не приходится. А уж когда они найдут еду... Тем более что две жизни, твоя и твоего сына, против одной — выбор очевиден. Я слышал, ты собираешься в следующем году пристроить в администрацию?..

Гуль говорил ещё долго, но Эмиабл оставался глух к его увещеваниям. Казалось, он целиком погрузился в себя. Разочарованный и злой, Венен вскочил, крикнул:

— Тартарова пропасть, скажи хоть что-нибудь! — и стало ясно, что реакции мэра, его отклика, движения его души гуль ждёт больше, чем согласия уступить Дэйзи. Но тот по-прежнему молчал.

— Хорошо... — Гуль успокоился так же внезапно, как разъярился. — Если прислушаешься к голосу разума, пошли записку в обычное место. Мы обсудим технические детали. — Венен закутался в шарф и направился к выходу. У двери он оглянулся и сказал:

— В тебе есть железный стержень, Эмиабл. Но порой его недостаточно. Порой нужна поистине стальная воля, чтобы выжить. И выплавляется она жертвами и только жертвами. — Не удержавшись от угрозы, он добавил: — Но даже воли может не хватить там, где правит случай. Скрайб узнал это слишком поздно; не повторяй его ошибки.

Мэр остался один. Догорала свеча; её огонёк растерянно метался над озерцом расплавленного воска. Вскоре она, пшикнув напоследок, потухла, и кабинет погрузился во тьму.