Кошка умирает

	Мокрые, желто-грязные сугробы листвы разметало ветром по улице, усеяв асфальт разноцветными пятнами. Громады многоэтажек почернели от влаги, и угрюмо нависали под тусклым, серо-синим небом. Перья облаков раскинулись от края до края багрового горизонта, сильно выделяясь на фоне угловатости глухих дворов.
	Глядя себе в ноги, и стараясь не подскользнуться на мокрых листьях, Н. спешил домой. Сырой, промозглый ветер насквозь пробивал теплую осеннюю куртку и плотный шарф. Всё промерзло и окоченело. Наступающий вечер выхолаживал и без того скудный на тепло дневной воздух, хлестко взбивая его порывами стылого ветра.
	Съежившись, и дрожа от холода, Н. неловко огибал мокрые кочки жухлой листвы. Думать в такую погоду не хотелось. Холодные карманы не грели руки, и приходилось прятать их в рукава. Сутулясь, Н. кутал лицо в воротник, втягивая голову в одежду, будто в панцирь.
	После вчерашнего дождя остатки луж еще не просохли, и перебирались рябью от порывов ветра. Мутная, тусклая вода почти не отражала неба, и медленно погружалась в сумрак. «Хлюп» - нога Н. попала в одну из луж, и он с раздражением ощутил, как ледяная влага окатила кожу. Болеть ему не хотелось.
	Н. подходил к своему дому, про себя браня непогоду. Добравшись до подъезда, он замешкался в поисках ключей. Оглянувшись назад с опаской, Н. увидел только голые, угрюмые деревья. С них ветром срывало последние листья. В сумерках они теряли свои очертания, и походили на тяжелые клочья золы. Улица была пуста.
	Сжав в руке увесистую связку, Н. перепрыгнул перегородившую дорогу к дому последнюю лужу. Взявшись за перила у подъезда, он заметил у дверного косяка серо-коричневую дворовую кошку. Было слишком холодно, чтоб валяться на ледяном бетоне, и его удивило, что животное не уходит в место потеплее.
	Плотно поджав лапы, она лежала на животе в углу крыльца, грязная, и едва заметная в осенних сумерках. Кутаясь никудышным хвостом, она смотрела куда-то мимо, в пустоту. И казалось, будто смотрела с какой-то тяжестью, не отрываясь, и совсем не шевелясь. Ее грязная, измазанная бурыми пятнами шерсть свисала клочьями на промерзшие плиты подъезда, и терялась в натоптанной слякоти.
	Запищал домофон, и с гулкой дрожью открылась тяжелая железная дверь, краем почти задев животное. Мимо Н. кто-то второпях сбежал по ступенькам, не заметив околевший комок в углу. Кошка не отреагировала, даже ухом не повела. Вперяя в сумеречную пустоту свой погасший взгляд, кошка отчужденно и равнодушно игнорировала сырость и холод. Её оцепенение выглядело неестественным, чуждым буйству осеннего ветра и  движимости листвы. Н. на мгновение подумал, что она мертва.
	Сквозь её замусоренную шерсть, облипшую болезненно тощее кошачье тельце, остро выпирали ребра, и голодными бугорками проглядывался позвоночник, начиная проступать от торчащих лопаток, и спускаясь к убогому хвосту. Впавшие, странно вдавленные внутрь бока животного были страшно красноречивы.
	Она голодала. Она не могла за собой ухаживать. Она была больна, и умирала. Н. любил животных, и ему было её жаль.
	Поднимаясь по ступеням, он задержался, разглядывая животное. Жалость дернула его обратить на кошку внимание. Присматриваясь, он остановился посреди лестницы. В ответ она подняла голову, будто удивившись, что ее кто-то заметил, и уставилась прямо в его закутанное шарфом лицо. Глаза у нее были как две тусклые черные точки, и блестели какой-то полупрозрачной слизью, будто затянутые мутной пеленой. Шерсть вокруг них слиплась, и походила на множество темных маленьких острых сосулек. Так бывает, если ее постоянно пропитывает липкая влага, а животное не в силах это исправить. Странный, будто невидящий взгляд кошки выражал почти человеческую мольбу о помощи, направленную ко всему вокруг. Н. казалось, будто она смотрит куда-то сквозь него, и завороженно глядел в эти два неуютных, грустно-жутковатых блеклых глаза.
	Ее пасть была слегка приоткрыта, и выглядела черной, рваной полосой. Из нее свисал безжизненный, темно-бурый лоскут языка.
	Когда-то у Н. была больная кошка, у которой тоже отмирал язык, серыми пятнами с черной сердцевиной забирая у животного возможность есть и пить. Ветеринар раз за разом отрезал пораженную некрозом ткань, и кошку приходилось кормить и поить с рук, заливая разжиженную пищу ей в пасть, чтобы еще немного продлить жизнь. Сперва она сопротивлялась, и всё выплевывала, но чем дальше развивалась болезнь, чем короче становился обрубок ее языка, тем слабее она упиралась кормежке, пока не стала тихо и обреченно принимать уход за собой. Сама она не могла даже вылизаться, и инстинктивно уходила в дальние углы умирать. Это случилось позже, в темноте, тишине, и холоде ванной комнаты.
	Н. поморщился, вспомнив запах мертвой кошки, когда ее тело лежало в похоронной картонной коробке. Он тогда пытался сказать что-то прощальное ее отвердевшему телу, и вроде как ощутить связь с трагичностью момента, но запомнил только резкий трупный запах. Ее зарыли за городом, у старого дачного забора, напротив пшеничного поля.
	Сильно ударил ветер, Н. с непонятным чувством стыда отвернулся, и открыл дверь. Стараясь не оглядываться, он смущенно переступил порог. Ему не хотелось дарить надежду больному животному, он знал, что не будет помогать. Дверь с грохотом ударила о косяк, и замолкла.
	Дома его встретил молодой и здоровый кот, красивый, ласковый, и сытый. Он с урчанием потерся о ноги. Когда ему надоело, он ушел спать, и свернулся калачиком на одеяле.
	Н. думал о том, что несколькими этажами ниже, в углу подъезда, прячась от злого ветра под серыми стенами многоэтажки, сжавшись в комок и оцепенев, умирала ничейная, и никому не нужная кошка. Умирала так, будто и не было ее, и незачем ей было жить. Его подтачивало чувство вины, но помочь животному он так и не не вернулся - побрезговал. Слишком больной и грязной казалась кошка, Н. боялся заразить домашнего кота. А еще он просто не хотел тратить на это свое время - он слишком замерз, и мечтал отдохнуть в тепле.
	Утром кошка пропала. Больше Н. ее не видел, и старался не думать про ее голодную, слепую смерть в глубине подвала. Ее труп, вздымаясь и играя следами разложения, растечется по полу, разметав сухие клочья шерсти вдоль стен, или будет разорван и сожран крысиной сворой. Н. пытался  выбросить это из головы.
	Ему хотелось, чтобы она никогда не рождалась, и не встречалась по пути домой. Н. удивлялся, почему дворовая коша вообще вызвала у него такие неуместные сантименты. Но ему все равно вспоминалась страшная, туго обтянутая кожей морда, с влажными, мутными глазами, искаженная гримасой удивления, мольбы, и неподъемной смертельной тяжести. В этом не было ни романтики, ни красоты, как часто представляют себе люди, а только пустая, беспредельная обыденность, безразличие, и тоска.