Фигура, размеренно объезжавшая лагерь, на первый взгляд казалась выбивающейся из общей картины. Во-первых, на ней не было одето тяжёлого доспеха. Разве что лёгкая броня, больше подходящая разведчику, выглядывала каждый раз из под подпрыгивающего при движении чёрного плаща. На кожаном поясе были закреплены ножны, удерживающие короткий прямой меч с потёртым эфесом. Черты лица его были мягкие, без единой морщины. Складывалось впечатление, что ничто на свете не способно заставить его нахмуриться. Прямые чёрные волосы свисали до плеч. Лошадь под ним была свежая и двигалась неспешной рысью без видимой усталости.
Небо начинало темнеть слабым намёком на закат и солнце, похожее на открытую рану на оболочке неба, клонилось к горизонту. Вокруг, словно отточенный механизм, сновала армия. Армия, вернувшаяся с победой.
При этих мыслях, наездник стал скалить клыки. Что есть победа, а что есть поражение? Безжалостно отброшенные чужой волей никогда не назовут врагов победителями. И проигравшими себя тоже не назовут. Если, конечно, они останутся в живых. Как и победители.
На границе лагеря располагались раненые. Стонов не было — большинство уже спало, а бодрствующие устали достаточно, чтобы издавать какие-либо звуки. Седок кивнул лекарю, менявшему мокрое полотенце на лбу солдата, затем спешился, держа коня за узду.
— Битва окончилась, но для вас она продолжается.
— Делаем всё, что можем, сир.
— Как и все мы.
Здесь были установлены навесы, защищающие от яркого света. Бойцы лежали на мягких простынях. Дальше находились палаты для наиболее серьёзных ранений. Зайдя внутрь вместе со служащим, солдат огляделся.
— Сколько мы потеряли?
— Бесконечность.
В этот момент, один из лежавших на койках, ответил,
— Эти сволочи потеряли больше, — после каждого слова он делал паузу, пытаясь отдышаться. — Мы здорово выкосили эту заразу. Вряд ли кто выжил.
— Имя?
— Винсент, сэр. Из второго взвода.
— Ты заслужил отдых, Винсент.
Когда они выходили из шатра, тот уже спал.
— Если вас интересует цифра, спросите у капитана, — он выплёвывал слова с отвращением, казалось, его мнение ключевым образом поменялось за эти несколько минут. Но яду не суждено было нарваться на ответный яд. Его собеседник уже уезжал.

Однако, путь того лежал далее, вон из лагеря. Через поле сражения к массивному монастырю.
Когда политика и религия встречаются, они способны создать воистину мощное образование. Но в этом кроется определённая опасность. Ему может противостоять не менее сильное. Религиозная, гражданская война способна направить руку брата против брата, заставить отца отречься от сына или сына от семьи. Причём, по весьма простому поводу. Еретичество. Когда убивают и вершат правосудие во имя бога, убийцы перекладывают вину за содеянное на него же. И потому они чисты.
Как раз та ситуация, которая возникла на данный момент в государстве.

Всадника звали Тенкай. Таково было имя, данное ему при рождении. Сейчас же он был Настом Полгестом, королевским посланником с неограниченными полномочиями и возможностями. Устами короны. Такой титул даётся лишь самым доверенным и талантливым. Впрочем, с тем же успехом он мог быть и монком, как те, что лежат недалеко в земле и крови. Мог быть учёным, аристократом, торговцем. И на каждую должность была своя личина, свой образ, подлинно существующий. Найдутся люди, которые подтвердят его личность, которые скажут, что знают его. Такие же агенты, кем по-настоящему был он. Его титул звался «Клинок». Найдутся публикации, найдутся документы и грамоты, торговая компания, которую он представляет. В его обучение входило многое. Если будет нужно, будет создан новый человек.
Он был послан сюда, чтобы удостовериться, что всё пройдёт так, как нужно. Культ Граала должен перестать существовать.

Пришпорив коня, Тенкай проезжал мимо поля брани и равнодушно оглядывал мёртвых. С них уже было стащено оружие. Доспехов на них не было. На стоянке переговаривались, что это было чертовщиной. Доспехов не было, но мечи с трудом прокалывали кожу, сложно у них была каменная кожа.
Над телами успели поработать падальщики. Боевая лошадь спокойно отнеслась к запаху смерти.

 Монастырь был расположен на склоне, который окружал с одной стороны тёмный лес, а с другой — равнина. Рядом с полем битвы текла река. На миг воды показались красными. У здания не было ни стен, ни рва. Монахи, честно говоря, вели отшельнический образ жизни, в отличие от иных, торговавших с городами, поддерживающих отношения с прихожанами, которые совершали паломничества, тренировавших воинов для армии, и так далее. У них даже конюшни не было. Зато землю покрывали небольшие грядки. Монастырь был расположен далеко от границы. Стратегического значения место не имело. Монахи основали это место, как ответвление от одного из религиозных путей. Если же говорить простым языком, они искали лучшей жизни, найдя в себе веру. Много поколений сменилось, прежде чем монастырь стал представлять собой соперника. Слабого, но соперника. При чём такого, атака на которого может вызвать агрессию других сторон. Но не вызовет, если всё будет сделано, как планировалось.
Корона имела тайное соглашение с одним из культов, претендующим на религиозную монополию. Этот монастырь был первой целью на устранение конкуренции.

Вероятно, последователи Граала не поняли, в чём дело, когда увидели государственные флаги армии Легиона. Не поняли, за что им было суждено умереть. Не поняли, почему солдаты, убивая, плевали им в морды, называя еретиками.
И всё же, честь им, они вышли и построились. Приняли вызов. И, судя по количеству раненых, дрались с фанатичностью, граничащей с самоотречением. Умирая, забирали с собой того, кто отнял их жизнь.
Обман, насколько мог судить Тенкай, не был раскушен солдатами. По крайней мере тем, которого он видел в палате. Командира вряд ли получилось так легко убедить, но он получит подтверждение от независимого совета позже. Не были монахи похожи на еретиков.

Охраны у ворот не было. Да и зачем она теперь? Нежелание солдат приближаться сюда было очевидным, учитывая, что им сказали. Никто не хочет ступать в дурные места, обрекая себя на проклятие и неудачу.
Привязав лошадь к дереву, клинок ступил внутрь. Его ждали. Он чувствовал это. Ещё не увидев собеседника, произнёс: «Всё готово?», — тем не менее, внутренне напрягшись. Он должен был услышать определённые слова или убить чужака на месте.
— Можно приступать к ритуалу.
Осторожно войдя внутрь высокого алтарного зала, агент увидел, как фигура, прислонившаяся к статуе в чёрном балахоне, снимала капюшон.
— Тогда приступайте. Чем раньше мы с этим закончим, тем лучше.
— Настолько мне известно, ждать до утра мы не можем? Было бы лучше, если храм был освящён при свете солнца. Вина? — из под одеяния появился глиняный кувшин, — Из монастырских запасов. Неплохое.
— Сначала дело. Как закончишь, получишь гораздо больше, чем хранится в подвалах. Сумеешь всё привести к правдоподобному виду?
— Основная проблема заключается в том, что освящение будет произведено сегодня. — Вино было слегка пригублено.
— Будет понятно, что сила прибыла недавно. — Агент кивнул. — Однако, все последователи мертвы. Уменьшившуюся силу места можно будет списать на это.
— Всё равно, придётся потрудиться. Боги так быстро не умирают.
— Повторяю вопрос. Справишься?
— Я не один.
— Тебе придётся позже отречься от веры. Твой бог не простит тебе того, что ты собираешься сделать.

Не обратив внимания на последнюю реплику, священник подошёл к алтарю, представляющему собой небольшое грубое прямоугольное возвышение. На возвышающейся пластине было изображено божество, самодовольно сидящее на троне, украшенным драгоценными камнями. На камне лежали в ряд черепа. На этом алтаре никогда не приносились в жертву враги или лилась кровь. Видимо, Граалу было достаточно жизней своих последователей. Что за бог мог покровительствовать им? Каков его аспект? Гордыня? Скорее всего, учитывая, что монахи приняли бой и дрались до последнего.
Сегодня же он забрал души всех своих детей. Но это не было жертвоприношением, и это ненадолго. Мёртвый бог не может удерживать души.

— Лучше тебе выйти за пределы монастыря. — Предупредил жрец, доставая из под рясы завязанный мешочек, но его предостережение было проигнорировано.
— Что это?
— По мелочи. Прах мучеников, почва со святой земли, живая вода и так далее. -Без малейшей запинки он продолжил, тем же тоном, — Да будет это место ныне и навсегда очищено от присутствия и влияния злого демона, одно из имён которого — Граал. — На алтарь посыпалась земля. — Он не имеет более власти здесь. Его адепты мертвы. Да будет это пространство ныне наполнено жизнью во Имя Эливион, — Вода залила стены помещения. — Да будет здесь всегда убежище и уют для страждущих, да будет всегда кров и пища для обездоленных, да будет исцеление для обезображенных, надежда для отчаявшихся, покой и спокойствие для ищущих. — По его лицу катились слёзы. Алтарь начал мерцать, свет становился всё сильнее, ослепляя.

Клинок ощутил присутствие. Присутствие, явное, явившееся через тело этого посвящённого. Ныне божество говорило его устами. Голос изменился, стал мягче. В нём слышалась нежность и любовь.

— Пусть это место станет домом для многих... Оно так далеко. Пусть, словно луч во тьме, мой дар осветит ваши побуждения и да расцветёт в вас красота, мои возлюбленные дети. Всё будет хорошо... — Сосуд, вместилище повернулось к клинку и улыбнулось самой ласковой улыбкой, которую он видел когда либо. Затем, ощущение присутствия чего-то... Родного, бесконечно доброго, понимающего и всепрощающего исчезло. Вернулся, навалившись, знакомый груз грехов и сожалений, словно боль, которую перестаёшь с годами замечать.
— Получилось? — Он сплюнул. — Святая наивность. Эти светлые боги такие идиоты.
Ответом ему был хмурый взгляд.
„Дети гораздо мудрее нас.“

 Этой ночью река вышла из берегов, затопив поле, смыв кровь и тела. В лагере шептались, выражая презрение, что божество забрало души своих гадких приверженцев, обсуждали, как ночью светился всеми цветами радуги монастырь. На поле выросли прекрасные цветы, белые лилии. Плющ обвил монастырь по всему периметру, на клумбах не в пору созрела пшеница, да таким урожаем, который в тех краях прежде не видели.
В спешном порядке был собран совет, который увидев своими глазами чудеса и икону чужого бога на алтарном камне, постановил: Монастырь поражён еретичеством.

В тот же день монастырь горел.
Топливом служили вырубленные из леса деревья и масло.
Икона была трижды расплавлена, метал сначала хотили пустить на монеты, но, поразмыслив, побрезговали. Его выкинули на границе, надеясь, что враги поймут послание.
На реке построили плотину.
Цветы сначала вытоптали, но они продолжали расти. Земля была перекопана и посыпана солью.

Агент возвращался с докладом.

 В этом мире были ужасные условия для существования. Постоянно дул ветер такой силы, что мог содрать кожу с костей смертных. А чуть позже перемолоть эти кости в прах. Высоко сияло солнце, уничтожая излишним теплом всю жизнь. Под ногами был песок.
Посреди нигде стояло здание небольших масштабов. Внутри было темно. Единственной вещью обстановки был трон, на котором распологалось существо внушительных размеров. Оно имело синюю кожу и четыре руки.
По какому-то внутреннему, интуитивному зову оно вышло из здания. И узрело.

Сквозь песчаную бурю начинали обретать очертания фигуры. Десятки фигур. Каждый шёл по направлению к нему, сопротивляясь невероятному потоку воздуха. Каждый имел на себе раны. Кто-то нёс свою голову в руках, другие ползли, третьи несли на руках тех, кто не мог даже этого.

«И это мои приспешники? Ничтожества. Пусть катятся к чёрту.»
Отвернувшись, он вернулся в здание, залопнув дверь.

Вдруг, началось землятрясение. Стены заходили ходуном, сложились, словно в карточном домике, похоронив под собой обитавшего в нём, ломая кости.

Силой мысли, они превратились в песок, ещё мельче того, который был в пустыне.

«Кто посмел?!»

Оглянувшись, он не увидел ничего. Даже люди и те — исчезли.
Спустя мгновение, он обнаружил себя вырванным из своего мира, подвешенным в воздухе, а ещё через секунду — упавшим в море. Он захлебнулся.

 Богиня лежала у ручья в траве в прекрасном саду, любовалась пением птиц и взращивала в себе радость к жизни, таким простым, но счастливым моментам. Над головой было прекрасное голубое небо, облака медлительно плыли по небосводу.
Она была в эйфории, ведь совсем недавно она смогла благодаря одному, наиболее старательному и подающему надежды ученику создать Оплот Света вдалеке от своей территории. Он был убедительным... Умолял о помощи. Его душа переполнена добром. Он беспокоится не только о себе, даже не о близких, а о ком-то там, далеко, тоже нуждающемся в покровительстве, счастье и месте под солнцем. Всё прошло хорошо... Если она может быть чем-то полезной... Она обязательно протянет руку с этим, как бы далеко не находился нуждающийся...

Внезапно, она резко поднялась. Приготовилась принять гостя, но... Не успела спасти... Ощутила рядом смерть. Смерть в царстве жизни... Смерть истинную, неотвратимую. Кто это был? Тот, кто посчитал забвение и полное уничтожение милосерднее этого мира?

Повернулась.
На другой стороне ручья стояли последователи чужого бога. Богиня внезапно засмеялась, то ли от боли, то ли от счастья.
— Так много... Все вы ищете моих любящих объятий?
Вскочила. Подбежала к первому, обхватила. Приложила руки к ранам...
— Нет, миледи. Не меня. Здесь есть те, кому гораздо хуже. — Затем, подавляя рыдания — Мы наконец-то дома.

Лишь когда последнего из её новорождённых детей охватил спокойный сон, она позволила себе оплакать мёртвого бога.

На следующий день горел монастырь.
Богиня смеялась.
«Я уже взяла всё, что нужно.»