c3p1

Найти подходящий постоялый двор оказалось куда более сложной задачей, чем представлялось сперва. Дело было даже не в Веронике как таковой, хотя видок у неё был, как у свежего трупа. Проблема крылась глубже: обычные лошади при приближении рыцарского коня начинали сходить с ума. В королевском поместье расстояние между стойлами было больше, а сами стойла — просторнее того, что могла предложить обыкновенная таверна, так что животные могли сосуществовать относительно спокойно. Возможно, Вероника могла бы силой заставить заселить нас, однако сейчас её больше занимали попытки держаться на ногах. И потому мы под аккомпанемент фальшивых извинений и облегчённых выдохов удалялись всё дальше от центра в места, которые с чистой совестью можно было назвать трущобами. Вряд ли их обитатели обиделись бы на столь незавидное прозвище: их быт вращался вокруг попыток протянуть ещё хотя бы день. Настороженные взгляды прохожих были прикованы к нашему оружию, и лично мне было неясно, опасаются ли они внезапного удара или прикидывают, хватит ли у них сил совладать с нами. В случае с обывателями я поставил бы на первое. Однако среди них то и дело попадались невзрачно одетые личности, которые, даже на взгляд дилетанта вроде меня, источали угрозу одной своей манерой держаться.  Были ли это знаменитые банды воров, грабителей и убийц, наводнившие неблагополучные районы? С концептом я был знаком по играм: в нескольких были задания по зачистке разбойных притонов. Игровые неписи, впрочем, выглядели куда более опасно — с уклоном в карикатуру. Демонстрировали вздувшиеся мышцы, голые плечи и многочисленные шрамы, скалили пеньки зубов и играли оружием, которое всегда таскали в руках. Реальная жизнь выглядела менее броской по сравнению с виртуальностью. Просто небольшие компании, которые тихо разговаривали и громко смеялись, сопровождали наше перемещение пересвистом между постами и не забывали держать ладони открытыми. Такая показательная безоружность заставляла предположить наличие у них схронов, раскиданных поблизости. С одной стороны, если стража внезапно нагрянет с визитом — они чисты перед законом. С другой — добраться до ближайшего тайника было делом нескольких секунд.
Один из бандитов повернулся, и краем глаза я ухватил отблеск кинжала, спрятанного за пазухой. Что ж, мне не впервой было ошибаться.
Рука, сжимавшая письменный нож, была мокрой от пота. На официальное оружие, болтавшееся на перевязи и с каждым шагом бившее по ноге, надеяться не приходилось. Сломанная печать добавила бы хлопот, да и шансов напороться на своё же оружие в драке с ним прибавлялось.
Вероника же шла как ни в чём ни бывало, если не считать коротких остановок, чтобы восстановить дыхание. На этом этапе я стал всерьёз сомневаться, что мы выберемся отсюда живыми. Непонятно, что удерживало местных от разведки боем: кинжал проклятого рыцаря, необычный конь или вампироподобный вид девушки. Я нагнал её и прошептал:
— Ты уверена, что нам следует здесь находиться?
Вероника недоумённо посмотрела на меня.
— Ты об этих трусливых псах? Они пекутся только о том, чтобы никто не мешал им грабить бедняков. Неужели ты думаешь, — на этом моменте она закашлялась, что сделало её следующие слова далёкими от убедительных, — неужели ты думаешь, что рыцарь Владыки не перережет их всех, не моргнув и глазом? Любой напавший на рыцаря становится его законной добычей и может быть поднят после смерти. Эти недоумки трясутся за своё жалкое существование не меньше тебя, а скорее всего, даже сильнее. Им ведь есть что терять.
Это было обидно. Настолько обидно, что на мгновение я пожелал Веронике встретить затылком арбалетный болт, выпущенный из-за угла одним из псов, о которых она отозвалась столь нелестно. Однако затем такие мысли пришлось отогнать: во-первых, они не подобали просвещённому жителю современной Земли, а во-вторых, со смертью Вероники неприятности стали бы множиться с геометрической прогрессией. В трущобах для них была идеальная питательная среда, в конце концов: грязь под ногтями, грязь в помыслах и превышение допустимого количества острого железа на квадратный метр. Тем не менее высокомерие Вероники временами переходило все разумные пределы. Выучка на рыцаря смерти определённо отключала инстинкт самосохранения.
— Мы могли бы остаться во дворце…
— В нём опаснее, чем здесь.
Для меня оставалась загадкой её логика. Может быть, она не была человеком? Чересчур иным показывало себя её мышление. Ведь были же в этом мире эльфы, а значит, могло найтись пристанище и другим существам из сказок и кошмаров.
К счастью для моего душевного равновесия, на горизонте показалась таверна. Единственное её стойло пустовало. Местным негде было взять денег на лошадь, а те счастливчики, кому удосужилось перехватить несколько монет, спешили их пропить. Толстый хозяин двора оказался достаточно сговорчивым и жадным, чтобы впустить нас, несмотря на предубеждения. Возможно, свою роль сыграло отсутствие других посетителей. Я мог их понять: настолько грязного и пошарпанного зала я не видел ни на Земле, ни в новом мире. Окна, в которые была небрежно вставлена слюда (о чём мне с нелепой гордостью поведал владелец этого злачного местечка, пока Вероника пристраивала коня), практически не пропускали свет из-за многолетней копоти. Столы и скамьи испещряли жировые пятна, подпалины и глубокие царапины, при ближайшем рассмотрении до странности похожие на отметины от ножа. Свет давали приоткрытая дверь и пара свечей, поставленных, по видимости, для галочки. Зайца я хотел оставить на другом конце конюшни — там, где его бы не хватил сердечный удар от соседства с хтоническим конём, — но меня остановила магичка. Она заявила, что недостаточно милосердна, чтобы кормить каждого нищенствующего воришку, который прознает про новых постояльцев и  вознамерится поживиться чем-нибудь ночью. Мою шпильку про то, что незадачливый вор скорее накормит собой её скакуна, она предпочла пропустить мимо ушей.
— Два обеда, две комнаты. Мою порцию —  в комнату, — бросила Вероника. Получив от хозяина ключи, она протянула мне один и забрала клетку с зайцем.
— И что теперь?
— Теперь будь хорошим мальчиком и дай передохнуть. Мы отправимся в путь завтра с рассветом. А пока… восстановление потребовало много сил.
На мой взгляд, как минимум столько же должно было уйти на то, что случилось во время наказания, но я благоразумно придержал при себе эти мысли.
Вероника всучила мне несколько грубых медных монеток.
— Возьми себе что-нибудь выпить, если хочешь. Главное — не уходи из таверны.
Я покрутил монеты в руках. Они не были круглыми, больше напоминая чешую с рваными краями, сглаженными множеством рук, через которые прошли. На обеих сторонах виднелся потёртый оттиск какого-то корабля. Заметив мой интерес, Вероника тяжело вздохнула.
— Ты понятия не имеешь, какая у них ценность, не так ли? Это одна унирема. За десять медных унирем дают одну серебряную бирему. Сто бирем размениваются на одну золотую трирему.
— Это какие-то названия кораблей? И почему золото ценится настолько выше?
— Отголоски Реманской империи — настоящей империи, а не островных пустозвонов, которые подхватили преемственность умирающего государства. Когда-то она занимала несколько континентов, пусть и не полностью. Но только мельтинским окраинным аристократам хватило наглости заявить о том, что они являются прямыми наследниками.
— То есть…
— Восточные и западные реманы — потомки одной из провинций истинной империи, тогда как Даларан являлся её вассалом. После падения Первой Империи на Мельтинском архипелаге подняли стяг возрождения и начали поход на территорию обрётшего независимость Даларана. Однако после первого отпора реманы погрязли в междоусобицах и развалились на два государства после того, как император Вестан Первый объявил себя посланником Триединых. Он основал Вестанскую секту, которая привела к расколу восточных и западных земель…
Вероника перевела дыхание и опёрлась о стену.
— Остальное потом.
— Но ты не объяснила мне стоимость…
Девушка зарычала, и я почёл за лучшее задвинуть оставшиеся вопросы в долгий ящик. Внезапно магичка отвесила мне смачный щелбан и что-то неразборчиво пробормотала. Я ойкнул и потёр лоб. Несмотря на кажущуюся слабость Вероники, удар её был силён. Более того, я не сумел уследить взглядом за её рукой: в какой-то миг перед глазами змеёй промелькнула кисть, оставив о себе хлёсткое воспоминание.
— Какого…
— Это был ритуал. Если вздумаешь удрать, то через сутки начнёшь гнить заживо. Два-три дня невыносимой боли — порча потянется с ног к голове, но ты не доживёшь до разложения мозга. Скорее всего, дело закончится на животе. Если каким-то чудом доживёшь до уровня сердца, можешь считать себя счастливчиком… или нет? Зависит от того, как на это посмотреть.
— Э-э-э-это шутка?!
— Это предосторожность. Снять чары может только тот, кто их наложил. Поэтому тебе всё равно придётся вернуться, даже если решишь навестить здешние достопримечательности. Правда, я бы всё равно не советовала куда-то отходить: кто знает, как расценит это местный сброд. Поэтому ешь, пей и ложись спать. Завтра будет трудный день.
Алые глаза Вероники довольно заблестели, как у ребёнка, который провернул удачную шалость. На мгновение в её бледное лицо словно вернулась жизнь — вместе с эмоциями, которые я, уже свыкшийся с надменностью магички, никак не ожидал увидеть. Однако повод для их появления ужасал до дрожи в коленях.
Мне только что подписали отложенный смертный приговор.
Всего сутки. Двадцать четыре часа.
Если с ней что-то случится…
Я был обречён.
И, разумеется, теперь не было и речи о том, чтобы попробовать смыться. Полуоформленный план побега грел моё сердце всё это время, пока мы обустраивались в таверне. А теперь…
Вероника похлопала меня по плечу и поднялась на второй этаж. Я же рухнул на ближайшую скамью и спрятал лицо в ладонях. Хотелось кричать. Хотелось плакать. Но абсурднее всего было желание немедленно помыться, словно заклятье Вероники испачкало кожу. Я поискал глазами хозяина таверны, протиравшего грубые деревянные тарелки тряпкой сомнительной чистоты, и вздохнул. Он не походил на человека, который моется чаще, чем под дождём, который застаёт его в пути. А с учётом того, что он едва ли путешествовал куда-то дальше нужника…
Второй раз я очнулся от горестных мыслей, когда передо мной поставили кружку с пузырящимся напитком.
— За счёт заведения, — осклабился толстяк. — Заметил, что милсударь не в духе.
— Это… алкоголь?
В Японии шестнадцатилетним подросткам запрещено было продавать спиртное. И, само собой, я не стремился нарушать закон ради сомнительного удовольствия. Однако в этом мире, по всей видимости, не имелось никаких ограничений в этом плане. Настоящая свобода — пить, убивать и умирать. Стопроцентное соответствие местной морали.
— Обижаете, милсударь. Воды не держим, только первосортный эль. Похлёбка будет чуть позже.
Я задумался, на чём он собрался готовить её, если у него не было воды, но быстро осознал, что это не из тех вещей, о которых стоило бы задумываться слишком сильно. Поблагодарив хозяина таверны, я пригубил напиток. В нос ударило шипучкой, а во рту после первого глотка остался гадкий маслянистый привкус, огненным комом скатившийся к желудку.
— Ну и дрянь, — пробормотал я. Напоминала эта бурда испортившуюся газировку. Если весь алкоголь был таким мерзким, то я ничего не потерял, не попробовав его раньше. Однако организм напомнил о себе, заявив, что я вообще-то не пил ничего с самого утра. После третьего глотка отвратительное послевкусие практически затёрлось.
Человек мог привыкнуть ко всему.
Я поставил кружку на стол и расправил плечи. В голове приятно зашумело. Страх смерти сдвинулся на второй план, а пространство зала словно попало в фокус увеличительной линзы, приобретя странную объёмность и резкость.
Не так уж плох был этот эль.
Я принялся думать, что делать дальше. Мысли обрели лёгкую спутанность и поспешность, но усилием воли я заставил их двигаться в порядке очереди.
Сбежать не получится. По крайней мере, для этого требовалось снять проклятье, которым меня наградила Вероника. Стоило ли верить ей в том, что маги ордена святой Софии были не в силах мне помочь? Они были светлыми; гниение заживо относилось к враждебной для них стихии. В любой игре целительные заклинания Света были способны развеять чары тьмы, нужно было лишь подобрать правильный круг. Работала ли эта схема в реальном мире?
Если прикинуть, вряд ли тычок в лоб и пара слов свидетельствовали о серьёзной магии. При том условии, конечно, что здешняя магическая система не была чем-то совершенно иным по сравнению с тем, к чему я привык. На чём она базировалась? После обрывистого рассказа Вероники, дополненного разбором на комиссии, я ухватил примерную суть стихиальной магии. Но на что была способна сверхъестественная, дуалистическая магия света и тьмы? Каким правилам следовала?
Сам того не замечая, я прикончил содержимое кружки. Владелец таверны в тот же миг оказался рядом со мной. Он положил тарелку, в которой среди желтоватой похлёбки плавала пара морковных кругов и зелени. Я зачерпнул водянистой жидкости и с первой попытки выловил то, что оптимист назвал бы кусочком мяса.
Острой иглой сердце уколола тоска по дому. Онигири. Соевый соус. Горячие источники.
— Ещё эля, милсударь? Это будет одна унирема.
Я кивнул, по-прежнему мрачно глядя на субстанцию перед собой. Всего одна кружка ещё не примирила меня с предстоящей трапезой. Трезвым я это есть не собирался.
После второй кружки я решился попробовать похлёбку. Она была съедобна, нужно было лишь не задумываться об ингредиентах и состоянии посуды, в которой её готовили. Я решил считать её приемлемость заслугой алкоголя: все ощущения обрели мягкую размытость, точно меня убаюкивало покачивание паромной палубы.
Я заказал третью кружку, и в этот момент в таверну зашёл новый посетитель. Наверное, такого ажиотажа это заведение не видело с самого своего открытия.
Вошедшая сняла капюшон с головы. Это была девушка. И какая девушка! По расшитому мехом плащу заструились длинные золотистые волосы. Богатый камзол, целомудренно застёгнутый на все пуговицы, был не в силах скрыть выдающуюся грудь незнакомки. Аристократичные черты её лица будто подчеркнули убогость места, в котором она оказалась. Незнакомка была безоружна или умело прятала стальные сюрпризы в складках одежды.
Девушка убрала лезущую на глаза прядь за ухо и огляделась, с жеманной брезгливостью поджимая чувственные губы. Однако моя скромная персона, приткнувшаяся в углу, отчего-то развеяла её недовольство. Взгляд девушки наполнило любопытство — чрезмерное, льющееся через край. Она подошла к моему столику и спросила:
— Добрый день, господин. Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
Вопрос скатился с её губ хрустальным шариком, гулко раскинувшим свои осколки по недрам пустующего зала. Я молча мотнул головой. Признаться честно, при виде такой красоты я стушевался. Вероника была по-своему симпатична, если забыть особенности её характера, однако незнакомка… она выглядела цветком из императорского сада, по стечению обстоятельств очутившимся посреди каменистой пустоши.
Я ожидал, что девушка сядет напротив, однако она грациозно разместилась рядом. Меня обдало едва уловимым ароматом духов — впервые за пребывание в этом мире я почувствовал что-то отличное от запаха пота и крови. На глаза навернулись непрошеные слёзы, которые пришлось прогнать очередным глотком эля. Мерзкий привкус исчез совсем.
— Для меня стало неожиданностью встретить в этой части города человека, на чьём лице видна печать ума, — прощебетала девушка и, спохватившись, добавила: — Прошу простить моё отсутствие манер. Меня зовут Саюрей.
— Я Накагава Такуми, — произнёс я и приложил усилия к тому, чтобы насторожиться. Пусть в этом мире не слышали о Ханакотобе, однако опасное созвучие имени девушки всё же дёрнуло струну в душе. Но одинокой ноте не суждено было родить песню: меньше всего я сейчас ощущал себя умным человеком. Вслед за телом нега охватила и душу.  — Накагава — фамилия, Такуми — имя.
— Как интересно! Дворянин? Но без родовой приставки? — Взгляд Саюрей не отрывался от моего лица. В какой-то степени это было приятно. В какой-то степени это пугало. Я допил кружку (так быстро?), и страх прошёл.
Внимание красивой девушки наполнило сердце гордостью. Шум в голове исчез, и я понял, что абсолютно трезв. Жар в груди разлился по всему телу, в особенности охватив правую ладонь. Я посмотрел на неё и обнаружил, что её накрывают пальцы Саюрей.
Впервые за долгое время мне было хорошо.