69°15′19″ с. ш. 33°19′00″ в. д.

Утро мертво
Полки пылились, здешние книги стали декорацией поздней ночи, пьяное помещение вызывало кашель, тут всем всё равно, я никогда не был здесь, но помню каждый угол и запах их мелочной жизни, своей мерзкой жизни.
Бутыльки разные: от прозрачных до золотисто-ликёрных, минное поле разрывающее сердца солдат призрачного фронта, дубовая кайма лезет в шкаф и жрёт младенца.
А плинтус кишит милыми личинками, пожирая крыс.
Гнилые овощи на полу, кислая, кислая желтая капуста, чёрный крестьянский картофель плавал в тарелке урины, сальная икона божьей матери над столом покосилась много лет назад, закрыла глаза, она всё прекрасно понимает.
За столом сын и отец, старший и младший.
Саша ненавидел отца.
Он редко смотрел на него, разбухшие, словно животы голодных детей, глаза вечно болели, а когда решался- бронзовые монетки прятались в кружечку, он желал ему мучительной смерти и молился иконе по ночам чтоб тот задохнулся собственной рвотой.
Максим часто пил.
Часто, и очень много, от него воняло дешёвым спиртом и мочевиной, он бил сына, не жалел последних сил и разбивал его лицо костяными кулаками, бил с горя, помнил и поминал жену,
Плакал.
Плакал и никак не мог забыть.
Их жизни были ошибкой, большой и очень мерзкой.
Саша медленно встал из-за стола, отодвигая лакированную табуретку со сколом,  отец не посмотрит в сторону, скорее всего, даже не услышит его.
Он хотел сказать что уходит, но в последний момент передумал и молча ушёл.
Комната как всегда мала, беспорядок, он не следил за чистотой, бесполезные книги и тетради, одежда, пыль, грязь, плесень.
Их дом покрылся плесенью, медленно, тихо, верно, с первого до пятого этажа она ползла и поглотила камень.
Саша вдохнул, заглянул за свалку и нащупал сырые листья.
Ему нравилось писать стихи, они открывали врата в неожиданно красочный мир, в какой он хотел попасть или сотворить, ему было плохо всегда, но поэзия выступила ампулой морфина и заглушила боль, он черпал своими ручками хоть что-то, детство но развалинах грёз.
Упал на кровать, хруст гнилых досок, грязное покрывало и солёная подушка, он проводил всё время тут, не хотел вставать, не видел смысла в этом.
Саша учился плохо, у него не было друзей в школе, а за школой его не любили.
О маме он вспоминал редко, было больно, с того дня он стал самым несчастным человеком, мозги Саши заламинировали картинку той ночи
Саша боялся, он был никчемен и понимал всё это, наверное, даже смирился.
Саша терпел и ничего не хотел менять, в своей ничтожности он похож на маленького зверька, маленького мальчика в горящем здании.


Сейчас он сидит на кухне, его руки бардовые, малиновые.
Он никак не мог предугадать что произойдёт.
Он никак не мог понять как всё случилось.
Он никак не понимал почему именно ему выпала такая роль.


Максим продолжал сидеть и тупым взглядом перебирать графинчики, его разум и мысли после стольких литров дешёвого пойла заметно помутнели. Он хотел что-то сказать Саше вслед, но в последний момент передумал и потупил взгляд.
Его попытки забыть и убежать от прошло привели его к тому чем он стал, конечно, как и все, он не признавал что был зависим и что ему нужно лечение, но кому есть до него дело.
Страшным сном, ставшим наяву, ноябрьская ночь окутывала пеленой мысли, ни на секунду не вылетающие из черепа.
А маленькие солёные капельки, похожие на утренний дождь пробивали гладь стакана, лицо скорчилось в гримасу ужаса, смирения и полной безысходности.
Четыре года назад он убил жену.
Он и вправду не хотел, он был невиновен, ему так хотелось думать, следователь был не заинтересован а байка про несчастный случай поставила крест на деле, Саша же не мог сказать ничего, знал, что будет хуже.
Максим не работал, уже как четыре года, до этого он жил не лучше, но после рождения сына всё стало скатываться по наклонной, попал под сокращение, начал выпивать, что-то произошло в нём, что-то сломало ему хребет и заставляло вымещать все свои страдания на сыне.
Месяца шли, паркет под ногами стирался, доски гнили, а его чувства и мысли оставались прежними. Он не видел вины и не хотел отправляться в тюрьму , а горечь гасил насилием и плачем.
Хотел ли он жить дальше?
Он ненавидел себя и хотел умереть, но продолжал киянкой вбивать эти ржавые гвозди в лоб и думать что он не причём, наверное, ему стоило убить себя.


Сейчас его тело валяется где-то на кухне, а мерзкая рожа как всегда потуплена вниз.
Из брюха немного выпали потроха.
А рядом сидит и тихо рыдает сын.
Рядом с безжизненной тушей.


Завалившись на кровать тревожные мысли сами по себе покинули голову, паника и тоска ненадолго отходят  и начинается самая любимая часть жизни. Глаза слипаются, и Саша отправляется в полёт по чудесному миру сна.
Он вылетает с пятого этажа, сквозь выцветшие серые окна в пылкие, обжигающие объятья холодного ноября, в жизни он бы разбился, но сейчас его кости не сломаются, челюсть не выпадет, а глаза и внутренности останутся на месте, медленно он пролетает над мусором и эпитафией города, пробивая небо плывёт вдоль облаков вместе с птицами в неизвестные края в поисках чего-то нового, на планеты, населённые лишь одним человеком такие далёкие но неведомые и желаемые, кажется, что до них рукой подать, буквально протянуть пальцы и уцепиться за шёлк, но руки не всегда хватает, она же маленькая.
Он пролетал горы и ухабы с деревьями каких не видел, или видел но так давно, деревья, которые надо вырывать с самого рождения, иначе они разорвут его, у него в городе такие точно не росли.
Саша видел лица, разных людей и не только, даже успел подружиться и расстаться со своим единственным другом на неприветливой планете, во сне всегда есть место или человек с которым ты проводишь несколько минут, но в реальности пролетают часы, он никогда не придаст и не обманет, мысли чисты и светлы, только сон может дать человеку то необычное чувство, то ощущение что он никогда не почувствует в жизни
Только во сне человек в безопасности, именно поэтому Саша обожал спать, он научился контролировать время, место, событие, ведь он может всё.
Иногда он представлял что говорит с богом.
Он представлял его бездомным, нищим, без единого гроша, таким как он сам.
Вместе они садились в горячий снег и беседовали на все теме, всё что хотел знать Саша, все его вопросы не оставались без ответа.
Правда, с утра он забывал людей, места, бога, он не помнил, да и, скорее всего, просто не хотел помнить всё то, что узнал.


Тяжёлый грохот разбудил его.
Он уже знал что это, оставалось лишь молиться чтоб отец  не встал, но сегодня он встанет.
Развесистым топотом гул пронёсся по квартире, Максим упал по пути в комнату сына, а это значило лишь одно.
Не в силах контролировать себя, ведомый лишь инстинктами и чёрными мыслями в черепе он переступил порог комнаты, иногда Саше удавалось претворится что он спит, редко это помогало, но у него не было выбора, затаив дыхание и зашторив веки он молился, умолял, надеялся на лучшее.
Максим прошёл дальше, и заплетающимся языком мямлил, почти плача и срываясь на визг.
-Я ж не хотел, я, я, ну почему я, почему ты вообще родился, гадёныш- всё что мог разобрать и произнести он.
Максим косыми движениями добрался до сына, сорвал лёгкое старое одеяло и замахнулся.
Удар.
Саша успел закрыть рёбра, но было больно, очень больно, будто несущая балка упала на его бок и придавила,
Максим стащил сына на пол и полусидя свесился над ним, брызжа слюной и бормоча что-то нечеловечески звериное, изредка воя, приговаривая одно ”почему”.
Саша начал задыхаться, сил защищаться не было, а дальше будет хуже, он хотел ответить ему, но руки немели, он не может ничего сделать, абсолютно.
Удар.
Попал по голове, разбил губу, Саша мог потерять сознание в любой момент, тошнило, железо во рту, вкус крови.
Удар.
Саша выплюнул сгусток чего-то и зуб, потом ещё один.
Последний удар, Максим устал, медленно привстал и поплёлся, оставив сына на полу, всхлипывающего, зажигающего руку и голову, одинокого, ненужного, брошенного.
После этого Саше уже ничего не снилось.



Сегодня он не пошёл в школу.
Иногда Саша пропускает уроки, например, когда отец бьёт его до потери сознания, это знает только он сам и его учитель физики с которым он иногда говорит после уроков, но сегодня не рядовой день, сегодня он покажет чего стоит.
Бунтующий человек- существо которому не позавидуешь, в отчаяние он бросает всё на получение забранного, отнятого у него, самого важного- свободы. Большинство восстающих готовы умереть за неё, какая ирония.
Такой человек непоколебим, ещё вчера он подчинялся, но сегодня он скажет ”нет, я слишком долго ждал и терпел”. Не материальная сторона движет им, желание жить, а не существовать.
Так вот и Саша не мог больше терпеть, он вынашивал в себе планы, думал о разных методах, словно заключённый в концентрационном лагере.
Сегодня его последний день, Под вечер он был готов, долго ждал.
Трясущимися руками засунув нож, взятый с кухни в этот же день, в карман он с тяжестью встал и направился на кухню, разводя трясущимися коленями, чувствуя покалывания в груди.
Саша стоял перед хлипкой дверью, дерево выцвело, а краска отшелушилась, как кожа жертвы Хиросимы, он долго не решался войти, боялся. Саша не хотел стать таким как отец, он просто не мог, он слишком юн для таких решений, слёзы стучали по паркету, Саша грыз ногти и плакал, думал о преступлении, убийстве собственного отца, чем он лучше урода, убийцы, чем он хуже отца? Сердце с огромной скоростью качало кровь, виски бились а затылок жалобно пульсировал, причиняя боль.
Молитва, то, что никогда не помогало ему, после стольких раз он в последний обратился к богу, тому, кто при рождении выкинул его в эту квартиру, он попросил прощения и вошёл.
Максим долго сидит в одном положении лимонный свет облегает его морщины и шрамы, безжизненный, отрешенный, как у его отца, направленный в никуда взгляд, отрывками проносится видеоряд и он опять вспоминает всю свою жизнь, раннее детство, уход отца в Афганистан, смерть матери, слишком нелепо заканчивается то, что он называл жизнью.
-Странная она, жизнь эта
его отец умер без счастья и Максим об этом чувстве слышал когда-то давно.
На кухню вошёл Саша, он полушажками вилял к отцу, не поднимаю голову.
Мгновение, и дрожащие руки достают нож и с трудом пытаются проткнуть желтеющую плоть, Максим хватает руки Саши и проворачивает нож вглубь, сводя шансы выживания на нет, он не успел ничего сказать, но улыбка повисла на его рыле и он громоздко упал.
Кровь.
Ручища Саши теперь бардовые, в детстве он раздавил головы птенцов и они были такого же цвета, цвета солнца
Тошнит, Саша блюет на пол, пот кровь и тошнота, его тошнит не из-за внутренностей или разъедающего запаха, ему плохо от самого себя, он отторгает оболочку прошлого.
Грязь.
Тупой бритвой его разум был обтесан им самим за эти несколько секунд, Саша вытирает рот и садится в угол комнаты, увидел пачку сигарет и спички.



Сейчас он сидит на кухне, его руки бардовые, малиновые.
Тушат пепел беломора.
его глаза, взгляд полный смуты и безразличия, чистого отречения, самых солёных слёз и этилов.
А рядом лежит его отец.



Саша сидит уже 4 часа
До сих пор, до сих пор шершавые руки держат остаток бумаги и пепельно-серую сажу.
Он не хотел говорить, он не хотел думать, но мысли сами сыпались.
Он понял, нет разницы кто ты и где ты живёшь, жизнь любого когда-то станет его жизнью, или жизнью отца, нет смысла обманывать, нет смысла лгать себе, на продуктовой тележке жизнь катится в свинарник ещё более помойный и ничтожный, к свиньям которые не приняли себя.
Саша понял как, как выйти, как обрести ответ.
Он встал с трудом и болью в рёбрах, подошёл к плите, рычажки цвета слоновой кости, Саша провернул все четыре до конца и медленно опустился, прижимая лопатки к стене.
Опустился и спустя несколько минут улыбнулся.