Я лежал в гробу, в нем было так тесно, что я едва мог шевелиться. Мои ноги затекли и неприятно кололи. Видимо я здесь очень давно. Крышка была закрыта не плотно, и через узкую щель внутрь проникали лучи. Они играли с моим неподвижным телом, иногда опускались на мою щеку, так что я всю ночь продолжал ощущать их присутствие. Вокруг было шумно и ничего нельзя было разобрать, будто говорили на инопланетном языке, слова накладывались друг на друга и гремели. Я сам любил поговорить, обычно я говорил с Люси. Люси была сделана из сосны и носила все время одно красное платье с бахромой, еще Люси была хохотушкой, она смеялась на удивление очень скрипучим голосом.
Порой ее пробивало на откровения, - Мой папа убил мою маму - говорила она, как ни в чем не бывало – Он был дровосеком, ненавижу его, из-за него я никогда не знала матери. Но у меня был отчим, он любил меня и даже слишком любил. Иногда он трогал меня в тех местах, о которых не подобает говорить приличной девушке - добавляла она равнодушно, - Но он делал все что мог для меня, больного ребенка, - нарочито тяжело вздыхая, она продолжала, - Он отдал меня знакомому доктору, который буквально собрал меня по частям. Не знаю, что случилось бы, если бы не они, но больше я их не видела… - через минуту она уже беззаботно смеялась.
Однажды рано утром меня разбудил ее пронзительный крик. Я открыл глаза, но увидел только длинные тени на потолке, которые плясали свой причудливый танец. Я понял, что что-то не так, когда до меня донесся тихий плач. Я задрожал, делая глубокие шумные вдохи. Рубашка прилипла к телу, все мое нутро вспыхнуло.
Я огляделся вокруг. Впервые я смог это сделать. Мои глаза долго не могли привыкнуть к царившему полумраку. Рядом со мной сгорбившись плакала женщина. Все ее лицо, красное и опухшее спряталось в широких ладонях. В углу зажалась совсем маленькая девочка, она смотрела на меня почти неотрывно. И я отчетливо разглядел в ее юном робком взгляде, воодушевление ребенка, впервые увидевшего мертвое тело. Я был мертв. И все эти люди склонились над моим телом, как над святыми мощами.
Но я никого не мог узнать, тела смешались в одну бесформенную кучу. От них пахло сыростью. Этот затхлый запах пробил меня до дрожи. Мои ноги тянули меня вперед, я не мог им противиться. Я шел, но толпа не кончалась. Вокруг меня все мелькало. И вдруг я выхватил одно существо. На мгновение одно оно засияло. Оно выпрямило свои тонкие руки, как будто в мольбе. Нежно коснулось моих плеч и резко потянуло к себе. Я погрузился в грудную клетку, улегся на легкие. Они ритмично сжимались. И я чувствовал успокоение, какое чувствуют, лежа на волнах в каком-нибудь мирном море. Я доверился стихии.
Меня выбросило на берег. Внезапно пушистые волны накрыли меня с головой. И больше не было этих мягких легких на моей щеке. Лишь горячая галька обжигала кожу. Меня тянули за руки так решительно, что в плечах неприятно хрустнуло. И кто-то или что-то коснулось моей груди, холодные пальцы сжимали мое сердце, выталкивая кровь к сосудам.
- Стой, стой. Задышал, - откуда-то донеся низкий бас.
Чужие ладони прекратили меня терзать. Они схватили мою руку, проверяя пульс.
Приближались шаги. И с каждым разом звон в моей голове нарастал.
- Что случилось? – спросил звонкий взволнованный голос.
- Да, вот парень, - и снова бас, - то ли свалился, то ли что.
- Ужас, - только и сказал второй голос.
А кто-то третий, тот, кто вывернул мою душу наизнанку чистой и свежей стороной, молча сжимал мою руку. Он склонился ниже, чуть ли, не ныряя в мое ухо и тихо, но отчетливо прошептал:
- Зачем же так.

###

Сегодня смеркалось раньше обычного. Или возможно я только сейчас обратил внимание. Моя собака Люси бегала вокруг меня в необычном возбуждении. Поводок так и норовил заплести мои ноги. И пару раз я неприятно споткнулся, плюясь ругательствами, как кислотой. Каждый куст в округе удостоился ее горячей любви и взирал на нее с преданностью и надеждой. Она была чуть больше бульдога с короткой золотистой шерстью и невероятно глупой мордой, украшенной черными пуговками глаз. Каждый раз она меня обставляла. Каждый раз, как я с силой тянул поводок, решаясь проявить характер, я ощущал, как будто бы тонкая острая проволока сжимается вокруг моей шеи. И малодушно я шел вслед за собакой, выжидая момента, когда она устанет и сдастся.
Мы прошли почти два квартала, прежде чем я понял, что мы заблудились. А солнце почти закатилось за горизонт, лишь немногие ленивые лучи достигали поверхности. Люси вдруг подскочила и несильно укусила меня за лодыжку. От неожиданности я выпустил ее из рук. Люси рванула в кусты. Едва ли я мог ее догнать, побежав следом. Сделав два упорных рывка, я схватился за дерево. Я почувствовал резкий укол в районе печени. Будто бы она лопнула, и вся желчь разлилась в животе. Задорный лай Люси становился все тише. Я шел, медленно переставляя ноги. Когда деревья закончились, я хватался за воздух. Под моими руками он становился плотным и осязаемым.
Пляж возник из неоткуда. В голове гудело. Я снял ботинки и босыми ногами ступил на теплую гальку. Море волновалось. Я увидел всплески воды. Наверное, это Люси заплыла в море. Я побежал вперед, обеспокоенный неустойчивой погодой. Но подходя все ближе, я замедлился. К берегу тащили мое окаменевшее тело.
- Что случилось? – спросил я.
- Да, парень, самоубийца, не нужно глазеть.
- Он мертв?
- Женщина, а вы не видите? – ответил мужчина сердито.
Все мое тело было синим и смердело разлагающейся плотью. Мне стало стыдно от того, что я так неприятно пахну. Но юноша, что помогал вытаскивать меня, будто этого не замечал. Он наклонился к моим губам и медленно, почти невесомо накрыл их. И целую секунду мне чудилось, что мои губы потеплели, а щеки приобрели здоровый оттенок. Будто бы сама жизнь зародилась в этом невинном поцелуе и распространилась повсюду.

###

Что это было? Когда? Для чего? С какой целью? Я был подвешен на волосок, который крепился к тонкой ниточке, которая, в свою очередь, была подвешена за ничто. Я сидел на пирсе, молнии сверкали на горизонте. И черные волны бились об мои ноги. Они пленили меня. Они звали меня. Нацепили массивные кандалы на мои хрупкие щиколотки. Я должен был упасть, провалиться, нырнуть в самую пучину. И вдохнуть отчаянно и глубоко. Почувствовать, как морская вода охлаждает обожжённые легкие. Дышать больше ни к чему. И я не дышал.
Когда ты ничто. Ты видишь людей совсем не так, чем, когда ты «кто-то». Тот юноша сверкал передо мной. Молния на его ветровке была вшита в кожу и начиналась чуть ниже кадыка. Сделанная из обыкновенной латуни, она сверкала как фамильное серебро. Холодными пальцами я схватился за «собачку» и потянул ее вниз. И чем дальше я тянул, тем глубже она уходила под кожу, кончаясь где-то под пахом свободным узлом. Когда я просунул руки, чтобы коснуться его обнаженной груди, я коснулся его сердца. Оно трепетало под моей рукой. И я погрузил в него сначала щеку, потом голову, а потом и вовсе залез в него целиком.
Тревожная пустота во мне вибрировала, болезненно отдаваясь в конечностях. Но я отмел ее прочь, наслаждаясь мягкостью чужих внутренностей. В сравнении с ними, пуховые подушки были не мягче бетона. Все от кончика языка до прямой кишки было открыто для меня. Я мог прижать скользкий желудок к позвоночнику и нежно гладить его холодными руками.
А потом что-то жгучее разлилось внутри. Моя кожа треснула, как яичная скорлупа. И кипящая кровь покрыла каждый ее сантиметр. С громким хлопком юноша упал на землю. Расплавленная плоть капала вниз, смешиваясь с пылью и песком. Он не прощался, но его, усыпанное веснушками лицо просияло в последний раз.

###

На этот раз Люси меня удивила. Я мог разглядеть лишь еле уловимый силуэт, обрамленный легким пальто. Она плавно двигалась мне навстречу. Ступни едва отрывались от поверхности так, что казалось, она парит. Я никогда не видел ее такой. Вместо рук у нее было два уродливых обрубка. А в открытых ранах копошились опарыши. Свет проходил сквозь нее и преломлялся под причудливыми углами, так, что в ней угадывались размытые очертания города.
Мое тело свело мучительной судорогой. И я смиренно сложил голову в ожидании. Люси обхватила меня своими культями. И мелкие личинки без труда проползли в меня, закрывая кровоточащие язвы. Я не смел поднять глаз, но Люси шептала, успокаивая меня:
- Ну что, мой хороший. Мой дорогой. Ты прекрасно умирал, я бы поставила тебе отлично. Но зачем ты так страдал, для чего ты так страдал? Ведь ты умер, чтобы прекратить это? – она взъерошила мне волосы оголенной плечевой костью, - Ничего, мой милый, уже все позади. Твое сердце не бьется уже больше десяти минут.
Я взглянул на нее с ужасом.
- Все закончилось, ты умничка, хорошо терпел, - она обнажила свой беззубый рот и достала из-за пазухи большой леденец на палочке. Его желто-красные завихрения сходились в центре, сливаясь друг с другом.