Я лежал одинокий в кровати. Он смотрел на меня, а я на него. Не знаю, что он желал, но я чувствовал, словно это не я смотрю, а он заставляет меня любоваться им.

???

Мать умерла и квартира досталась мне в наследство, как единственному ребенку. Тетя, конечно, что-то пыталась претендовать, но получила смачный подзатыльник от меня и ныне покойной матушки моей (упокой же душу её). Хата представляла из себя обычную бетонную коробку в пятиэтажке и прям и веял дух советских времен, пока я еще не был один. Какое-то время приводил туда девиц разных беспризорных без благородства, достоинства и чести и сам же был таким жалким и никчемным дураком молодым. Ну и конечно пьянки устраивал, как же без них. Однажды мне даже дверь в хату выломали и вывезли за город на неделю. Когда пришел там уже бомжи тусовались во всю. Ну да ладно, не об этом хотел бы я поведать. А о ужасе, что приходил ко мне и придет еще не раз. Я уверен, что он явится, ибо не услышал ответа он моего и ждет, когда же я решусь заявить ему свою позицию. Когда уже прекратил я свои пьянки и даже целомудренную жену стал подыскивать себе (ага, ничего нет, работаешь по случаю и ожидаешь чего-то приятного, ну дурак же самый настоящий), но нашел лишь напасть на свою голову. Привел я как-то Анну к себе домой, год с ней встречался, все никак не мог осмелиться позвать её к себе, думал пристыдит. Ну поболтали мы мило, думал на том же диване я и уложу её, наперекор своему на тот момент мнению, что недопустимо либидо до свадьбы. Ну так и случилось… почти. Я, как в тех россказнях надуманных и истинных жидко надристал себе в штаны. Причем натурально так, трусы отмыть не смог. Я пошел отмываться, конечно, настрой весь пропал, но уходить она не стала: так и проболтали мы до ночи. Решили мы, что ходить в такую тьму, дак еще и зимой по микрорайонам не будет лучшей идею и, благо диван был выдвижной – девушка спала на нем (многие бы сами на диван устроились, но в спальне жесть, иначе никак не назвать, творилась, даже описывать не стану), а я у себя. Ни разу она не ступала за порог спальни моей. Ну-с спустя месяц случилось так, что общение наше скатилось в бездну, а потом и вовсе сошло на нет, да так, что мы даже друг друга в списки отверженных в социальных сетях покидали, а она видимо так и вовсе сим-карту выбросила. Ну смирился я с этим, не в первой мне. Так уже по весне, когда я совсем позабыл об Анюте, то стали приходить ко мне нечистые духи разные, что бесились у меня в доме, но в спальню не ходили – боялись, наверное, али не могли. Тут уже я сам и не знаю, на Аню думаю, что она ведьмой была, аль силой темной. Но о том, что спальню ей даже не показывал я точно не жалел. Эти твари даже кота моего придавили. Любил я так его. Упокойся же уже, Василий Иванович, прошу. Любил я его еще Чапаевым звать, хоть и фильм дрянной. Ну так умер он ужасно, описывать боюсь, но пересилю себя: кошачий визг, я вскакиваю с постели, прибегаю на кухню, все переворошено, а Вася с башкой пробитой, глаз выкатился, мозги наружу и ножка стула рядом окровавленная. С тех пор слышу я кошачьи визги у себя под окном, а твари эти совсем обнаглели и стали в дверь мне стучать, даже днем. Как-то пришла ко мне соседка, наорала, что достал я её. Что же там могло твориться, что уже и соседей достало? Ну я извинился и в раздумьях остался. Уже священника православного взывал. После третьего разу оказалось, что сердечником был и не выдержал. Ну тьму виню, решаюсь сам уже обряды проводить, бороться с тварями. Квартиру я осветил и укрепил верою своей, да не помогло особо. Только сильнее долбить стали по ночам. «Не нравится гадинам», - подумал я и стал каждый день сжигаться, ритуалы устраивать. Ну-с, видимо, что-то не то сделал и проснулся ото сна я, словно вне времени. За окном туман, ничего не видно, а по левую сторону двухметровый человек стоит в тени, крылья свои раскинул и смотрел на меня глазами блестящими, а по правую сторону дверь была распахнута и твари носились, я их видел своими глазами, и мужик стоял тоже метра два и сутулый слегка, крылья обрезаны и кровью обливается. Чуть не заплакал, честно слово. Ну я так полежал, подумал. К ангелу пошел, так тот исчез. Не шевелился он до этого, ну подумал подловили меня. Обернусь, а на кровати девочка. Ну лет пять может. Глаза красивейшие, волосы русые, до пупа и ноги босые, в куртке одной, а из-под неё платьишко выглядывает. Смотрит то на меня, то на демона того окаянного, как вдруг спрыгнет с кровати моей, уронив крест прямо на подушку мою (точно голову бы мне прошиб) и к демону побежит, упадет, закричит и сгорит, не останется ничего, кроме пламени, медленно сжирающего мою квартиру. Как вдруг подойду к порогу, а тот подойдет тоже ко мне вплотную и дышать, словно бык начнет, волосы свои русые грязные в лицо полезут, а ему хоть бы хны. Как пригнется и голову вытянет, ухмыльнется, всмотрюсь я в его глаза черные, пустые, так тот дыхнет в меня, да так, что лицо обжигает и улыбку растянет чуть-ли не до ушей, да так и простоим мы долго, смотря друг другу в глаза. Ни звука с улицы, ни света. Ну думаю, хоть бы рассвет настал, так тот наконец и заговорит:
– Не настанет, друг, – и акцент на «друге» сделает.
– Чего ты хочешь, али душу мою забрать или отплатить я за что-либо должен? Ты ответь честно, без брехни, – подобая ему и не шевелясь я также акцентировал его внимание на «брехне».
Высунет же тварюга кулон, на цепочке и помахает мне им перед лицом, так тот раскроется и из него фото мое выпадет, а рядом сердечко и подпись Ани. Упускать из виду уродца я не стал и поэтому не все разглядел, но там было что-то не то, я точно заметил это.
– Убил, что-ли?
– Убьет.
И что с этим делать? Её убьет? Или я убью? Так тут до меня и доходит, что её-то я в спальню не пускал и дурак этот пройти не может в логово мое священное и злость меня охватит, тот же мне пальцем своим корявым с длинным ногтем помашет, мол нельзя, так меня сразу злоба отпустит.
– Ангел твой или её?
– Твой.
Это что значит? Он хранителя моего погубил или показал, что погубит?
– Ты предупреждаешь или её пёс верный?
– Пойдешь за мной.
Ну я постою, подумаю, так и шагну за порог, а он уступит мне, рукой грязной помашет и из окна выпрыгнет. Так меня как космонавта в невесомость вытащит, но невесомости у нас нет, поэтому я просто на землю упаду и хрустну, поваляюсь немного, так демонюга мне иглу огроменную в грудь сунет, где сердце бьется и побредет, потягивая меня за собой. Так побродим мы по городу, а в итоге на обрыв в лесу выйдем: сзади лес и дальше лес. Я же весь кровоточу уже, а он меня скинет вниз, я встать не могу. Тот за мной падает бочкой, встает и меня ручищами на ноги ставит. Я ничего не ощущаю.
– Пострадал?
Я молчу.
– Вот и правильно. Ничего, кроме гордости не задето, – и ухмыльнется так еще самодовольно.
– Слушай, ты, демон, аль кто? Ничего не пойму. Не за честью же ты моей пришел. Может ты и есть Анечка?, –  срываясь на крик стал краснеть я, – а вообще тот ли ты, за кого выдаешь себя?, –  и закричу, срывая голос, –  имя назови свое! Чья ты тварь и кто тебя породил и зачем ты в мире моем и что делаешь в нем! Отвечай!
Тут он окунет меня в грязь и окажусь я на диване с Анной, когда опозорился я. Потом высунет и вот я уже на радостную Анюту смотрю, держащую за волосы меня и заплачу тихонько. Бросит она меня лежать так и на грудь наступит, куда до этого иглу втыкала, а кровь так и брызнет, все зальет. Ну думаю все, а она ударит мне по лицу и очнусь я уже днем, на улице, весь побитый и изрезанный. Приду домой, а тот дотла спален. Потом долго выясняли у меня что произошло, я же отнекивался на все. Не раз я видел Анну после этого, как и днем, так и ночью, часто во снах, но иногда и издевались над мной её бесы. Не жил с тех пор я в городе. Только выходил иногда, за солью там и тканями разными. Так и оттуда меня выгонит тварюга, ну жить вообще не дает тварина. Уеду уже на другой конец страны. Ну там она меня и не смогла достать. Живу в похожей на ту коробке бетонной и жизнью наслаждаюсь, так она мне встречается иногда. Как посмотрю на девушку красивую, а та на меня тоже пристально смотрит. Опомнюсь, а окажется лицо и вовсе другое. Как-то однажды мужик даже бабой привидился.


Ну думаю недолго будет так казаться мне, а она так и являлась мне, пока жену себе не завел и беременной не сделал. Ну разжился я по случайности трехкомнатной хаткой. Не любил спать с кем-то в кровати. Только при близости оставался я с ней в кровати до утра. Как попытаюсь вспомнить имя - так сразу вижу ковры красные на стенах. Как дочь родили, так за окном Василий Иванович стал орать, конечно, неживой. Его протяжный визг я не спутаю ни с одним другим кошарой. Как выгляну в окно, дабы прогнать, так и умолкает всё и через час заново начинается и так всю ночь. Ну гнида же думаю, достала все-таки и Чапаева отпустить не хотела. Так не только мне еще мешает. Соседи уже всех котов в округе выловили. Кто-то даже уехал, лишь бы не слушать моего друга покойного, а ему все нипочем – орет и орет. Ну смирился уже я, что окна ночью не открыть. Ну и прожил так на одном месте пока дочурке пять лет не исполнилось. Имя её называть не стану, ибо грех на душу брать не хочу, но имя красивое ей дали. Так проснусь я как-то ночью, а улицы пелена тьмы усеяла и туман так и стучится в окна. Ну так я сразу Анну припомнил, пошел к жене, а там ангел тот самый в два метра ростом и блестящими глазами, с одеянием белым во весь рост, да видно плохо. На женщину все же похожа. Девочку обнимает, в курточке и платьице. Так я сразу вспоминаю о том, что Аня мне показывала, так затылок мне опалит дыханием она же. Я обернусь, а она сгорбатилась и зырит на меня свысока, кровь на меня капает, кожа красней, чем тогда стала, а ногти длиннее, а в хате совсем темно стало. Как вдруг Васил Иваныч заорет во всю и словно его прихлопнули наконец и замолчит. К ангелу подхожу, а она смотрит на меня и девчушку прижимает к себе лицом. В углу стоит, за кроватью, ну думаю семья моя, подойти хочу, а не могу – тварюга за ноги схватила и головою вниз подняла, так и отведет меня на кухню, да так, чтоб комнату дочери я видел, но в кровать заглянуть не смог и пустит туда огня. Так света и не дает, серым пламенем горит и освещает не дальше пары сантиметров. «Ну гадюка, ну мучитель!», – воскликну я, а та бросит меня, чуть шею не свернул и присядет мне на пузо, да поцелует меня в шею, прижав голову так, чтоб не увидел я, что она там делает. Отпустит, и вот Аня уже, а не демон ласкает меня, а я откину её, да так, что головой о стену ударится, да не помешало ей это встать и как отвесит мне оплеуху. Как опомнюсь, так снова уродец глядит на меня.
– Устал я уже, пойми, хватит терзать меня, отпусти меня, – вздохну, выпрямлюсь и на крик сорвусь, – аль убей же меня, не знаю как с тобой бороться я, не в моих это силах!
– Ты решил?
– Лучше бы и не связывался с тобой…
Ну, думаю: «пойду к семье, да только не ясно чего мучитель предлагает и хочет. Может к кому пойду того и погублю? А может опять призраков мне пустила? Брежу может…»
– Задумался, – прохрипит она, словно старуха, а не как мужик уже.
– Что скрывается под вариантами выбора моего?
Анна совсем кровью излилась, уже тьмой заполняет квартиру мою, а не алой водой. Кулон мне тот самый в руки бросит, я открою его, а там все также я, но только с Анной и дочерью нынешней, а подпись с сердечком та же. «Кого же ты забираешь? Нас или её?», – а в ответ молчание, может вопрос неправильный, а я постою, да дым уже в нос бьет, но странный: ни разу не чувствовал таких запахов. Подойду все же к ангелу с ребенком, а девчушка заплачет и еще больше уткнется в ногу матери. Подойдет ангел ко мне, обнимет, выйдет из комнаты с ребенком, да пропадет. Смотрю в коридор, а там демон этот же стоит с ухмылкой и совсем уже черный стал, как вдруг упадет с открытым ртом и глазами также пустыми, выпученными и не пошевелится. Я подбегу к выходцу иных миров, а тот за шею схватит своей рукой чернющей и душить начнет, но ослабнет и повалит меня на себя. Встану, а это Анна лежит, с вывернутой шеей, так я сразу в ступор впал, из которого меня тут же мужицкий смех выгонит из уст, как мне казалось, трупа, встанет и руку мне даст. На руку посмотрю, да опять мужицкая, на тело взгляну, да вновь переменилась. И тут меня как осенило зачем этот спектакль устраивать: сломить меня хочет. Меня как ярость проберет, я слезами зальюсь и в окно прыгну, прям в туман, а очнусь все также ночью, но в развалинах своей квартиры обугленных. Руку мне подал ублюдок, дабы встать мне помочь, а я схвачу её, да тут же окажусь в кромешной тьме с кучей точек мелких, посмотрю на одну и пойму, что на Землю смотрю, так меня вдруг понесет в город мой, где день уже стоял, да квартиру мне покажет мою, точнее то, что осталось от неё и здания и отпустит меня. Тел там нет, а на улице пусто, так я бояться стал, что себя не найду и пойду в любом направлении. Себя недалеко нашел, без единой тряпки на теле и проснусь с дикой болью во всем теле и закричу, что есть сил. Благо друзей я имел и поэтому у них отлеживался полгода, в себя приходил, а потом как-то на ноги все-таки встал. Анна не являлась мне больше, Чапаева не слышал и о семье ни вести. Ничего не подозреваю, живу, да чувствую неладное, что заберут меня после смерти куда, али я и сейчас служу чертям. Не знаю что я сделал и какие последствия действий моих, но при жизни меня уже мучить не буду, ибо так мне сказал крик.