Всё, что вы хотели знать о некромантии


                                                        Подземный пролог


	Я всегда очень любил запах сырой земли. Сегодня весь день идёт дождь. Вчера тоже был дождь, и завтра, наверное, он будет. А вот буду ли я завтра – это ещё не известно. Если я правильно понял Его замысел, то скорее всего буду, хотя и не таким же как сегодня. Я ведь и вчера был не таким как сегодня. Вчера было очень больно. До сих пор помню хруст собственных рёбер под тяжестью внезапно навалившейся на меня массы. Помню, как осколки костей впивались в грудь и живот, рвали и пронзали внутренние органы, помню, как нос и горло, до самых изувеченных легких, забило холодной рыхлой землёй вперемешку с кровью и рвотой, помню, как лопнул мой череп. Не помню, что стало с глазами, кажется, их очень быстро раздавило, хотя, может быть, я просто сразу же ослеп от темноты и густой душной влаги. Тысяча ран, тысяча переломов, тысяча жестоких увечий. Да, было очень больно, сомневаюсь, что там на поверхности возможно испытать столь сильные болевые ощущения. Но меня сейчас не очень заботит, что может быть, а чего не может быть на поверхности земли. Я больше не живу там, теперь, судя по всему, моё место здесь. Теперь я вижу поверхность с другой стороны, это потолок, утыканный надгробными крестами как огромная подушечка для иголок, если посмотреть на нее изнутри, и по этому потолку, подобно облакам, плывут наполовину утонувшие гранитные плиты и рассохшиеся лодки-гробы со своими печальными пассажирами. Я нахожу своё новое небо величественным и прекрасным. Внутренний свет озаряет его, и я знаю, что этот свет идет не от Солнца, но от горячего, как преисподняя, центра Земли.
	Сегодня боль почти ушла, а значит, я, наконец, могу сосредоточить больше внимания на красотах своего нового царства. Сегодня боль почти ушла, и это значит, что трансформация началась. Скоро я стану здешним Хранителем и пробуду им ещё очень долго. Сверху ко мне тянутся плети корней. Растения – удивительные создания. Они живут одновременно в мире живых и мире мертвых. Корни постепенно опутывают то, что ещё осталось от моего искалеченного тела. Они прорастают сквозь него и высасывают горечь вечной неудовлетворённости из моего наполовину сгнившего, взорвавшегося от давления и скорби, сердца, взамен питая его энергией чистейших грунтовых вод. Корни – это сосуды и дороги моей новой родины. Когда я как следует отдохну, я соберусь с силами и научусь проходить, как рождающееся дитя, сквозь плоть Матери-Земли, двигаясь по обширной сети корней, подобно пауку в паутине.
	Когда я стану Хранителем, я смогу вновь подняться на поверхность. Во всяком случае, Он мог это делать в свою бытность Хранителем. Интересно, сколько времени прошло между Его погребением и тем часом, когда он стал достаточно силён, чтобы выйти наружу? Может быть месяцы, годы? Когда-то меня очень пугала перспектива лежать в сырой земле и дышать ее запахом столь длительное время. Сейчас я больше не испытываю страха. А что я чувствую? Кажется, это любопытство. Да, определенно, любопытство и интерес к своему новому месту обитания и перспективам, которые оно мне сулит.
	Я уже говорил, что всегда любил запах сырой земли? Да, конечно, говорил… Сейчас этот запах кажется мне намного насыщеннее и богаче. В нём смешались божественная свежесть летнего ливня, питающего изможденную долгой жарой почву, тонкие оттенки ароматов множества трав и цветов, покрывающих плотным зеленым одеялом лежбище моего народа, запахи камней, песков и руд, укрытых в самой глубине моего царства (кто бы мог подумать, что у каждого минерала свой неповторимый запах), и, конечно, душистая (да, теперь уже душистая) гниль, распространяемая моими ползучими слугами по вертикали и горизонтали сквозь глину и песок.
Своими новыми глазами я могу различить белёсые останки моих людей. Кто-то из них говорит со мной, но пока что я ещё не обрёл способность слышать их без специальных ритуалов. Творить же ритуалы изломанными и искорёженными руками я не могу. Это не страшно, скоро руки больше не будут нужны мне, так же как они не нужны моим самым верным слугам – червям. Тело червя идеально и лишено таких недостатков как сложные ненужные части и органы, мешающие свободному путешествию по моей стране, именно поэтому червям открыты те тайны, что недоступны грызунам, кротам и насекомым – моей менее талантливой челяди. Тело червя великолепно, лучше будет только моё тело, после того как претерпит окончательное превращение.
	Дождь продолжает поливать, он доходит до меня и утоляет жажду моих измученных останков. Дождь проходит через меня насквозь и идёт дальше вниз, к самым старшим членам моей общины. Очень скоро будет утолена и другая моя жажда. Та самая жажда, которая заставляла меня бродить по кладбищам родных и чужих краёв и беспокоить несчастных, что вынуждены населять сии скорбные уголки нашей планеты. Я сделал это занятие своей судьбой, и собственная смерть навряд ли заставит меня изменить избранному искусству. Это переход в старшие классы, прямой путь к совершенству в избранном деле. Он извратил моё желание, но всё-таки исполнил его. Да… всё только начинается… Кстати, я уже упоминал о том, что всегда обожал запах сырой земли?




	                           I.  Из истории отечественной некромантии последних лет


	С Генрихом Корниловичем Черноризцевым я познакомился совершенно случайно. Конечно, я никогда не называл его этим витиеватым именем-отчеством. Собственно, я вообще никак его не называл, так как встречались мы только пару раз за месяц в читальном зале библиотеки Ухгородского технического университета и ни разу не разговаривали друг с другом. Порой, устав от лекций по не слишком мною любимым предметам, я уединялся в дальнем углу зала с каким-нибудь, не имеющем ни малейшего отношения к учёбе в техническом вузе, чтивом. Скоро я стал замечать, что примерно тоже самое делает и высокий нескладный молодой человек в старомодных очках с тонкой оправой. Черты его лица были не лишены некоторой, я бы сказал, аристократичности, и его, пожалуй, можно было даже назвать красивым, если бы не неприятный сероватый оттенок кожи, придававший сутулому студенту жутковатое сходство с покойником.
Черноризцев (фамилию его я узнал позже из выпускного альбома), судя по всему, тоже уклонялся от обязанности изучать технические науки. Вместо этого он обычно выкладывал на стол несколько томов, устрашающе древнего вида, явно позаимствованных не в библиотеке нашего ВУЗа, и внимательно изучал их страницы, периодически занося какие-то свои замечания в шумящий как пылесос ноутбук, чуть менее древний чем книги. Подглядев как-то раз содержимое этих старых изданий, я немало удивился, обнаружив, что некоторые из них написаны явно от руки, причем большая часть не по-русски и не по-английски, иных языков я не знал.
	Мое любопытство не осталось незамеченным, и в следующие свои визиты в библиотеку мрачный чтец старался сесть как можно дальше от меня. Я же, в свою очередь, отреагировал на такое поведение в духе «не очень то и хотелось», и совершенно утратил интерес к Черноризцеву и его старинным фолиантам. В то время у меня были дела поважнее.
	Через какое-то время, Черноризцев, кое-как защитив диплом инженера, исчез из Ухгорода. Его новое появление, спустя несколько лет, ознаменовалось рядом довольно странных и пугающих событий, на редкость сильно взбудораживших наш, обычно довольно сонный, край. Почти все эти события имели место на кладбищах Ухгорода, Соногорска и окружающих их деревень и поселков, что дало повод местным любителям непознанного утверждать, что Генрих – это никто иной как маг-некромант, таинственным образом получивший знания, недоступные большинству современных людей, и использовавший их для мерзких и кощунственных дел.
	Хоть я тогда и довольно скептически отнёсся к этим слухам, мне не могли не вспомниться вновь загадочные старинные книги, обложившись которыми, Черноризцев надежно отгораживался не только от занятых своими курсовыми и дипломными работами студентов, но и от всей прозаической действительности провинциального университета. Пожалуй, что эти книги действительно могли сойти за некие колдовские учебники, но откуда они взялись в нашей глуши, и как ими завладел скромный студент-троечник?
Спустя несколько лет, мне, наконец, представился случай увидеть эти книги вблизи. Случилось это очень неожиданно. В тот год я приобрел плохонькую квартирку-хрущёвку в центре Ухгорода и занимался там ремонтом. Как-то раз в мою дверь позвонили. Открыв, я увидел на пороге хмурые лица сотрудников полиции, один из которых, привычным быстрым движением хлопнул у меня перед глазами удостоверением.
	Полицейские пришли для того, чтобы попросить меня быть понятым при вскрытии квартиры, находившейся этажом выше. Оказалось, что ее хозяин давно числится пропавшим без вести, и теперь следователи, наконец, решили осмотреть его место проживания на предмет улик, возможно имеющих отношение к исчезновению этого человека. Ключи стражам порядка найти не удалось, поэтому они решили, не задумываясь о более изящном решении проблемы, попросту выбить хлипкую деревянную дверь, которую кое-как удерживал в закрытом положении плохо приделанный к ней, дешёвый замок.
	Поинтересовавшись у следователя на счет того, кто является владельцем данной недвижимости, я услышал знакомое имя. Моим соседом оказался Черноризцев.
	Квартира не имела признаков постоянного проживания. В прихожей не было ни одной пары обуви, а на вешалке висела только пара полиэтиленовых пакетов. В первой комнате было довольно пыльно, из личных вещей мне бросился в глаза только видавший виды ноутбук (тот самый!), небрежно брошенный в угол и скорее всего окончательно сломанный.
	Пока полицейские были заняты осмотром комнат и составлением протокола, я улучил момент и от нечего делать выглянул на балкон. Должно быть, таинственным силам, что ведают судьбами смертных, было отчего-то нужно, чтоб на балконе первым оказался именно я, потому что здесь я наткнулся на ещё один привет из прошлого. Книги. Те самые ветхие тома на непонятных языках, что Черноризцев столь увлечённо изучал в университетской библиотеке. Все они лежали стопкой, одна на одной. Рядом с ними валялись несколько пузатых пачек бумажных листов формата А4, соединенных канцелярскими скрепками, некоторые из них были помещены в прозрачные папки. Проведя беглый осмотр, я понял, что все эти бумаги есть ни что иное как распечатки текстов старинных книг, самостоятельно переведённых на русский язык.
Пройдя в комнату через балконную дверь, я обнаружил, что криминалисты в помещении отсутствовали. Кажется, они ушли на кухню, по рассеянности забыв осмотреть балкон. Я же вернулся туда, решив пока не привлекать их внимание к этой оплошности. Моя собственная квартира находится прямо под нами. Продолжая краем глаза контролировать ситуацию в комнате, я осторожно перегнулся с балкона и посмотрел вниз. 	Рискнуть или оно того не стоит? Обычно я долго взвешиваю все «за» и «против», но сегодняшний день постепенно переставал быть обычным. Убедившись, что полицейские не планируют вернуться в комнату и не наблюдают за мной через кухонное окно, я стремительным движением схватил в охапку все распечатки и прицельно с силой швырнул их вниз. Бросок был метким, к моему удивлению, ни одна бумажка не улетела прочь вместе с бодро дувшим ветерком. Теперь листы, с напечатанными на них загадками мироздания и, возможно, ответами на них, равномерно покрывали дощатый пол моего балкона на третьем этаже. Я удовлетворенно заметил, что их нельзя было увидеть, если специально не свешиваться глубоко вниз через ограждение.
	Возвратившись в гостиную, я закрыл за собой балкон на щеколду, сделал вид, что очень увлечён разговором по мобильному и в таком виде дождался возвращения детективов. Совершенно точно, что они не заметили моей маленькой диверсии, и, в свою очередь, поразились таинственным книженциям, продолжавшим пылиться на балконе как ни в чём не бывало. Следователи аккуратно обернули книги прозрачной плёнкой и забрали с собой в отделение. На секунду мне показалось, что в этот момент, они как-то на редкость тревожно переглянулись между собой. Что касается меня, то после подписания протоколов и соблюдения прочих необходимых формальностей, я как можно скорее поспешил обратно в своё убежище, тотчас же заперев дверь на все замки и задёрнув шторы.
	Да, я не ошибся, в моих руках находились кустарно сделанные русские переводы магических трактатов прошлых времён. Продираясь сквозь нагромождение малопонятных оккультных терминов, диковинных метафор авторов минувших столетий и откровенных переводческих ляпов, я установил, с вероятностью близкой к стопроцентной, что все тексты без исключения посвящены крайне неоднозначному искусству вызова духов умерших и сопутствующим колдовским манипуляциям. Здесь были очень пространные описания некромантических ритуалов, сопровождаемые кое-где примитивными, но довольно выразительными рисунками и рукописными примечаниями с обильными, даже чрезмерными, сокращениями слов. Меж переводов я также обнаружил небольшую тетрадь с текстами за авторством уже самого Черноризцева. Это были дневниковые записи, в которых он скрупулезно отчитывался перед самим собой о посещениях кладбищ и проведённых на них практиках вызова духов. Не обошлось и без философских отступлений…

	Не зная ничего о тайнах смерти, мы никогда не сможем постичь всей полноты и красоты жизни…

	Это было написано на первой странице. Я углубился в чтение и несмотря, на крайне рваную манеру письма, увлёкся так сильно, что просидел до самого вечера, воткнув глаза в страницы дневника, периодически роясь в распечатках, дабы найти там подходящий комментарий к тому или иному отчёту о пугающих и порой довольно неприятных занятиях моего соседа.
Кстати говоря, мне удалось разделить найденные листы сообразно трактатам, краткими переводами которых они являлись. Насколько я понял, всего здесь было пять книг, на две меньше чем унесли с собой полицейские, среди них «Тайное искусство инвокации душ упокоенных» Эдварда Келли, «Некромантические руководства» Г.К. Агриппы, «Ритуалы возвращения к жизни» А. Кроули, «Классификатор сущностей» К. Розокрестова и «Богомерзкыя и паскудныя деянiя клятiхъ чертознаевъ» за авторством некого о. Никодима. Последние два были видимо не переводами, а краткими пересказами с использованием более современных норм правописания.
Проникая всё глубже и глубже в тайны Генриха, я невольно поражался секретной жизни этого крайне незаметного человечка. Всё это время, пока такие заурядные люди как, например, я спокойно занимались своими делами: работали, учились, женились и разводились, растили детей и погибали в автокатастрофах, пытались писать рассказы и бросали на середине, этот парень на местных кладбищах вытворял самую настоящую чертовщину в средневековом духе. Это казалось просто немыслимым. Вне всяких сомнений, таинственное исчезновение Черноризцева было связано с его запретной деятельностью, более того, я уверен, что оно из этой самой деятельности напрямую следовало.
Страницей за страницу, поглощая чужие воспоминания, я, словно, по частям восстанавливал жизнь этого несовместимого с современной реальностью персонажа. Задушевные беседы с призраками и отвратительное копание в человеческих костях, ученичество у безумного некрофила и борьба с божеством, ночёвки в свежих могилах и приготовление чудодейных зелий. Все эти вещи имели место быть в жизни нашего героя наряду с обучением в малоизвестном провинциальном университете и проживанием в крохотной квартирке на четвертом этаже неказистого дома шестидесятых годов постройки.
	Теперь, когда я как следует ознакомился с содержанием дневника Черноризцева и переводами текстов принадлежавших ему книг, я кажется, могу приблизительно сказать, что с ним произошло, и где он может находиться в настоящий момент времени. Конечно, я не могу быть на сто процентов уверенным в своих догадках, но нечто подсказывает мне, что такой человек не мог просто глупо погибнуть в результате трагической случайности или сгинуть в застенках психбольницы подобно своему учителю. Думается мне, Черноризцев всё еще жив, хотя слово «жив» относительно него должно иметь несколько иной смысл. Если верить тем мудрецам, что утверждают, будто все вещи в этом мире бесконечно повторяются вновь и вновь, то, возможно, кто-нибудь из вас или ваших дальних потомков однажды встретит неподалеку от кладбищенской ограды невесёлого сутулого господина. Не удивлюсь, если вам сразу же покажется, что с этим человеком что-то не так. Быть может, вы увидите в его, на первый взгляд, заурядном облике нечто противоестественное и донельзя странное. Кому-то из вас захочется сию же минуту оказаться подальше от этого мрачного типа, кому-то напротив – захочется заговорить с ним, ибо они справедливо почувствуют в том, кто некогда был Г.К. Черноризцевым, немалую мудрость и обладание знаниями в областях, практически неизвестных нашим современникам. Что касается меня лично, то я, пожалуй, с большим пониманием отнесусь к людям первой категории. Более близкое знакомство с историей Черноризцева убедило меня в том, что на этом свете есть, были и будут вещи, к которым не стоит обращаться из праздного любопытства. Во истину, как говорят в народе: «меньше знаешь – крепче спишь». Большая часть из нас, к сожалению, не обладает достаточной твердостью духа, чтобы воспринимать этот мир таким, каков он есть на самом деле. Будет лучше для всех, если на волнующие вопросы о тайнах жизни, смерти и собственного предназначения, мы продолжим находить ответы в простых и банальных вещах таких как наука, официальная религия или опыт собственного, всё такого же малоосмысленного и трагического существования. А мертвецы пускай и дальше лежат на своих кладбищах. Вспоминайте о них (когда-нибудь можно будет сказать «о нас») время от времени, но не делайте этого слишком часто.
И всё-таки я не могу совсем оставить без внимания историю настоящего мага, с которым мне посчастливилось (или нет) повстречаться. Даже если меня осудят за то, что я немного приподнял завесу над тем, что не должно становиться известно всем и каждому, я считаю некроманта Черноризцева (анти)героем, заслуживающем небольшого литературного опуса, написанного настоящим мастером русского слова. Ну а поскольку настоящих мастеров русского слова давно не осталось в живых, то писать придётся кому попало, то есть мне. Сразу скажу, что повествование не претендует на абсолютную достоверность, ведь некоторые места из дневника Генриха могут быть истолкованы неоднозначно, некоторые трудны для понимания без соответствующего опыта в некромантии, ну а кое о чём я попросту предпочёл бы умолчать, потому что не люблю говорить и писать о вещах, на мой взгляд, совсем уж мерзких и вредных. В общем, кое-какие детали жизни и деяний Черноризцева я откровенно выдумал, а кое-какие намеренно опустил. Отдельные слова или моменты в повести могут быть непонятны для людей, разбирающихся в некромантии и схожих дисциплинах ещё меньше чем я, поэтому автор, с вашего позволения, будет разбавлять собственную писанину отрывками из трактатов, найденных мною на балконе квартиры Черноризцева. Я постарался выбирать оттуда лишь сугубо описательные сведения и избегать различных рецептов и рекомендаций, которые могут подтолкнуть моих немногочисленных читателей к рискованным экспериментам. Следует помнить, что Генрих Черноризцев, как ни крути, являлся, если можно так выразиться, квалифицированным специалистом в области некромантии, и вне всяких сомнений, знал, что делал, когда обращался к методикам волшебников прошлого, чего про нас с вами не скажешь. Даже если в конце своей деятельности он и допустил большую ошибку, то как далеко он зашёл, лишь демонстрирует его высочайший уровень подготовки. Профанов же смертельная опасность подстерегает даже в самых простеньких и невинных опытах, хоть опыты в некромантии и не могут быть невинными по определению. Поэтому еще раз прошу вас, ни в коем случае не воспринимать этот рассказ как учебное пособие и руководство к действию, ничего хорошего из этого не выйдет.


                                                  II.    Долгая дорога домой кружным путём


	Белый микроавтобус на приличной скорости отважно преодолевал выбоины Большого Северного шоссе. Черноризцев дремал, скрючившись на чрезвычайно узком кресле внутри салона. Последний отрезок пути до Ухгорода надлежало преодолеть на маршрутке. В машине было очень душно, летнее солнце бесчеловечно жарило несчастных разморенных пассажиров через пыльные стекла. Густой лес за окном периодически сменялся на озарённые ослепительным светом луга и полянки, трава которых на контрасте с тёмной еловой хвоей казалась скорее золотой нежели зелёной. Автобус оставлял после себя клубы пыли, постепенно таявшие над дорогой.
	Черноризцев не был в родном городе уже около пяти лет, с того самого дня, как окончательно рассорившись с родителями и бросив учёбу в опостылевшем техническом университете, к которой у него не было ни способностей, ни желания, отправился на поиски учителя некромантии.  Единственный человек, кто мог хоть как-нибудь претендовать на это гордое звание, проживал на тот момент в пригороде Нижнего Новгорода, а если конкретней – в специальной психиатрической больнице тюремного типа.
	Несмотря на особый режим работы этого учреждения, оказалось, что туда сравнительно легко устроиться работать санитаром, особенно если ты согласен выполнять грязную, как в прямом, так и в переносном смысле, работу за весьма скромное денежное вознаграждение. Большинство санитаров в больнице либо напоминали больших грязных горилл, с чуть большим словарным запасом, чем у этих зверей, но чуть меньшим интеллектом, либо представляли из себя чрезвычайно нервных молодых людей дистрофичного телосложения, которых самих очень легко было спутать с буйнопомешанными.
	Обязанности, которые выполнял Черноризцев в психушке, не относились к числу тех, о которых принято писать в школьных сочинениях на тему «Моя будущая профессия». Целыми днями он драил полы, в том числе и в туалетах, где принято было испражняться куда угодно, кроме специально предназначенного для этой цели отверстия, (об унитазах при таком способе эксплуатации отхожих мест, разумеется, речи не шло), помогал удерживать узников в неподвижном положении, пока им делают уколы, надевал на них смирительные рубашки и отводил от камеры к кабинету врача и обратно под присмотром одного из сотрудников вооружённой охраны, каждый из которых, несмотря на низкую зарплату, и откровенно скотское отношение начальства, считал, что ему очень повезло с работой, особенно по сравнению с санитарами. Помимо этих занятий у Черноризцева было ещё много дел в больнице, и каждое из них было либо грязным, либо жестоким, либо унизительным. Человек тонкого душевного склада, к числу которых, с некоторой натяжкой, можно было отнести и Черноризцева, вряд ли продержался бы долго на подобной работе, но у героя нашего рассказа была цель, к которой он готов был идти до конца, поэтому и принимал он трудовые тяготы с присущим святым людям прошлого смирением. Впрочем, цель эта скорее всего ужаснула бы этих самых святых людей, да и не их одних.
	Среди бедолаг, доживающих свои дни в описанном нами скорбном месте, был некто Анатолий Москвин. Он был уроженцем Нижнего Новгорода и когда-то давно получил образование историка. Это явно не то образование, с помощью которого нелюдимый и с детства запуганный парень из бедной семьи может выбиться в люди, но Анатолий никогда не жаловался на нехватку денег и отсутствие красивой жизни, ведь у него было по-настоящему любимое дело. Он называл это занятие некрополистикой. Заключалось оно в исследовании окрестных кладбищ на предмет того, кто из славных людей там был когда-либо похоронен и при каких обстоятельствах. Славных людей в Нижегородской губернии всегда было много, поэтому Москвину всегда было что поисследовать. Анатолий имел договор трудовых отношений с несколькими местными газетами, в которых иногда печатались познавательные очерки Москвина об истории мест захоронений. На небольшие гонорары за эти статьи он и жил, как вы уже поняли, весьма небогато. Тогда он ещё не был некромантом в полном смысле этого понятия, но уже мог иногда видеть мёртвых и разговаривать с ними.
Надо сказать, что некромантия – не та область оккультных искусств, которую начинают практиковать добровольно. У каждого мага есть собственная невесёлая история, которая и подтолкнула его к этому рискованному и, прямо скажем, неблагочестивому занятию. Была такая история и у Москвина, и была она столь пугающей, что автор этого повествования даже не решился пересказывать её своими скупыми словами, вместо этого лучше приведём её дословно чуть ниже. А вот единственным некромантом, у кого подобной истории, кажется, не случилось был Черноризцев. А может он просто забыл ее?
	Почему он решил заниматься всем этим? На самом деле – чёрт его знает. Разве вы всегда можете сказать, отчего делаете то или другое? Часто бывает так, что наш выбор в пользу тех или иных действий нельзя назвать вполне осознанным. Что же касается Черноризцева, то, когда я анализировал его записи, у меня сложилось мнение, что Генрих был просто одержим тайнами смерти. Вот, например, что он написал четвёртого июня 2016 года.

	Хочу жить, ради полного и окончательного знания того, что по ту сторону, а половинного компромисса не принимаю…

	Каков, а? Впрочем, где-то я уже это слышал. Да, бывают на свете такие люди, что вечно только и делают, как представляют собственную кончину во всевозможных вариантах и размышляют над тем, что с ними будет после неё. Я слышал, будто один совсем юный азиатский поэт покончил с собой, спрыгнув с крыши, только ради того, чтобы узнать, что будет потом. Черноризцев с собой не покончил, хотя, наверное, не раз помышлял об этом. Однако, вместо этого, он, одному Богу известно где, раздобыл несколько старинных талмудов оккультного содержания (до сих пор не могу понять, откуда они взялись в Ухгороде, а ведь книги, похоже, подлинные), отыскал в интернете разбирающихся людей, тщательно отфильтровывая их от школьников-фантазёров и сетевых сумасшедших, с их помощью кое-как смог разобраться, о чём, собственно, в тех книгах говорится, и понял, что всего этого слишком мало. Нужно было искать реального наставника. Здесь нашему герою снова пришли на помощь СМИ.
	В тот год о Москвине говорили довольно много. Расследование дела об осквернении кладбищ Нижнего Новгорода, с имевшими там место многочисленными случаями похищения останков маленьких и не очень девочек, зашло в тупик. Правоохранительные органы решили проконсультироваться с главным в области знатоком кладбищ, то есть с некрополистом Москвиным. Тот, поглощённый своими изысканиями, совершенно не ожидал визита полицейских и даже не успел спрятать двенадцать чудесных нарядных  кукол, сделанных собственноручно, с любовью и  завидным мастерством. При более подробном изучении оказалось, что куклы эти изготовлены из костных и мумифицированных частей человеческих тел. Согласно показаниям свидетелей, Анатолий действительно самостоятельно создавал эти жуткие статуи, жил вместе с ними под одной крышей, и, конечно, обращался как с живыми девочками, причем очень любезно. И будьте вы прокляты, если подумаете, что Москвин был извращенцем. Никаких плотских сношений он с куклами никогда не имел и не собирался. А те немногие люди, кто видел эти фигуры, и вовсе полагали, что они изготовлены из папье-маше.
	Само собой, после суда этот кадр загремел в психушку, предварительно дав несколько мозговыносящих интервью про магию древних кельтов, видения призраков и тому подобные вещи. Ну а в больнице его уже и навестил собственной персоной Генрих Черноризцев, утомлённый тяжёлой работой, но не потерявший страсти к познанию запретного.
Понятия не имею, о чем они беседовали в перерывах между унизительными и болезненными процедурами, коим подвергали заключённых больных, среди которых, откровенно говоря, были люди даже гораздо более неприятные чем Москвин, но, очевидно, что даром это время для Генриха не прошло. К его вещам добавилось несколько пухлых тетрадей, исписанных таинственными указаниями учителя, а сам он стал даже ещё более мрачным и неразговорчивым чем был, как бы намекая всякому непосвященному человеку, что уж кто-кто, а он то в этой жизни кое-что понял.
	Со временем болезнь Москвина прогрессировала, что было совершенно нормальным явлением в больнице подобного типа, ведь задачи вылечить его изначально никто не ставил, главным делом была социальная изоляция, которая достигалась не только путём насилия, но и созданием определённых условий, при которых у человека не возникало иных желаний, кроме как забиться поглубже в свою раковину, покинув мир живых и здоровых, выглядевший теперь как мир страданий и мучителей.
	Незадолго до того, как Москвин окончательно потерял всякую связь с реальностью, Черноризцев покинул Нижний Новгород, наконец, уволившись из проклятого учреждения, предварительно подписав пару бумаг о неразглашении следственных тайн и конфиденциальной информации о заключённых и медработниках.
	Со знанием, обретённым от несчастного сумасшедшего, которое ему самому не принесло ни капли счастья, Черноризцев мог отправиться куда угодно, но предпочёл вернуться в родной Ухгород. Там лежат в сырой земле его предки, которые являлись ему во снах и молили о помощи, там всё знакомое и до боли родное.
	Маршрутка причалила к остановке возле гостиницы «Туман». Черноризцев, пошатываясь после долгого сидения на одном месте, вышел из машины и зашагал по направлению к оставленному им некогда дому.


    Из интервью Анатолия Москвина газете «Нижегородский рабочий» от 26.10.2011


	«4 марта года наша 1979 школа № 184 занималась сбором макулатуры. Мы ходили по подъездам, звонили во все двери и требовали старых бумаг для третьего звена. Около одного из подъездов стояла крышка гроба: накануне нам уже сказали, что в соседней школе погибла девочка.
Произошло это так. 11-летняя Наташа Петрова принимала ванну, и в этот момент отключили свет. Отец девочки, Анатолий, погиб ещё в 1971 году, так что в квартире не было мужской руки, и женщины пользовались допотопной переноской. Вскоре напряжение опять подали. Выходя из ванной, Наташа концом мокрого полотенца задела оголённый провод и мгновенно скончалась от разряда.
…Выйдя из подъезда с кипами макулатуры, мы попали прямо на вынос. Видимо, мать Наташи была членом какой-то секты. Начать с того, что на похоронах не было никого из одноклассников, зато пришло несколько десятков женщин и мужчин в чёрных одеждах. Все они держали горящие свечки и что-то заунывно пели не по-русски.
	Чувствуя, что совершили преступление — а мы украли чужую макулатуру, — мы постарались улепетнуть со страшного места. Заметив нас, за нами в погоню бросилось несколько мужиков. Вскоре меня схватили за плечо. Меня, трясущегося от страха, подвели к чёрному сборищу. Пение прекратилось. Заплаканная женщина — видимо, мать покойной — подала мне крупное венгерское яблоко и поцеловала в лоб. Она подвела меня к гробу и, пообещав много конфет, апельсинов и денег, велела целовать покойницу.
Я залился слезами, умолял отпустить, но сектантки настаивали. Все снова запели молитвы на непонятном мне языке, а кто-то взрослый с силой пригнул мою голову к восковому лбу девочки в кружевном чепчике. Мне не оставалось ничего другого, как поцеловать куда приказано.
	Так я сделал раз, другой и третий, меня ободрили и велели повторять за начётчицей длинное заклинание на старорусском языке. Несколько выражений из него намертво врезались в мою память: "Я могла дочь породить, я могу от всех бед пособить".
Когда заговор закончился, мне велели взять свечку и покапать воском на грудь Наташиного синего, с красной оторочкой платьица. Затем мне подали два стёртых медных кольца, велели одно насадить мёртвой невесте на палец, другое надели на палец мне. Не выпуская моей руки, они двинулись к автобусу. Мы отправились на кладбище. По дороге женщина взяла с меня честное пионерское слово никому, по крайней мере сорок дней, не рассказывать об этом происшествии.
	Первый ком глины бросила мать, второй поручили бросить мне. Потом нас привезли к тому же подъезду, и мне вернули портфель, в который насовали каких-то платков и тряпок. Мне насыпали полные карманы, вручили авоську фруктов и дали бумажку в десять рублей. Я за первым же поворотом выкинул колечко и платки в снег. На 10 рублей я накупил книг про животных и монгольских марок...
	Ближе к концу учебного года мёртвая Наташа начала сниться мне чуть ли не каждую ночь, распевая нескладные песенки. Дальше моя мёртвая невеста потребовала от меня — во сне — чтобы я начал изучать магию и обещала научить меня всему. Требовалось лишь мое согласие. Я, естественно, был против. Летом я уехал в деревню, и ночные «посещения» прекратились.
	Они возобновились в первую же ночь, когда я вернулся в город. Наташа являлась ко мне как бы в дымке, вскоре я начал чувствовать ее близость по специфическому холодку. У меня начались галлюцинации, по ночам я стал бредить. Врач, к которому обратились за помощью мои родители, объяснил это явление гормональной ломкой.
	Так продолжалось около года. Наконец, Наташа объявила, что если я и после этого не хочу изучать магию, она меня бросает. Дескать, впоследствии я буду искать ее и домогаться, но будет поздно. Тогда, в 1980-м, я был готов на что угодно, чтобы избавиться от ночного наваждения. Наташа научила меня, как «передать» ее одной из моих одноклассниц, на которую я имел зуб. Я совершил несложную магическую церемонию — и навеки распрощался с Наташей Петровой, получив вместо этого... неумеренный интерес со стороны той самой одноклассницы.
	С тех пор каждый раз, когда я оказываюсь на кладбище «Красная Этна», я нахожу время сходить на могилку Наташи. Бабушка ее скончалась в 1990 году, мать куда-то делась, и лет 14 могилу поддерживал в порядке исключительно я один. Пару лет назад кто-то натыкал в Наташин холмик цветочков. Кто это мог сделать, кроме меня, остается полнейшей загадкой.
И все же мой странный «брак» с Наташей Петровой мне пригодился. Когда в эпоху перестройки я все же решил изучать магию, знающие люди не отказались учить меня, как только я поведал им эту историю. Уже став убеждённым язычником и достаточно опытным некромантом, я жалел, что не воспользовался в детстве легко дававшимися мне в руки эзотерическими знаниями».




                                                          III.  Первое колдовство

1.

	Черноризцев пробирался через заросли, обильно покрывавшие старейшее кладбище Ухгорода. Колючки и ветки цеплялись за одежду и царапали кожу. Вслед за Черноризцевым шёл нетвердой походкой лохматый прыщавый мальчишка лет пятнадцати, одетый в засаленную футболку с перевернутой пентаграммой. В руке его была уже далеко не первая за сегодняшний день бутылка недорогого пива.
	Любому мастеру нужен подмастерье. Черноризцев теперь считал себя мастером, поэтому не замедлил сразу же по приезду обзавестись учеником. Конечно, паренек был явно не семи пядей во лбу, но для сегодняшнего дела мог очень даже пригодиться, а мозги ему вовсе и ни к чему, ведь если бы у него были мозги, и он хотя бы чуть-чуть представлял, что же такое некромантия на самом деле, то, вероятно, уже уносил бы прочь ноги с кладбища и впредь обходил бы стороной всех, кто предлагает участие в подобных авантюрах.
Генрих даже сам немного прибалдел от того, как легко теперь оказалось найти помощника для ритуала. Просто нашел в социальной сети околооккультное сообщество, где подростки пытались наводить друг на друга ужас своей мистичностью и липовым знанием тайн, написал самому активному постеру, предварительно составив для себя полное представление об его невысоких умственных способностях, и пригласил с собой, заодно убедив парнишку в необходимости держать рот на замке и удалить всю периписку с Черноризцевым из аккаунта.
	«А я еще не понимал, как у маньяков получается заманивать детей в безлюдные места конфетками», − думал некромант про себя, пока его юный протеже спотыкался о корни деревьев, расплескивая пиво и громко ругаясь. Соли*, порой вылезавшие из укромных кладбищенских уголков, прихватывали его за ноги и протягивали вслед грязные щупальца своих бывших конечностей, но отважный новообращённый черный маг их, разумеется, не видел.
	«Да он даже соль не способен разглядеть, а еще болтал, что кого-то там вызывал у себя в деревне. Алкобесов ты там вызывал, щенок», − бурчал себе под нос Черноризцев. Парень был ему крайне несимпатичен, что позволяло, однако, не испытывать мук совести в случае, если ритуал кончится нехорошо, вероятность чего была довольно велика. Куда более сложным вопросом оставалось то, куда деть этого горе-практика в случае, если, как говорил Черноризцев, «ни одно животное не пострадает». Для дальнейших исследований он явно не годился.
Кладбище, по которому топали колдун и его ученик, как я уже упомянул, было самым старым в Ухгороде. Оно появилось еще тогда, когда вместо окружающих его многоэтажек, стояли бараки, битком набитые привезенными на Север больными, умирающими и уже почти совсем мертвыми заключёнными. Кого-то из них здесь же и хоронили. Ни для кого не секрет, что промышленная мощь Ухгорода была создана руками несчастных рабов, которые в один прекрасный день обнаружили себя в камерах и вагонах-теплушках, и из обычных крестьян, рабочих, служащих и военных в одночасье превратились во вредителей, антисоветских агитаторов, расхитителей социалистического имущества и прочих сомнительных личностей, которых власть того времени считала намного опаснее воров, насильников и убийц.
Они то и составили первое население старого Ухгородского кладбища, потом к ним присоединились их же сторожа и палачи, ну а потом уж закапывали всех, кто так или иначе нашел свою смерть в окрестностях. Тут были могилы немцев, прибалтов, евреев, корейцев, не говоря уже о представителях более привычных советских народностей, короче говоря, на этом кладбище был похоронен весь старый мир. Годах в семидесятых кладбище закрыли для похоронных церемоний, и оно потихоньку начало возвращаться в первозданное состояние. Холмики могил опускались все ниже. Кресты и плиты обрастали кустами и мхом. Исчезали под потоками дождей надписи на памятниках.
	В более современные годы кладбище объявили мемориальным. Какие-то из памятников восстановили. Но все равно разбитых временем и покосившихся надгробий было значительно больше. Людей, в своё время, закапывали здесь на редкость хаотично и теперь тут даже не было приличных дорожек, приходилось лавировать между ржавыми оградками, переступая через рассохшиеся доски, оставшиеся от упавших крестов, а может и от гробов.
	Черноризцев, следуя канону, принятому в фильмах ужасов, отправился сюда глубокой ночью, хотя вокруг всё равно было вполне светло, ведь солнце в середине лета у нас почти не заходит. Строго говоря, проводить ритуал ночью, как правило, совсем необязательно. Это делается лишь для того, чтоб скрыть его от любопытных глаз, хотя на старых северных кладбищах вроде этого и днем-то редко можно наткнуться на человека. Родственники упокоенных здесь, в основном, уже и сами почили на более новых кладбищах, где могилки идут строгими рядами, а людей, как мусор, быстренько выкидывают из катафалков в ямы, которые тут же закапываются трактором, после чего стенающая родня бедолаги торопливо рассаживается по автомобилям и едет в ресторан на поминки, в ходе которых подчас забывает кого и зачем собственно поминают.
Объект ритуала Черноризцев присмотрел заранее. Прогуливаясь по мемориальному кладбищу неделю назад, он приметил немалых размеров каменную плиту, за долгие годы уже опустившуюся ниже уровня земли. На плите была выбита большая пятиконечная звезда. Никаких надписей на плите не было. Вообще, под звездами в былые годы хоронили коммунистов, красноармейцев и атеистов, но Черноризцев не зря провёл годы изучая запретные искусства, поэтому сразу определил иную природу данной пентаграммы. Коммунисты довольствовались обычно маленькими звёздочками, большая каменная звезда для надгробия представлялась нецелесообразным расходованием стройматериала. Соли недовольно фырчали и брызгали своей гнилой начинкой в сторону этой могилы, явно опасаясь приближаться к ней. Птицы смолкли сразу же, как только таинственная плита попала в поле зрения Черноризцева. «Это определённо то что нужно», − ухмыльнулся он про себя.


	Выдержка из «Классификатора сущностей» К. Розокрестова 1889 года

	Соли

	Следует знать, что неживых сущностей самого низшего порядка принято у нас называть солями. Что такое есть соль? Это есть ни что иное как нематериальное посмертное бытие многочисленных веществ и минералов, из которых состоит человеческое тело. Подвергаясь разложению, вещества эти уходят в почву, служат пищею для разновидных животных и бактерий. Порою, в этих химических соединениях обнаруживается элемент психической или духовной природы, по каким-то причинам отсоединившийся от прочих сходных с ним элементов и не покинувший мертвое тело.
По всей видимости, этот элемент, пребывая на протяжении какого-то времени в месте разложения тела и даёт соли возможность к существованию. Ежели можно так выразиться, соль – это призрак тела человека, но не его души. Соль разума совершенно лишена. Выглядят они как хорошо различимые перековерканные останки, в которых иногда можно различить кости, кожу, кровавые сгустки или остатки потрохов. Один знающий человек остроумно отмечал, что соль похожа на человека, вывернутого наизнанку и пропущенного через мясорубку. Зрелище, надо сказать, действительно самого отталкивающего характера.
	Соль обыкновенно пребывает близ места упокоения тела, что её породило. Период ее существования составляет от нескольких недель до нескольких веков, в зависимости от того, как быстро покинет ее психический элемент, дающий соли жизнь. После этого она растворяется практически без остатка.
	Профаны, не прошедшие посвящения и не имеющие природных способностей, видеть соль не способны, хотя, должно быть, и могут испытывать с её стороны незначительное физическое воздействие, когда, к примеру, наступают на нее нечаянно ногами.
	Практику надлежит знать, что соль можно вызвать простым ритуалом призыва сущности, если она в данный момент находится под землёй близ практика и не видна глазу, делать же это не имеет обычно никакого смысла, поскольку соли очевидно неразумны и бессмысленны. Человеческих и ангельских языков они не понимают и не говорят, хотя некоторые из них и обладают способностью издавать нечленораздельные звуки, что должно быть связано с присутствием в составе соли элементов, содержавшихся прежде в голосовых связках тела. Реальной опасности соли не представляют ни малейшей, хоть и способны напугать глупых начинающих практиков, допущенных к посвящению ввиду ошибки наставника.
	Говоря же о пользе солей, нельзя не упомянуть о том, что внутри у большинства из них содержится, так называемый, солевой камень, достаточно плотное образование, служащее, надо думать, вместилищем психического элемента. Извлечь этот камень можно напрямую, открытой рукой, с нанесенным на ладонь знаком Глаза Божьего и облитой освященной колодезной водой, но можно и просто обнаружить солевой камень на кладбище, где они присутствуют иногда в очень большом количестве. Лишившись камня, соль погибает, растворяясь в воздухе и земле. Камень же растворяется примерно через месяц после извлечения или раньше, если практик не извлекал его собственноручно, а просто нашёл на кладбище. Камень сей многие используют для привлечения некоторых сущностей третьего и четвертого порядков, для коих он служит желанною приманкой и угощением.


2.

	Генрих был очень взволнован. Это был его первый опыт призыва «сущности третьего порядка», как это называлось в  книгах. До этого момента он лишь пробовал свои силы на «сущностях первого и второго порядка» − мелких призраках, духах и тех странных вещах, которые даже недостойны называться призраками, навроде тех же солей. Это было еще в Нижнем Новгороде с подачи Москвина. На малой родине Черноризцев сразу же хотел приняться за большую работу.
	Проверив точное время и положение небесных светил по распечатанному гороскопу на сегодняшний день, он окропил углы плиты особым составом, изготовленным по рецепту покойного Алистера Кроули, напевая под нос молитвы вперемежку с богохульными стихами того же Кроули, заговорами, узнанными у Москвина и заклинаниями на латыни, прочитанными в уже упоминавшихся старинных книгах. Это заняло некоторое время.
	− Э, Генрих, чё там, долго еще? – наконец подал голос уже довольно-таки сильно упитый подмастерье.
С трудом сдерживая поднимавшуюся волну раздражения, Черноризцев оторвался от могильной плиты и изо всех сил стараясь оставаться спокойным, ответил:
	− Андрюх, давай потише, ладно? Я ведь сказал, что всё сам нормально сделаю, если ты не будешь мешать. Просто подожди, ладно? И не говори, пожалуйста, мне теперь из-за тебя придется сначала читать.
	− Да ладно, чё я то сразу, − пьяный подросток уселся на землю и снова приложился к пластиковой полторашке, апатично наблюдая за магическими приготовлениями.
	Черноризцев вернулся к своему черному делу. Заговаривать пришлось еще минут двадцать. В следующий раз с нужного темпа сбил уже не Андрюха, а прокаркавшая в самый ответственный момент ворона. Кое-как закончив с обработкой могилы, некромант перешел к обработке непосредственно себя самого и своего пьяненького ученика.
	Очертив на земле окружность ритуальным ножом, он отвел туда Андрюху.
	− Так, из круга теперь не выходить, пока я не скажу, ты понял?
	− Да понял, понял, давай уже вызывать.
	− Обожди. Ещё вот это надень.
	Черноризцев протянул парню мешочек на верёвке, второй такой же надел себе на шею.
	− А что там?
	− Ну я же показывал. Прах, крестики серебряные, травы, камни. Да не открывай ты его сейчас, всё ты там видел, просто надень на шею. И не снимай, пока я не скажу, понял?
	− Ну как скажешь, шеф. Давай уже призрака.
	Подросток начинал скучать. Эта игра ему уже надоедала. Обычно он с друзьями просто читали на могилах что-то про Сатану, потом истошно орали и убегали прочь за новой порцией бухла. Как-то раз хотели принести в жертву кота, но его хозяин, один из Андрюхиных приятелей, в последний момент решил, что кот ему всё же слишком дорог.
	− Слышь, Генрих, а ты животных не приносишь в жертву, когда духов вызываешь? Мы как-то раз кота зарезали, он заорал, и из могилы такая рука с когтями поднялась, мы обоссались и убежали.
	История была явно вымышлена.
	− Кровь нужна для призыва некоторых неслабых сущностей, но кровь животных, за исключением отдельных случаев, плохо подходит. Лучше всего человеческая, а именно – самого вызывателя. Много не нужно.
	Черноризцев задрал рукав свитера и продемонстрировал малость ошарашенному Андрюхе отменную коллекцию рваных шрамов на предплечье.
	− Офигеть! Это ты сам себя резал?
	− Этому, который здесь, крови не нужно. Мы ему другое кое-что потом отдадим, − сухо ответил Генрих, игнорируя последний вопрос.
	− А что мы отдадим?
	− Всё, короче, заткнулся, я начинаю. Давай ни слова больше. Просто смотри что будет. Если я скажу помочь – поможешь.
	Андрюха послушно заткнулся, а Генрих начал ритуал призыва.
	"Дух, сокрытый землёй, ею порожденный и в неё ушедший, сегодня Господь Бог дал мне волю воззвать к тебе…"
	Слова тяжело исходили из уст некроманта и падали на землю гулко раскатываясь по кладбищу подобно металлическим шарам. Они отражались от могильных плит и клацали о металл оградок. Голос Черноризцева звучал неестественно. Это был больше не его голос, теперь им говорили могущественные древние силы, от лица которых он обращался к духу, самонадеянно ставя себя на один с ними уровень.
	"…Приди к нам сегодня, каков ты есть, каким был и каким будешь, приди в истинном обличье. Ибо Господь дал нам волю сегодня увидеть тебя…"
	Я намеренно опустил часть заклинания, говорить от имени Бога уже, на мой взгляд, поступок дерзкий и, мягко говоря, нечестивый. Говорить же от имени Бога о вещах, про которые говорил Черноризцев в своем воззвании и вовсе никуда не годится. Я бы, во всяком случае, не стал такого говорить и под дулом пистолета. Есть вещи, о которых даже упоминать страшно и противно, чёрт его знает, каков истинный подтекст, вложенный в эти слова древними магами. Не ради забавы призывали они в свое время мертвецов и даже не ради познания как наш герой, а ради вещей куда более жестоких и мрачных.
	Черноризцев продолжал взывать к безымянной могиле, Андрюха съёжился и оцепенел от страха, происходящее решительно переставало ему нравится. Он чуял нечто очень недоброе и чуял правильно, но, к сожалению, для него уже было поздно бежать. Магический круг теперь не только не пускал к нему опасность извне, но и не позволял покинуть свои пределы.
	Черноризцев зачитывал текст призыва уже в пятый или шестой раз, когда белую ночь внезапно разрезал истошный вопль. Так кричат в момент нечеловеческой боли. Так кричат те, кого сжигают заживо.
	Чёрные птицы стаями поднимались с ветвей, застилая белое ночное небо и на миг окутали мемориальное кладбище Ухгорода абсолютной тьмой.
	Жуткий крик напугал до полусмерти уже не только Андрюху, но и самого Черноризцева. Он оборвал речь на полуслове, и забыв о том, что ритуал еще не завершён, принялся оглядываться вокруг, инстинктивно ища пути к отступлению и спасению. Озираясь по сторонам, он не сразу заметил, что теперь на кладбище присутствуют не двое, а трое. Слушая бешеный стук собственного сердца, Черноризцев заставил себя снова взглянуть на могилу.
	На плите с пентаграммой возвышалась чёрная фигура, ростом превышавшая человека в два раза. Казалось, что она была укутана с головы до пят в чёрную мантию, но это была лишь иллюзия. Фигура не была ни во что укутана, она сама представляла из себя истинную тьму, и не было на свете ничего чернее неё.
	Страх, овладевший было душой Генриха, сменился восхищением. «Получилось», − думал он. «Чёрный морок собственной персоной. Заложный покойник, как он есть, не зря тебя под звезду-то убрали и камнем задавили», − ликовал и одновременно злорадствовал Черноризцев. Андрюха же продолжал не моргая смотреть на Чёрного, в глубине души уже осознав, что этот вызов станет для него первым и последним в жизни.
	− Я желаю говорить с тобой, дух! Ты будешь мне отвечать? − заорал Генрих.
	− Я поговорю с тобой, − ответило существо утробным басом. В его голосе чувствовалась вынужденная покорность и вместе с тем безумная и при том совершенно спокойная ненависть ко всему живому. Это был голос человека, начисто лишённого сострадания.
	− Как твоё имя?
	− Виссарионов моё старое имя. Существо вздохнуло и от вздоха его качнулись деревья.
	− Кем ты был? – продолжал допрос Черноризцев, пытаясь громкостью заглушить собственный ужас.
	− Глава Ордена Жатвы. В миру начальник управления Ухгородлага.
	Черноризцев понимал, что надо торопиться. Волны тьмы, незримо исходившие от существа с холодным упорством скреблись об магический цилиндр, намереваясь пробить волшебный барьер. Некромант даже думать не хотел о том, что произойдёт после этого.
	− Знаешь ли ты искусство некромантии, дух?
	− Некромантия знакома мне, я был посвящён и призывал сущности всех порядков.
	Черноризцев заметил, что трава между кругом и могилой пожухла и почернела.
	− Я желаю знать про некромантию. Отвечай, дух, почему все мудрецы запрещают некромантам творить ритуал на могилах своих кровных родичей? Почему говорят, что это дело бесполезное?
	− Кровные принадлежат тебе, если они мертвы, а ты принадлежишь им. К какому бы порядку не относились они для иных некромантов, для тебя они всегда будут порядка четвёртого. Призыв кровных не подчиняется универсальному ритуалу. Призыв кровных сложен.
	− Я хочу провести ритуал на могилах своих кровных родственников. Скажи, как мне это сделать, дух, и я отпущу тебя.
	− Я не призывал кровных.
	«Неужели без толку? Столько времени на тебя потратил», − Генрих от обиды. пребольно стиснул зубы.
	− Но я укажу тебе того, кто призывал.
	«Да ладно», − снова про себя подумал Черноризцев.
	− В Соногорске есть человек. Он живой. Охраняет мертвых. Живёт в доме на кладбище. Кладбище на северо-западе города. Иди к нему. Он знает про кровных.
	Черноризцев нутром чувствовал, что магический барьер вот-вот падёт. Пора было закругляться.
	− Спасибо за совет, дух. Прими мою благодарность и именем Господа Бога снизойди обратно туда, откуда я именем Его призвал тебя.
	− Я не уйду так.
	Черноризцев сперва запаниковал, но потом до него начало доходить в чём тут суть.
	− Я пришёл к тебе, а теперь ты уйдёшь ко мне, − продолжал жестокий дух все таким же безразлично-ненавистным тоном.
	− Я не пойду с тобой.
	− Тогда я буду ждать здесь. Твоей защите скоро конец. Потом заберу тебя, − всё также равнодушно пробасил морок.
	Барьеру оставалось держаться считанные секунды. Ну что ж, этого следовало ожидать. В конце концов, Черноризцев ожидал чего-то подобного. Он последний раз посмотрел в испуганные, умоляющие о пощаде, глаза своего несостоявшегося ученика и решился.
	− Он пойдёт.
	С этими словами Генрих сорвал с шеи подростка выданный им же оберег и с усилием вытолкнул Андрюху из круга в объятия приближающегося чёрного морока. Тот даже не закричал. Чёрная фигура притянула мальчишку к себе, утопив его в жидкой тьме собственных очертаний и погрузилась в землю точно в центре пентаграммы на каменной плите проклятого захоронения. И стало тихо.



	Выдержка из «Классификатора сущностей» К. Розокрестова 1889 года


	Белый морок и чёрный морок.


	Прежде чем говорить о мороках, вне всяких сомнений, представляющих немалый интерес для любого практикующего, следует особо упомянуть о том, что несмотря на дискуссионность вопроса классификации этих духов, авторы этого трактата все же склонны отнести белых мороков ко второму порядку, а чёрных – к третьему. Этот факт требует особого внимания, так как несоблюдение некоторых важных правил для вызова сущностей третьего порядка чревато опасными последствиями в случае работы с чёрным мороком. То же самое справедливо и в случае, когда чёрный морок неопытным практиком бывает ошибочно принят за белый, поэтому, если у практикующего возникает хотя бы малейшее сомнение в природе призываемого духа, надлежит соблюдать все возможные меры безопасности, предписанные нашими наставниками для работы с сущностями высших порядков.
	Белый морок – есть дух чисто психической природы, имеющий отношение к человеку некогда жившему и при жизни тяжко страдавшему, в том числе и к умершим насильственной смертию. Визуально белый морок может быть наблюдаем как призрачное подобие человеческой фигуры, с иногда прекрасно различимыми чертами лица и даже предметами одежды и прочих вещей, принадлежавших некогда покойному. Белый морок не тождественен персоне, его породившей, но обладает её памятью и способен рассказать о фактах, бывших известными той персоне при жизни.
	Белый морок может быть призван на месте упокоения помянутой выше персоны в определенный день и час. Для призыва оного используется ритуал призыва сущности второго порядка, со всеми необходимыми заговорами, начертанными символами и артефактами.
	Белый морок, обладая всеми знаниями своего прижизненного прототипа, способен ясно и внятно рассказывать о событиях дней минувших, в коих ему довелось принять участие на языках, которыми тот при жизни владел. Будучи связан ритуалом, белый морок будет отвечать на вопросы практика и давать советы, ежели в них возникнет нужда. Он обычно не стремится причинить вред практику, что, однако, не избавляет последнего от обязанности соблюсти все стандартные охранные мероприятия, такие как начертание круга, ношение оберегов и прочих. По окончанию сеанса призыва, морока следует изгнать обычным способом, предварительно поблагодарив его и распрощавшись, насколько это возможно, учтиво. Белый морок, не изгнанный надлежащим образом, будет еще долго терроризировать практика кошмарными снами и видениями, способными со временем серьезно подорвать как физическое, так и душевное здоровье вызывателя.
	Профаны, имеющие склонность к учению, ясно видят белого морока в его истинном обличье, иногда наталкиваясь на этих духов совершенно случайно. Подобные встречи служат источником многочисленных рассказов о встречах с привидениями, которые без труда можно отыскать как в художественных романах, так и в заурядных газетах и журналах, а то и просто поспрошав народ в местах, где люди особо словоохотливы. 	Профаны, не обладающие выраженной связью с тонким миром, морока могут не видеть, но явственно чувствуют присутствие оного подле себя и опасаются. Во снах или галлюцинаторных видениях, профаны видят морока также отчетливо, как и настоящие практики, и могут подчас сами разговаривать с ним и получать ответы на свои вопросы. Звери и птицы видят мороков и проявляют свое негодование при встречи с ними любым доступным для конкретного вида животного способом.
	Чёрный же морок есть дух, природы той же что и белый, но всегда настроенный крайне враждебно и злобно. Надобно знать, что дух этот непременно принадлежал человеку злому и нечестивому, запятнавшему себя страшными преступлениями и злодействами. Отдельные чёрные мороки сведущи в некромантической науке и способны прояснить в ней множество непонятных для практика моментов, ибо при жизни и сами были они некромантами, и знать должен любой сведущий, что подобная посмертная участь для некромантов, ввиду опасной природы ремесла нашего, крайне обыденна, и многим чтецам нашего труда несомненно уготована та же судьбина.
	Чёрный морок есть дух опасный и злобный. Изгнать его стандартным ритуалом не всегда возможно, поэтому следует прибегнуть к особым мерам, описанным у А. в его «Пояснениях к ритуалам». И не следует ни в коем случае приступать к призыву чёрного морока не продумав все возможные последствия ритуала.
	Внешне этот морок подобен туче чёрной, имеющей все же некоторые очертания, отдаленно напоминающие человеческие. Лица у него нет никогда.
	Призывается, как и белый, в месте упокоения.
	Профаны видят чёрного морока ясно и чётко, так как проявиться, в отличие от белого, тот спонтанно не может, а являет себя только после правильно и полностью исполненного ритуала. Эффективен может быть и ритуал призыва сущностей второго порядка, но мы же советуем руководствоваться ритуалом порядка третьего, после полного уяснения всех принципов этого действа. Мы надеемся, что подобным советом убережем неопытных практиков от призыва этой сущности лишь из соображений тщеславия и прочих недостойных подлинного знающего.
Прибавить нам надлежит, что все звери и птицы, и гады, и рыбы при приближении чёрного морока бросаются прочь, забыв обо всём.



                                                         IV. Сожаления и планы

	Черноризцев лежал на диване в своей, оставшейся от родителей, эмигрировавших за границу, квартире в центре Ухгорода. За окном посверкивала разноцветными огоньками гостиница «Туман». Через широкие двери гостиницы проходили то серьезные насупленные люди в костюмах, командировочные нефтегазовых компаний, то развесёлые господа с расфуфыренными нетрезвыми барышнями потрепанного вида. Раз в полчаса Черноризцев подходил к окну и закуривая рассматривал пеструю публику, но думал он не о ней.
	Его мысли занимала судьба своего бывшего помощника. Умер он или нет? Или же с ним случилось нечто более страшное? А еще Генрих думал о том, почему же ему всё-таки совсем не жалко Андрюху. Да, он действительно не испытал ни капли сожаления, когда толкнул своего спутника навстречу приближающемуся ужасу. Но почему? Черноризцев был не из тех людей, которые постоянно испытывают стыд и раскаяние по любому поводу, но сейчас это отсутствие голоса совести почему-то казалось странным. По всей логике, человек, обрекший своего собрата на столь страшную участь, должен был бы чувствовать какую-то жалость, но жалости не было, и сейчас подобное отсутствие эмоций настораживало еще вчера совершенно безразличного к подобным вещам некроманта.
	Черноризцев сперва подумал о том, что Андрюха, видимо, все равно не был хорошим человеком, так что скорбеть о его гибели совсем ни к чему. Тот факт, что Андрей был плохим человеком и должен был объяснить странное безразличие Генриха к его судьбе. Однако, поразмыслив немного, Черноризцев вдруг понял, что это не так. Андрюха не был плохим человеком, он был малолетним придурком, это да, но был ли он плохим? Кажется, что нет. Правда, он говорил, что ни за что, ни про что убил кота. Может ли хороший человек убить кота? Разумеется, нет, но эта история с котом еще на кладбище показалась Генриху неправдоподобной, Андрюха производил впечатление глупого, но не жестокого парня, определенно садизм был ему чужд.
	Теория о том, что Черноризцев не испытывал жалости к своему спутнику, потому что тот был плохим человеком и не заслуживал ничего, кроме того, чтоб быть утащенным в нижний мир чёрным мороком, стремительно терпела крах. Но если он не был таким уж плохим, разве ему – Генриху Черноризцеву, не полагалось сейчас рвать волосы и кататься по полу от осознания преступности и мерзости своего поступка? Нет. Вместо этого, он не торопясь выкурил еще одну сигарету, налил коньяку в стакан и включил спокойную музыку. Он не страдал, он был вполне умиротворен. Ритуал прошел великолепно. Призрак дал очень подробную информацию по крайне занимавшему Генриха вопросу, и завтра надлежало готовиться к экспедиции в соседний Соногорск. Глуповатому помощнику с самого начала была уготована роль «подарка» для морока на случай агрессии с его стороны.
	Генрих планировал ритуал заранее и был прекрасно осведомлен о том, что сильный чёрный морок непременно попытается утянуть за собой практика, такие случаи были неоднократно описаны, и одним из самых простых способов избежать этого была подготовка «запасного» практика, который, естественно, до самого последнего момента должен быть не в курсе собственной роли в ритуале. Поиск окончательно сбрендившего безумца, который пошел на такое добровольно, занял бы слишком много времени. И всёж-таки безразличие, с которым некроманты относились к такого рода приманкам, теперь казалось Генриху странным. Он знал, что все великие некроманты не были совсем уж жестокосердными и циничными. Они вели скромный и спокойный образ жизни. Далеко не все из них были угрюмыми и замкнутыми как сам Черноризцев, кого-то можно было назвать любимцем публики и душой компании, кто-то переводил огромные средства на благотворительность. Наверное, причина, столь холодного безразличия кроется не в личности «запасного практика», а в личности самого некроманта.
	Усилием воли Генрих подавил заполнивший разум поток рассуждений и вернулся к обдумыванию поездки в Соногорск.
	Здесь я бы хотел немного отвлечься от наблюдения за некромантом в его естественной среде обитания и сделать небольшую ремарку.
	В переводах книг, составленных Черноризцевым, и его собственных заметках содержится подробное описание многих сложных колдовских ритуалов по вызову некросущностей, а также поиску различных магических артефактов. Там была даже довольно-таки забавная, как ни странно, методика поиска сокровищ и ценностей, спрятанных на кладбищах, где нужно было использовать солей и других низших сущностей как собачек-ищеек, указывавших местонахождение клада. Благодаря этой методике, любой некромант, даже очень среднего уровня, мог обеспечивать себя средствами, не отвлекаясь от своего опасного ремесла на такие пустяки как работа. Кстати, вы знаете, что существуют целые преступные организации, специализирующиеся на перепродаже старинных вещей, выкупленных у некромантов? Говорят, что некоторые из таких организаций даже пользуются поддержкой правительства, ну тут уж я вам не скажу наверняка, правда это или нет.
	Да, собственно, вот что я хотел сказать. В документах Черноризцева я не нашел описания одного ритуала, который довольно часто был косвенно упоминаем, как самим Черноризцевым, так и авторами, его вдохновлявшими. Это довольно странно, учитывая, что последовательность действий во всех прочих ритуалах, упомянутых в книгах была прописана очень тщательно. Я говорю о так называемом «ритуале посвящения». 	Исходя из отсылок к этому действу на страницах книг, я составил представление о ритуале посвящения как о некой инициации, которую старший некромант проводит над своими учениками. Впрочем, в текстах содержатся намеки и на то, что грамотный некромант способен инициировать себя самостоятельно, лишь дословно узнав все тонкости этого ритуала. Судя по всему, после прохождения ритуала некромант получает способности, позволяющие особенно плотно взаимодействовать с потусторонним миром, отчетливо видеть и слышать все его проявления, например, наблюдать привидений не в виде слабых прозрачных силуэтов или даже и вовсе колебаний воздуха, как это получается у иных непосвященных счастливцев, а в их собственном облике, в котором духи пребывают в своих тонких нематериальных мирах. И облик этот зачастую очень страшен. Короче говоря, ритуал посвящения в некроманты имеет множество положительных моментов, делающих общение с сущностями и работу на кладбищах куда более продуктивной. Я бы даже сказал, что по-видимому, браться за совершение прочих некромантических ритуалов, не пройдя предварительно ритуала посвящения, есть занятие бестолковое и малоосмысленное. Весь эффект этих ритуалов в таком случае можно свести лишь к приятному щекотанию собственных нервов и эпатированию случайных зрителей, которых вы приведете с собой на кладбище, чтобы показать, какой вы великий маг и чародей. Стоит ли говорить о том, что настоящих некромантов меньше всего на свете волнуют такие вещи как поиск острых ощущений забавы ради и дешёвая популярность в кругу собутыльников?
	Так вот, у меня сложилось мнение, что этот самый ритуал посвящения представляет собой одну из самых масштабных тайн некромантической науки вообще. О нём не принято говорить, о нём не принято писать, то что происходит в ходе этого ритуала навсегда должно оставаться в секрете и храниться где-то в самых потаенных уголках души практика. Я думаю, что истинный смысл ритуала состоит в том, что практик, получая способности, которые я с полным правом могу назвать сверхъестественными, жертвует в угоду подвластным теперь ему духам другие способности, которые я бы напротив охарактеризовал, как самые естественные способности человека. Быть может это способность к состраданию? Или способность жить как нормальные люди, не забивая себе голову тайнами жизни и смерти? Но это не более чем мои собственные домыслы, уж простите, я же сказал, что то что происходит в ходе ритуала нигде не описано, и узнать об этом можно только у практикующих некромантов, которых сейчас, быть может, уже и совсем не осталось. А если и остались, то они, конечно не расскажут вам все о ритуале посвящения просто так за кружкой пивка. Это тайна передается из уст в уста только тем, кто действительно готов к новой жизни, совсем не похожей на нашу с вами жизнь.
	Тем временем, герой нашей повести, отвратившись от смущавших его мыслей собирал все необходимое на завтрашний день, бросая в рюкзак туалетную бумагу, солевые камни, серебряные нательные крестики, зубную пасту, сменные носки, мешочки со смесью толченых растений, коробочки с зубами людей и животных, блокноты с записями ритуалов и завернутые в фольгу бутерброды. Завтра утром нужно было выдвигаться на Соногорское кладбище, и кладбище это было Черноризцеву уже неплохо знакомо.


	Выдержка из «Некромантических руководств» Г.К. Агриппы в вольном переводе Г.К. Черноризцева.

	Слово о порядках, особым образом установленных для некромантических сущностей

	…Рядов или же порядков сущностей всего содержится общим числом четыре. И разделяются они так не только лишь для удобства, но такова была и воля Всевышнего (далее неразборчиво)…
	И знайте же, что ритуалов призывающих существует по числу божественных порядков, числом общим четыре (зачёркнуто несколько строк)…
	Каждое из четырёх действ есть особая мудрость, коей соответственно подходит одна из четырех природных стихий, одна из сторон света, один из архангелов небесных… (дальше что-то на латыни)…
	Вот же вам все порядки и все сущности в них, что нам известны:
	Порядок первый сообразен сущностям неразумным. Ценным в них являются предметы, которые умелый знающе может извлечь. К первому порядку относятся кладбищенские звери и птицы, в телах коих души покойных зачастую находят пристанище, соли, именуемые также призраками разложения, незначительные элементальные духи, свободно бродящие по кладбищу и окрестностям, изучение которых есть достояние элементалистики, но не некромантии.
	Ко второму порядку относятся духи разумные, способные к речи и ответам, но слабосильные, что могут стать умелым инструментом в руках мастера. Во второй же порядок входят привидения, именуемые также белыми мороками, разумные элементали, живущие близ кладбищ и мелкие бесы, кои на клабищах и в склепах бывают заключены за свои прегрешения.
	Третий же порядок принадлежит разумным духам, обладающим особо тайными знаниями или же особо могучей силой. И стоит знать, что духи такие способны сгубить мага. Относят к этому порядку злых призраков иле же чёрных мороков, сильных демонов и элементалов, привязанных к кладбищу, духов-стражников мостов и дорог, духов героических и священных.
	Про четвертый же, самый сложный, порядок ведать надобно, что входят в него существа божественной природы, и то существа могучие, вызвать и подчинить их посильно не каждому, да и стоит ли пытаться превозмочь … (далее неразборчиво на латыни и староверхненемецком).


                                                              V. Экскурсия в прошлое


	Дождливые и ветреные летние дни в Соногорске всегда поражали маленького Генриха неистово изумрудным цветом травы и листвы этого зелёного городка. После отъезда из Соногорска, ни в одном другом городе он никогда больше не видел столь насыщенного цвета растительности. В детстве казалось, что всё, что есть на свете зелёного, стекается в город, когда идет дождь, чтобы поздороваться с ним, впитать в себя то, что дождь принес с неба.
	Дребезжащая, по всем своим соединениям, маршрутка разрезала небесные потоки, как реактивный катер, пока за окном мелькало то самое неистово зелёное, что приходило и приползало сюда и много лет назад. Черноризцев умиротворенно глядел сквозь стекло, постепенно погружаясь в сон.
	Тогда, помнится, погода была похожа. Весь день дождик пытался смыть с лица упадочного промышленного городка его чумазую печаль, а ветер бушевал наверху, стараясь порвать в клочья и унести прочь многочисленные пороки местных жителей.
Из подъезда старенького жилого дома несколько мужчин аккуратно вынесли гроб, стараясь изо всех сил не перевернуть его, что очень легко было сделать в узеньком подъезде хрущёвской эпохи. Перед подъездом гроб был водружен на две кривых табуретки, чтобы любой желающий мог взглянуть на субтильное тело лежащего в нем старика. После того, как в ящик заглянул каждый проходивший мимо зевака, и как оставшиеся в живых сверстницы виновника торжества обсудили подробности его личной жизни, имевшие место году в семьдесят втором, гроб был закрыт крышкой, погружен в микроавтобус, и тот неторопливо поехал на северо-западное кладбище, медленно и неотвратимо рассекая попутные лужи.
	На кладбище было много незнакомых людей, дежурно, по очереди подходивших к матери с отцом и один юродивый, крохотный человек неопределённого возраста и не вполне, пожалуй, определённого пола. Ему налили водки и дали в руки бутерброд с колбасой, после чего тот деловито достал из кармана сотовый телефон, позвонил своей маме и на чрезвычайно искаженном русском языке сообщил ей, что церемония пришлась ему по нраву.
	Пришёл черёд и маленького Генриха заглянуть внутрь чёрного ящика, почти полностью уже готового к отправке на тот свет, чтобы в последний раз посмотреть на дедушку. Подойдя поближе, мальчик, тогда еще даже не знавший слова «некромантия», посмотрел на желтоватое лицо, странным образом утратившее морщины и абсолютно ничего не выражавшее. Посмотрел он и на тело, неказисто и неловко втиснутое в бывший когда-то праздничным чёрный костюм.
	Генрих понял, что ни то, ни другое не имеет абсолютно ничего общего с тем дедушкой, который играл с ним в шахматы, ловил рыбу и собирал грибы в лесу, чинил неоднократно поломанный велосипед. Это не был тот человек, которого Черноризцев очень любил, хоть и немного побаивался. Это вообще был не человек. Лежавшее в гробу больше напоминало выходной костюм на бездушном манекене или обертку большой конфеты, просто оболочка. Дедушки здесь нет и не было, но куда же он мог, в таком случае, деться?
	Взрослый Черноризцев проснулся, стукнувшись головой о потолок подпрыгнувшей на кочке «Газели». Выглянув в окно, и удовлетворённо заметив, что ехать еще долго, снова закрыл глаза.
	Так, значит куда же делся дедушка? А может он никуда и не уходил, может он все еще продолжает жить в своем старом доме под сенью тополей, которые когда-то сам же здесь и посадил? Генрих после смерти деда ни разу не посещал его квартиру. Странно, что такой очевидный вариант не пришёл в голову раньше. Конечно же, надо туда сходить и навестить его.
И вот уже взрослый и состоявшийся в жизни некромант поднимается на третий этаж старого кирпичного дома. Лестничные площадки исписаны теми же надписями, что и раньше. Неужели за все это время здесь ни разу не проводили ремонт? Но почему же тогда нет ни одной более свежей надписи? Может школьники стали с тех пор культурнее, ну или просто современные дети меньше времени проводят на улице.
	Дверь в квартиру не заперта, надо бы попенять деду, чтобы впредь не забывал закрывать замок. Внутри все по-старому, те же совдеповские обои в цветочек, та же старенькая одежда на вешалке, но что, чёрт возьми, за ужасный запах? Дедушка до глубокой старости был очень чистоплотным человеком, в конце концов. Не случилось бы чего.
	− Дед, ты дома?
	В ответ невнятное жуткое хрипение, принадлежность которого, однако, не вызывает сомнения.  Скорее в комнату!
	Да, идея была верна с самого начала. Семнадцать лет назад они похоронили не дедушку, а нечто совершенно иное. Настоящий дедушка все это время продолжал находиться здесь и стареть. Все родственники забыли о нём и не приходили больше в гости, государство забыло о нём и перестало выплачивать пенсию, даже жулики, разводящие стариков на покупку всякого псевдочудодейственного барахла, забывали стучаться в  дверь этой квартиры и никогда не беспокоили деда. Хотя вряд ли он мог бы что-то купить у них.  За все эти годы он превратился из симпатичного старичка в ужасающую и зловонную развалину. Казалось, что ему будет в этом году не девяносто лет, а девятьсот. Непомерных размеров дряхлое тело возлежало на диване, истекая слюной и издавая душераздирающие нечеловеческие звуки. Но глаза, глаза у него были дедушкины, и в них не было ничего кроме мольбы.
	За спиной Черноризцев различил еще больше отвратительных и пугающих звуков, человеческого происхождения. Он обернулся, и перед ним предстало нескончаемое множество таких же неимоверно древних и отвратительных стариков, как они только все поместились в этой квартире? Они плачут, протягивают руки и стонут.
	Генрих никогда в жизни не видел этих стариков и старух, но был уверен, что понимает, кто они такие. Это были его предки, шедшие длинной очередью откуда-то из предначальной глубины веков, и каждый из них молил его о помощи. Они просили сделать его что-то, вытащить, наконец, из этой жуткой квартиры, где они обречены на бесконечную старость и разложение, но Генрих понятия не имел, что он должен сделать, чтобы помочь им.
	− Конечная, проезд оплачиваем.
	Вздрогнув, Черноризцев проснулся. Над ним нависал недовольный водитель маршрутки. Отдав ему мятую бумажку, Генрих, поёживаясь, выбрался на улицу. Отсюда до кладбища было не более пятнадцати минут пешком.
Задача найти на кладбище живого человека, да еще и сведущего в некромантии отчего-то казалась Черноризцеву довольно простой. Очевидно было, что раз дух послал искать такового не куда-нибудь, а именно на кладбище, то оно и должно являться местом его постоянного обитания. Ну а раз живых там немного, то, вероятнее всего, отыщется он быстро. Так и произошло.
Заприметив неподалеку от ворот простенький дощатый домик, Черноризцев постучался туда, и взглянув на хозяина нутром почуял, что это тот, кто ему нужен.
	Хозяин лачуги представлял из себя нечто среднее между сказочным злым колдуном и бомжом обыкновенным. Одет он был в испачканную землей спецовку, красное обветренное лицо прикрывали клочковатая борода и веник нечёсаных волос. Все убранство жилища состояло из печки-буржуйки, засаленного матраса и шкафчика, в котором, судя по всему, хранилось малоаппетитное съестное, в углу возле входа были небрежно брошены лопаты, грабли и прочий инвентарь для ухода за кладбищем.
Тем не менее, в этом человеке явно ощущалось присутствие сил из иных миров, и будучи, в каком-то смысле, проводником этих сил, Черноризцев, конечно, не мог не заметить этого. Хотя мы с вами, на его месте, быть может, увидели бы просто деклассированного кладбищенского сторожа.
	Глаза этого человека выдавали его сопричастность к по-настоящему великим и ужасным делам, а бедняцкая обстановка лишь подчёркивала то, что хозяину жилища глубоко чужды мещанские ценности накопительства, ибо он уже давно живёт вещами более сложными и как никто другой понимает бренность материальных богатств.  Но отнюдь не впечатление мудрого просветлённого старца производил сторож. Похож он был скорее на глубоко измождённого человека, чей домик на кладбище являл собой место пленения и наказания, которое бывший некромант, однако, принимал смиренно и мужественно.
	Начинать разговор в данной ситуации следовало, видимо, сразу с самого главного:
	− Здравствуйте. Меня это… Виссарионов к вам направил.
	Сторож продолжал безучастно рассматривать гостя, не удостаивая его ответом. Из вежливости полагалось в таких случаях немного подождать. Черноризцев подождал. Затем подождал еще немного.
	− Кого только не берут сейчас, − наконец пробормотал бомж, − Москвин что-ли посвятил?
	− Допустим.
	− Ну что еще можно ждать от больного на голову кроме такого же больного, но помоложе.
	Беседу нельзя было назвать учтивой, но Черноризцев по опыту уже знал, что первоначальные оскорбления старых колдунов следует просто пропустить мимо ушей.
	− Я вот о чем. Виссарионов сказал, что вы можете ответить на мои вопросы. Это касается кровных родственников. Как их правильно призывать?
	Во избежание досрочной следующей порции недовольства старика пришлось тараторить очень быстро.
	− На кой?
	− Не нужно было бы, не спрашивал. Вы мне поможете или нет? Если совет не бесплатный, то говорите сразу что нужно.
	Конечно, некроманты, не желающие делиться своими секретами с другими за просто так, требуют в качестве платы не деньги, а некоторую помощь. Например, раздобыть редкий и опасный артефакт, привести жертвенное животное (или не совсем животное), помочь договориться с власть имущими, если темные дела мага стали вдруг достоянием общественности.
	Бомж снова принялся изучать Генриха уставшим взглядом, затем, высморкавшись в рукав, молвил:
	− Ничего особо сложного в этом нет. По сути призываешь как обычно. Ты читал великих наставников? Они просто запрещали ученикам призывать кровных, чтоб те не отвлекались от более важных задач. Для этого и описывали, как это, якобы, сложно и опасно. Опасность там только одна.
	− То, что для тебя они всегда будут четвёртого порядка?
	Старик кивнул.
	− Москвин?
	− Что? – не понял Генрих, − а, нет, морок говорил, Виссарионов.
	− Ну он то понятно, такой же увалень как ты был, только еще и больно жадный, и злющий. Я имею в виду, Москвин тебе рассказывал о кровных что-то кроме того, что есть в книгах старых мастеров?
	− Нет, мы об этом вообще не говорили. Я захотел призвать кровного, когда уже ушёл из учеников.
	Бомж опустился на матрас, придвинув грязные ноги к печке.
	− Понятно. Про четвертый порядок правда. Только дело здесь не в ритуале. Ритуал четвертого порядка не нужен, если ты, конечно, не сын Зевса.
	Это, видимо, была шутка, потому что на старого мага после нее напал приступ неистового звериного смеха, переходящего в кашель и икоту. Затем он продолжил:
	− Ты с сущностями четвёртого порядка работал вообще?
	− Не приходилось пока.
	− Там самое главное что, что четвёртый порядок вообще нельзя подчинить, понимаешь? То есть, он тебе явится, только если захочет и слушать тебя будет, только если захочет. И вообще, вы в любой момент можете поменяться местами, и уже не будет понятно, ты его призвал или он тебя вызвал.
	Бродяга опять засмеялся.
	− А как понимать, что мои кровные будут являть четвёртый порядок только для меня, а для других вызывателей будут другого порядка?
	− Потому что другие вызывают то что в земле или на кладбище, а ты вызываешь то, что в тебе самом живет, дурень. Чего тебя Москвин вообще взял. Он больной, конечно, но вроде не дурак, раньше был по крайней мере.
Генрих задумался над последней фразой, но в целом ничего неожиданного, кроме внезапной прямоты в ней не было. Он давно догадывался, что дело кроется в чем-то подобном.
	− Ясно. А что по артефактам, защите и прочему? Надо добавить что-то новое?
	− Больше собственной крови лей на могилу, а так – стандартный набор белого морока подойдет в девяти случаях из десяти.
	Картина прояснялась. Больше в этой хибаре делать было нечего, хотя этикет и запрещает уходить не попрощавшись даже некромантам.
	− Ну это… премного благодарен, что так хорошо пояснили. Я думал поработать придётся, вот готовился, собирался. Вас это… как зовут то?
	− Зовут меня здесь Землеедом. А имя моё тебе не нужно.
	− А ничего, что я по прозвищу обращаться буду?
	− Сказал же, все меня здесь так зовут. Ещё что-то?
	− А вы сейчас перестали практиковать, да?
	− Понятно всё. Давай, пошёл отсюда. Нечего нос совать. Ты получил, что хотел.
	Черноризцев и сам не собирался задерживаться. Персона Землееда его в этот момент не очень занимала, хоть и понятно было, что человек он довольно неординарный.
	Покинув неприятную сторожку, Генрих отправился искать могилу деда. Поплутав какое-то время, он сумел вспомнить это место. В отличие от старого кладбища Ухгорода, это было не таким заросшим и захламлённым, поэтому ориентироваться было легко. Могила дедушки находилась над крутым обрывом, под которым тянулось шоссе на Ухгород. Внизу проносились машины, но звук моторов, поднимаясь кверху, словно бы растворялся в пространстве, достигнув кладбища, так что здесь было довольно тихо. Рядом с дедушкиной могилой располагалась могила бабушки, умершей ещё до рождения Генриха. Её обрамляли беседкой стройные стволы и ветви рябин, посаженных дедом.
До оптимального времени призыва оставалось ещё четыре часа. Можно было не только хорошо всё подготовить, но и собраться с мыслями.
Честно говоря, Черноризцев сам не очень хорошо понимал, зачем ему беспокоить почтенного предка, и к чему вообще он заинтересовался своими родственниками столь сильно, что покинул Нижний Новгород с его обильными и интереснейшими старинными кладбищами, и именитыми покойниками, и предпочел снова вернуться домой.
	Быть может дело было в странных снах, преследовавших его с рождения, где очертания родного города всегда искажались до неузнаваемости, наполняясь при этом таинственным смыслом, а события были до ужаса не ясны, но в то же время, наполняли сердце миллионом противоречивых эмоций, многие из которых Черноризцев никогда не испытывал в реальности.
	Как-то раз, когда Генрих тренировался на заброшенном сельском погосте в тридцати километрах от Нижнего, на него, внезапно, напала тоска. Он начал понимать, что занятия некромантией нисколько не приближают его к познанию сокровенных тайн, приоткрыть завесу над которыми, он мечтал сызмальства. Что некросущности на самом деле не столько духи умерших, сколько материализованные  последствия отпечатков их прижизненной деятельности. Великие мастера старины использовали их для очень разных целей, от примитивных и грубых до чрезвычайно сложных и принципиально непонятных людям нашей эпохи, но некроманты смертны, как и все остальные. И тайну великого перехода они способны постичь лишь будучи сами в процессе этого перехода, а отнюдь не читая пыльные тома и совершая мрачные эксперименты с мистическими силами.
	Тогда Черноризцеву и пришла в голову замечательная идея поспрошать об этом не у случайных духов, а у тех, кто был ему знаком. Сообщив о своем желании наставнику, он получил грубую отсылку к трудам великих, где бурно не одобрялись вызывы духов собственных кровных родственников и вообще людей, тем или иным образом, вызывавших в некроманте чувства, отличные от интереса исследователя и желания черного мага.
	В те времена Черноризцев еще относился к любимым книгам и к Москвину как к непререкаемым авторитетам, поэтому не осмелился спорить, однако смутное желание призвать кого-нибудь из «своих», понадеявшись, что тот доверится родственному некроманту и расскажет ему больше чем кому бы то ни было постепенно крепло, и Генрих постепенно начал относиться к указаниям учителей по поводу кровных не как к обязательной догме, а скорее лишь как к полезному, но всё же не обязательному, указанию. Если верить Землееду, то он оказался прав. Помещая запреты на вызов кровных духов в свои наставления, старые мастера преследовали личные цели, заключавшиеся в получении как можно более совершенной команды учеников, необходимых им для помощи в вызовах сущностей все более и более высокого порядка, требующих порой очень масштабных и точных подготовительных операций.
	Конечно, определение кровных как «сущностей четвёртого порядка для практика» привносило немалый риск в вызов подобного духа, но ведь, в конце концов, и Черноризцев был не лыком шит. У него было достаточно неудачных призывов и отбитых атак весьма недобрых призраков за плечами, так что он был вполне уверен в себе. Некоторый риск всё равно будет присутствовать, ну так некромантия никогда не была и не должна была быть полностью безопасной дисциплиной. Короче говоря, попробовать стоило. Если эффект будет недостаточным, то Генрих ничего не терял, если превзойдёт ожидания – получал очень много.
Пробило пять вечера, пора было приступать к делу. Ритуал решено было проводить по второму порядку с незначительными изменениями, призванными углубить связь с духом. Заговор один раз пришлось прервать, так как Черноризцев, с трудом найдя нетронутое место на предплечье, столь сильно рассек себе руку, что стал опасаться истечь кровью и вынужден был остановиться, чтоб перебинтовать конечность. В остальном все прошло спокойно, хотя медицинские мероприятия и отняли слишком много времени. Теперь следовало торопиться, пока не прошел назначенный час, благоприятный для призыва.
	И вот белый морок проявился в клубах из неоткуда взявшегося вечернего тумана. Вначале это была просто фигура Черноризцева-деда, как он его помнил, но потом что-то начало происходить. Сперва началось какое-то шоу со светом, что кладбище то ярко озарялось им, то погружалось в кромешную тьму, параллельно с ним стали изменяться и очертания призрачного морока. Из обыкновенного старичка времён Генрихова детства тот превращался в чудовищную дряхлую фигуру из недавнего кошмара, потом обратно. Зрелище было слишком нетипичным для обычного призыва белого морока.
	Не выдержав, наконец, созерцания чудовищных трансформаций, Черноризцев прервался на полуслове и забыв обо всякой некромантской этике и выдержке просто стал кричать духу: «Дед, это я! Что с тобой произошло?! Как мне вытащить вас всех оттуда?! Что я должен сделать?!» и прочие фразы, очевидным образом нарушающие порядок проведения ритуала, так что магия скоро сошла на нет, призрак исчез, а вызыватель снова остался совершенно один на пустынном закатном кладбище.
	− Ну не идиот ли? − донеслось откуда-то из-за деревьев.
	Приглядевшись, некромант увидел притаившегося за стволами сторожа по прозвищу Землеед.
	− Ты с самого начала тут что ли сидишь? − спросил Генрих, снова проигнорировав оскорбление.
	− Да. Пошел за тобой вот. Ты, конечно, выглядишь как болван, но мне всё-таки очень захотелось посмотреть на то, что ты будешь делать со своим кровным. Думал, может придумаешь что-нибудь действительно интересное, а ты начал всю эту банальную чушь. «Где вы?» да «что с вами?», да «куда мы все?», да «кто мы и откуда?». Ты ведь не маленький, должен же сам понимать, что сущности этого знать не знают. Неужели тебе даже их природу не разъяснили?
	− Все мне разъяснили, − огрызнулся Черноризцев, − просто это же мой родной дед. Я думал, вдруг появится какой-то намёк.
	Землеед вновь хрипло усмехнулся.
	− То, что это твой кровный, да еще и близкий, будет лишь означать, что собирал ты его по кускам не на кладбище, заговаривая землю, а старательно вытягивал сущность из себя самого, заговорив при этом собственное сознание. Он не скажет тебе ничего кроме того, что ты и так знаешь сам. Некромантия ведь не для этого нужна. Сущности используются для прояснения вопросов прошлого или исполнения желаний мастера, а не для поднятия с ними вечных тем.
	− Значит, это всё бесполезно?
	− Как ни странно, не совсем.
	− Вот как?
	− У твоего  кровного необычный облик.
	− Таким я его видел во сне. Мне всё время снится один и тот же сон…
	− Не важно. Некромант ты, конечно, никакой, но, может быть, у тебя есть способности медиума.
	− Медиума?
	− Да. Контакт с другой стороной сквозь время и пространство и всё такое прочее. На твоем месте, если уж тебе так хочется разузнать что-то про родственников или про себя самого, я бы призвал тут кое-кого. Во всяком случае попробовал бы.
	− Это кого ещё?
	− Хранителя этого места.
	− У меня маловато опыта. Хранитель кладбища это ведь не просто сущность. Это, как бы скорее, божество какое-то. Он четвертого порядка, да и вообще, чем он мне поможет?
	− Хранители – это тоже медиумы. Через них проходят те нити, что связывают реальные ушедшие души с местами их погребения, если, конечно, эти нити еще не разорвались. Вообще, моё мнение таково, что тебе из всех духов и нужен-то только хранитель.
	− Ладно, может и попробую как-нибудь.
	Черноризцев зашагал прочь с кладбища, не желая сейчас продолжать беседу.



	Выдержка из «Классификатора сущностей» К. Розокрестова 1889 года

	Хранитель кладбища.


	Надлежит знать, что на каждом более или менее обширном кладбище, где захоронено от десятка тел и больше, обязательно будет присутствовать Хранитель. Хранитель есть сущность крайне сложная, и, видимо, сродни тем малым богам, каким наши предки в древности поклонялись как хозяевам и защитникам тех или иных мест. Деятельность Хранителя покрыта глубокой тайной, но опытным практикам стали известны некоторые подробности существования Хранителей кладбищ, которые мы приведем здесь.
1.	Хранитель не всегда был хранителем
2.	Хранителями не рождаются
3.	Хранители не бывают Хранителями вечно
4.	Хранитель является Хранителем против своей воли.
5.	Хранитель обязан заботиться о кладбище и тех, кто на нём.
6.	Если Хранитель не заботится о своих мертвецах – это не Хранитель.
7.	Связываться с Хранителями нежелательно и небезопасно, но интересно.
	Призыв Хранителей возможен с помощью ритуала максимального четвертого порядка, удержать же его в подчинении на его собственном кладбище практически невозможно, тем не менее, Хранитель обладает множеством знаний как о собственном кладбище, так и о других прелюбопытных вещах. Отчетов о призывах данных сущностей содержится много, как и описаний ритуала, но нет никаких достоверных сведений о пригодности оных к реальной работе и успешности для практика.



                                          VI. Окончательное решение некромантского вопроса


	Примерно на месяц Черноризцев с головой ушёл в свои старые книги. Много переписывался по сети с другими практиками и старательно фиксировал отчёты, казавшиеся ему достоверными. Все его помыслы теперь сосредоточились на предстоящем призыве Хранителя Соногорского северо-западного кладбища. Совершенно потеряв интерес ко всем прочим потрясающим вещам, что некромантия способна дать своим любимым сынам, Генрих вбил себе в голову, что призыв Хранителя даст ему что-то совсем особенное и, наконец, разрешит те вопросы, что мало-помалу формировались у него в течение всей жизни. Он потерял разум и когда задавал себе вопрос «отчего я вообще решил, что мне нужно именно это?», ответа не находилось. Что, если это просто блажь, и призыв могущественного духа вообще не имеет ничего общего с проблемами духовного характера, которым Черноризцев придавал столь большое значение? Что, если Хранитель просто-напросто сразу же пробьет защиту и уничтожит вызывателя, ведь он слишком силен… Об этом лучше было не думать, надо сосредоточиться на том, как правильно поставить разговор, когда Хранитель будет вызван.  Черноризцев исписывал целые листы, продумывая все нюансы предстоящей встречи, стараясь как можно более четко сформулировать свои непростые желания и требования, но нужный вариант никак не хотел появляться. В гневе он рвал написанное в клочья и кидал под стол.
	Почему человек так хочет узнать о том, что происходит после смерти? Ведь время для этого все равно рано или поздно настанет. Почему, даже в наше время, мы не способны удовлетвориться простыми, понятными и вроде бы логичными ответами на тему смерти сознания, обмена веществ и бессмертия через одну лишь память в потомках? Даже в мире, лишённом вечного и подчиненном сиюминутным потребностям, человек пока еще не готов полностью абстрагироваться от темы собственной смерти. Некоторые люди думают о ней и только о ней до самой своей кончины, внезапно обнаруживая, что костлявая уже стучится в дверь, а внятного ответа у них так и не нашлось.
Внимательно ознакомившись со всеми материалами, что я тайком умыкнул из квартиры Черноризцева, я узнал много о чёрной магии, обрядах и ритуалах, самых фантастических некросущностях, но практически ничего не узнал о тайнах смерти, скорее только запутался в бесконечных оккультных словесных конструкциях. Слушать некромантов – все равно что слушать церковников и ученых. Вроде и дело говорят, а что-то тут всё равно не так.
	Просыпаясь среди ночи, я снова начинаю фанатично пролистывать дневники Черноризцева, в надежде на то, что он, может быть, оставил там какой-нибудь крохотный намек лично для меня. Ведь, наверное, и он наблюдал тогда за мной в университетской библиотеке, смутно понимая, что я нахожусь в такой же растерянности, как и он сам. Но Генрих оказался сильнее, он приложил немало сил к тому, чтобы изменить свою жизнь и приблизиться к решению своих сакраментальных вопросов так близко, как я уже никогда не подойду к решению своих. День за днем я осознаю, что желание знать истину, желание пойти до конца в стремлении понимать устройство мира и использовать это понимание для всеобщего блага, постепенно заменяется во мне скотской потребностью комфорта и простых развлечений. Кажется, скоро я смирюсь с тем, что я лишь пыль в чьих-то руках, а он не смирился и пошёл до конца. Именно поэтому, я и считаю его достойным героем для своего рассказа, а вовсе не по причине чудес, что он творил и наблюдал. Хотя они, конечно, тоже дорогого стоят.
	В своих снах, я пробегаю через ворота Соногорского кладбища (где, кстати, покоятся и все мои предки, жившие в этом городе) и устремляюсь по заросшим тропинкам, обегая изгороди и перепрыгивая через холмики. Я пытаюсь найти то место, где Черноризцев, возможно, остался навсегда, чтобы попросить его об ученичестве, но знаю, что он теперь уже не примет меня.

	В октябре того же года, проштудировав всё что можно проштудировать по заданной теме и написав кучу маловнятных рассуждений о жизни и смерти, Черноризцев снова поехал в Соногорск.
	За это время он совсем не следил за здоровьем и питанием, сильно похудел и стал выглядеть еще более нескладным, мрачным и больным чем всегда. Он по-прежнему не был уверен, что способен правильно провести ритуал вызова Хранителя кладбища, но тянуть больше не мог. 		Дальнейшее истощение и тяжелые мысли грозили ему больничной койкой и внезапным отказом внутренних органов.
	Приблизительно в семь часов вечера Генрих постучал в дверь уже известной сторожки. Знакомый его сидел у буржуйки в той же самой позе, что и несколько месяцев назад, будто и не выходил никуда за это время.
	− Опять ты? Я думал ты уже наигрался, − бросил он вместо приветствия.
	− Сегодня вызываю Хранителя.
	Землеед чуть бородой в печку не ткнулся.
	− Серьезно что ли? Я ж тебе это так просто сказал, про Хранителя. Ты его не потянешь.
	− Знаю, но я не могу так больше. Я может быть ради только одного этого призыва и стал некромантом.
	Старик резко откинулся на свой замаранный матрасик и внезапно стал очень строг и серьезен.
	− Ты не некромант, им не был и не будешь. Да и никто не будет. Время настоящих некромантов давно прошло, они действительно любили это дело больше всего на свете, понимаешь? Они жестоко расплачивались за вещи, которые совершали, но готовы были идти на это. Они горели и заставляли гореть вместе с ними и живых и мертвых. А вы же все абсолютно левые. Что ты, что учитель твой. Я про него слышал, съехала крыша на старости лет, и он окружил себя мумиями мёртвых детишек в милой разноцветной одежке. А ведь когда-то подавал надежды, был одним из лучших, кончил же тем, что гонял чаи с трупами, ставил им мультики и устраивал семейные застолья. И я ведь полностью верю, что так все и было, он с ними ничего дурного не делал, просто пытался заботиться в меру своего понимания. Ты же понимаешь, к чему я? Мужику просто семья была нужна, любовь там, простые вещи. Которые для людей, а не для некромантов. Ведь есть же ритуал посвящения, мы плюем на все это, чтобы иметь возможность обрести нечто несравненно большее. А он что? Просто забил на всё. Нас предал, так ведь обратно уже не вернуться, если предал. Слабый он был. Короче, не наш человек.
	− Я не такой как он, − решился напомнить, наконец, о себе Генрих.
	− Да и ты не лучше. Ты тоже слабый. Напридумывал себе ерунды про какую-то абсолютную истину вместо того, чтобы пользоваться по полной тем что есть. Перед тобой все искусство лежит, жизнь долгая, мог бы такое творить, а вбил себе в башку эту чисто человеческую чушь про «что там на той стороне». Да не все ли равно? Вот они, сущности, они подчиняются, ты вызываешь их из небытия, все разные, и они слушаются тебя. Действуй. Хочешь спасай этот поганый мир, хочешь разрушай, хочешь просто живи весело, а ты лучше ничего не придумал, как заморочиться нерешаемым вопросом.
	− Я думаю, что Хранитель действительно может помочь.
	− Много ты понимаешь в Хранителях. К вызову хорошо готов?
	− Надеюсь да. Я понимаю, что это огромный риск, но ведь меня за уши никто не тянет, я на это добровольно иду.
	− Ну пробуй тогда, что я могу сказать. Ты себя уже погубил как некроманта, если погубишь как человека, хуже не станет.
	Землеед отвернулся к стенке, укрывшись куском какой-то рванины, дав понять, что ему нечего тут больше сказать.
	Черноризцев посидел ещё какое-то время в сторожке. Уходить от тёплого огня в холод осеннего кладбища не хотелось, пришлось себя заставлять.
	На улице было свежо. Ветер сделал большое исключение для сегодняшнего ритуала, разогнав темные дождевые тучи и представив взору Черноризцева полный звёздный набор октября. Летние созвездия клонились к закату, а на востоке уже появлялся зимний Орион со своими спутниками и спутницами.
	Проходя через ворота, Генрих чуть было не сбил миниатюрную, интеллигентного вида, старушку, задержавшуюся допоздна, ухаживая за могилами близких.
	− Молодой человек, у вас не будет случайно с собой лопаточки? Мне бы тут земельку порыхлить.
	− Спросите у сторожа, он у себя в доме.
	− Вы говорите про тот домик? Так ведь там уже давно никто не живет.
	Черноризцев не посчитал нужным остановиться и выслушать бабушку до конца, так что её голос быстро потонул в холодном и влажном осеннем воздухе. Миновав могилы родственников, он прошел на самый дальний край кладбища, где оно плавно спускалась к каким-то, лет двадцать назад недостроенным, гаражам. Деревья здесь сходили на нет, впереди был пустырь. Надгробия тоже пропали, ясно виден был только большой насыпной холм, похожий на древний курган. В нём Черноризцев опознал место обитания Хранителя.
Презрев обычный порядок ритуала, он сперва собрал сухих веток и развёл костерок на вершине холма. Посидел еще немного возле огня. Генриху впервые за сегодня не захотелось продолжать колдовать, он подумал, что неплохо было бы вот так вот и просидеть все оставшиеся годы возле костра на окраине старого кладбища, а потом просто отойти по-тихому, упав головой в пламя.
	Снова пришлось себя заставлять. Становилось холоднее, и окоченевшие руки переставали слушаться хозяина. Они роняли зачарованный нож по меньшей мере раза два.
	Черноризцев проводил сложнейший ритуал очень небрежно, и, возможно, в этом крылась причина дальнейших событий. Он допустил много ошибок. Впрочем, оплошности могли быть и преднамеренными, ведь полностью защититься от столь могучего духа невозможно и очень искушённому магу, так или иначе, приходилось рассчитывать на свою судьбу и удачу.
	Костер все еще горел, когда Генрих завершил все приготовления и принялся непосредственно за вызов Хранителя. Когда он читал заклинания было на удивление тихо, ни одного шороха не раздалось в траве, ни одна ветка не хрустнула в кронах деревьев. Впервые за всю практику некроманта, Черноризцеву на какое-то время показалось, что ритуал не возымел абсолютно никакого эффекта. Обычный осенний вечер продолжал оставаться таким же.
	Прервав чтение заклинаний, Генрих вышел из круга и подошел к своему, уже почти догоревшему, костру.
	И тут, случилось нечто, чего он никогда не наблюдал во время практик призыва.
	Земля натурально содрогнулась. Курган и вся окружающая его земная твердь, что можно было увидеть, стоя у маленького очага на вершине холма, заходили ходуном. Воздух наполнился монотонным гулом, казалось, само мироздание издает эти космические низкие частоты. Черноту неба разбивали желтые и красные вспышки, как при светопреставлении. Небо падало на землю, земля же сотрясалась, желая до неба достать.
Черноризцев никогда прежде не видел такого, но смутно догадывался, что сейчас происходит. Такие явления имеют место быть, когда в мир людей приходит живой бог. Бог, который творит чудеса, бог, который дает жизнь и отнимает ее.
	И вот он пришёл. Бог, подобный ожившему холму, покрытому лишайником, бог земли и смерти, он сжимал Черноризцева в огромной черной руке, похожей одновременно на крыло ворона и на лапу медведя. Его глаза горели как два костра в ночном лесу, манившие усталого путника и одновременно с этим внушающие ему чувство небезопасности, чувство того, что не он один скитается в чаще этой ночью.
Некромант не мог пошевелиться, будучи сжат гигантскими пальцами, тянувшими его в сторону огненных глаз. Зачем? Сжечь? Проглотить?
Из последних сил Генрих читал заклинание изгнания. Слова, выходившие из сдавленной грудной клетки, были тихими и хриплыми. Вряд ли это уже могло помочь, он сам понимал это. Но внезапно, когда Черноризцев уже зажмурил глаза, приготовившись сдаться, все кончилось. Темное божество исчезло неизвестно куда, Генрих лежал лицом в уже подостывшем кострище на вершине кургана. Очень болели ребра, кажется они были сломаны.
	Кое-как поднявшись на колени и осмотрев мутным взором окрестности, поверженный некромант заметил, что к нему будто бы кто-то спешит на помощь. Сфокусировав взгляд на приближающейся фигуре, он без труда узнал в ней Землееда – его бывшего коллегу по ремеслу.
	«Вы говорите про тот домик? Так ведь там уже давно никто не живет», − пронеслись в мозгу слова недавно встреченной старушки.
	«А домик то у тебя совсем не та сторожка, разве не так», − только и успел подумать про себя медленно теряющий сознание Черноризцев.
	Подошедший Землеед помог ему подняться на ноги.
	− Ну что, получилось?
	− Как видишь.
	− Ты зачем из круга вышел раньше времени?
	− Захотелось.
	Черноризцев снова присел на землю возле обгоревших поленьев.
	− Любишь ты подсматривать за чужими ритуалами, как я погляжу.
	− Так ведь это не чужой.
	На миг показалось, что Землеед сейчас должен рассмеяться в своей обычной издевательской манере, но почему-то он был сейчас на редкость серьезен.
	− Ты ведь хотел, чтоб так получилось, правда, − спросил его Генрих.
	− Конечно. Хоть и не был уверен, что ты сумеешь дойти до конца. Не так ты и плох, как я думал.
	− Ну спасибо, я так понимаю, выхода у меня теперь никакого.
	Черноризцев пошарил по карманам, вытащил переломленную сигарету, но неожиданно понял, что потерял зажигалку, и выкинул ее в темноту.
	− На самом деле нет, − Землеед говорил сейчас непривычно мягко, − а разве тебе нужен другой выход?
	− А если очерчу новый круг прямо сейчас?
	− Нет смысла. Ты же знаешь, что для сущности четвертого порядка это не препятствие. Да и зачем теперь то бояться?
	− А ты не боялся?
	− Очень боялся. Старик на пару секунд прикрыл глаза и мышцы его лица дрогнули от старых воспоминаний.
	− Будет больно, наверное?
	− Да. Какое-то время. Переход на новую работу всегда дается немного болезненно, но оно того стоит. Землеед снова искренне рассмеялся.
	− Новая работа. Надо же такое ляпнуть. И вот, ты хочешь сказать, что мне всё время нужно было именно этого?
	− Нет, но это поможет продвинуться к тому, что тебе действительно нужно. Наверное.
	Какое-то время они посидели в молчании.
	− И сколько ты так? – наконец продолжил Черноризцев.
	− 45 лет. И примерно столько же лет подготовки.
	− Мне этого не хватит. Наверное, буду тут столетия два.
	− А это не важно.
	− Что же тогда важно?
	Землеед не стал отвечать. Его взгляд был направлен куда-то вдаль. Черноризцев снова спросил:
	− Ну а ты теперь куда?
	− А это тоже не важно, − глаза старца светились совершенно неожиданной для него и всего этого места добротой.
	− Да ну тебя. Давай уже, что там надо делать.
	Генрих выругался и с трудом встал на ноги:
	− Я готов.
	Никто не ответил. Землееда не было больше рядом. Вместо него перед Черноризцевым снова стоял огромный монстр со светящимися глазами – Хранитель кладбища. Небосвод за его спиной расцвечивался всеми оттенками. Он возвышался над некромантом как первобытный гигант, как колосс, воплощающий собой саму смерть, но Черноризцев теперь смотрел на него без страха. В этом чудовище для него больше не было ничего страшного, как и в самой смерти.
	Пронзительный рев разорвал перепонки в ушах Генриха. Нечто обрушилось на него всей массой, круша кости, вдавливая в толщу земли, сквозь почву и камни. Переломились в сотне мест каждая рука и нога, ошмётки плоти того, что носило фамилию Черноризцев оставалось висеть на корнях деревьев. Неведомая сила продолжала увлекать истерзанное тело некроманта на самый низ – на самое дно старого городского кладбища. Там она оставила его и растеряв вмиг всю свою разрушительную мощь, обрела невиданную легкость и вновь устремилась вверх, на поверхность и далее…