Тёплый сырой воздух растёкся по коже. Мальмус ощутил режущую боль в горле. Так тяжело казалось вдохнуть, даже несмотря на сомнения. Но человек ослаб от головокружения и впустил в свои лёгкие сладкий аромат дзанкрийской чёрной свечи. Он не почувствовал ничего, ни смены мягких оков на паралич, ни изменения невесомого дуновения на бесчувствие. Наркотик расслабил тело, оставив хозяину лишь глаза. Какая мерзость во всей этой иронии.
Тьма. Когда веки закрыты - тьма, открыты - тоже тьма. Но во снах цвета и формы перестали приходить совсем недавно. Хотя и нельзя сказать уверенно, когда. Здесь, в Вафахаэттэ грёзы казались галереей картин прошедшего, а явь была похожа на окно в грёзы времени нереального. Сколько дней прошло здесь? Сколько ночей?
Строгий запрет на любые искры света в цитадели. "Во тьме истоки наши, где нет звёзд. И мы храним природу нашу, чистые душой." - отвечал Мургулар, тихим голосом, похожим на шёпот барабанов. Мальмус чувствовал, что и малейший луч сможет теперь, спустя столькое время, оставить ожёг на его, вероятно бледной, как бумага, коже и отвыкших от солнца глазах.
"Вдохни и отринься от сует, дитя рода людского." - Тихий шёпот, нежный и древний. У самого уха.
Дрожащая костлявая рука коснулась человеческого лица.
"Тишина спутник твой сегодня, коль слышат незримые, но не ведают они." - Продолжил Лоренгаль - учёный, явно охрипший и ослабший от многих лет.
"Не бойся крови, что прольёшь ты сегодня. Льётся, во всём живом, кровь разы многие."
Лоренгаль, это древнее существо лишь давало снадобья. Старик не тренировал в восприятии чувств как это делал Мургулар, не учил наукам как Сахтишарк, не расскрывал культуру и историю как Ругралир. И Мальмус не знал его, никак не знал, но всё же он был перед ним, готовя к чему-то важному, как могло бы показаться, наверное.
Мальмус забыл все байки и мифы, что слышал до того, как попал в цитадель, ибо слова Рулгралира складывались в рассказы о стольком невероятном и масштабном, что во тьме терялось понимание времён, и неосознаваемые события и перемены их становились грёзами, и человек видел их в черноте бессветных стен, описываемые картины таяли как что-то невозможное, а речь путалась и терялась в том, что не было сказано, и том что говорилось много раз. Неужели древность его расы была такой? Чем он были, если лишь слова памяти рассекают сознание?
Человек мог лишь спросить любую мудрость и любую дилемму и парадокс, а Сахтишарк всё равно имел ответ. Ответ достаточно простой, чтоы сказать на языке человеческом, но достаточно сложный, чтобы увидеть хоть каплю в нём смысла. Когда учитель расскрывал что-то невообразимое уму Мальмуса, ответы начинали проясняться, складываться в ответы более глубокие. Но потом человек начал осознавать, что говорит учитель. Когда он забыл предрассудок суеверия. Когда ответы стали не верой, а знанием, когда на тонкие нити распалось полотно всесущности. Они и правда имели слова, способные через тьму поглощать существующее. Их мудрость начинала разрушать ум, ибо он не был подчинён закону, что так прост. Они зовут их богами в насмешку, ибо нет богов.
Мургулар расскрыл не просто полотно тьмы без иллюзий форм и цвета. Он показал в какой форме они существуют, все тёмные и не тёмные предметы, зримые и не зримые. Воздух оказался облегающей водой, что плещется о кожу, звук оказался знанием, всё оказалось знанием и мудростью в твёрдых телах.
И ещё Марла. Что-то нераскрытое из-за чистого благоговения. Знание, что рассказывает о тебе, о чуждой природе изнутри. Столь неясное и столь громоздкое. Она показала его, в его беспомощной форме. Ему принесли боль оковы, что он скинул, его неведение, беспомощность, слабость, слепая вера, они разлетелись оставив раны. Но её слова заставили забыть, забыть это. Ради той свободы, что была сейчас, не в прошлом, а в этот момент. Утешение в забвении.
"Отринь от боли." - Шипело существо.
Под веко зашёл тёплый металлический инструмент. Так легко и безболезненно, будто бы он был лишь случайно пролитой слезой. Один глаз стал неощутим. А затем и второй. Наверное, пролилось достаточно крови.
Лишь через сотню незримых снов проснулся Мальмус. Он не открыл век, ибо не мог совладать с болью. Но какая может быть боль здесь, в цитадели? "Боль благодатная" - ответил Лоренгаль.
Мальмус ощущал множество дыханий. Ещё кто-то? "Открой глаза уже скорей!"
Человек заколебался, он не мог ощутить где он находится, что за звуки его окружают, что за воздух вокруг, что за тьма? Как он видит тьму?
"Ты проспал очень много недель, экземпляр Арсум-1-3-4" - Чёткий голос. Не шёпот, как у учителей. Настоящий человеческий чёткий громкий голос.
"Да, да, да. Господин, этот хорош очень." - Прошипело существо.
Мальмус открыл глаза, и поразился, что видит их, свои же глаза, красные полностью, словно бурая ткань. Ощутил как видит, и видит в такой же тьме. Он почувствовал глазами вокруг всё. Каменные стены, каменный пол, оковы из неизвестного материала, гибкие и прочные. Существо стояло перед ним. С такими же красными глазами. Существо с человеческим телом, с какими-то внутренностями, не похожими на родные, ассиметричное нечто, уродливое существо. И по паре красных глаз на каждой из пяти голов. А за ним стояла эта тварь. Почти невозможно разглядеть его форму целиком. Безглазый высокий лоб. Клыкастый широкий рот с метающимся языком, отстрачивая одно за другим слова с чудовищно идеальной человеческой дикцией. Тело состоящее почти полностью из нервно подрагивающих рёбер. Собранная и разобранная тысячи раз тварь. Существо прошитое швами и многими годами. Забывшее страсти и ведение. Оно смеялось над Мальмусом. "Смотри, гибрид, ты видишь перед собой служителя древних богов, смотри как ты ничтожен даже во взгляде незрячего."