НЕПРИЯТНАЯ МЕЛОЧЬ

Неприятная мелочь

На лужайке между забором и березовой рощей играли девочка и рыжий котенок. Котенок бегал за веревочкой, которая летала между одуванчиками. Девочка играла с искренним увлечением, хотя с недавних пор стеснялась такого поведения на людях. Всё-таки ей исполнилось целых четырнадцать лет. По вечерам она уже гуляла не только с подружками, но и с мальчиками. Впрочем, и это все еще было игрой, особенно когда наступило лето. Ее и саму часто принимали за мальчика: совсем миниатюрная и с короткой стрижкой, лохматое каре выцветших на солнце русых волос. В глубине души она ждала большего от своей фигуры, но бедра и грудь не собирались принимать более округлые очертания. За прошедший год чуть более взрослым стало только лицо – черты славянской курносой мордочки приобрели более пропорциональные очертания.
– Катя! Иди домой! Все тебя ждут! – услышала она.
– Сейчас! – крикнула она в ответ и подхватила рыжего котенка.
Их дом стоял в самом центре подмосковного поселка. Как и все, что имела Катина семья, он достался от дедушки. В семидесятые годы двухсотметровый деревянный дом с мансардой являлся роскошной генеральской дачей. Зимой семья жила в четырёхкомнатной квартире на Тверской, которую дедушка получил вместе с погонами генерал-майора государственной безопасности. Со временем дедушка переселился на дачу, вокруг которой выросли целые поместья. К реке спускались владения аппарата Верховного Суда, за ними начинались бастионы ФНС, а с другой стороны наступали замки и дворцы главка МВД. Между ними просачивались прокурорские коттеджи и дома московских армян.
Катя почти бегом промчалась мимо соседского «Гелендвагена», стоявшего под чехлом перед трехметровой кованой оградой. Дворцы соседей – трех и четырехэтажная махины – грозили раздавить старую генеральскую дачу. Справа от нее жил полковник ФСИН, заместитель начальника крупного СИЗО по безопасности и оперативной работе. Катя его знала в качестве розовой туши в майке и с усами, более всего напоминающей свинью. Полковник очень любил кушать и никаким другим занятиям не посвящал свой досуг. Когда Катя смотрела «Порко Россо» Миядзаки, то сразу вспомнила своего соседа-полковника, но отметила, что вряд ли его поднял бы хоть какой-нибудь самолет той эпохи.
Слева жила семья отставного полковника МВД, женатого на федеральной судье Мещанского районного суда. Брак оказался плодотворным: сразу после увольнения мужа его жена начала строительство зимнего сада и четвертого этажа. Этот сосед не нравился Кате: рыхлый мужик с красной лысиной, белесыми рыбьими глазами и вечно надменным выражением лица. Обычной манерой общения для него был крик с обильным добавлением мата. Так он разговаривал со всеми, кроме вышестоящих руководителей, для которых был припасен особый тон с добавлением сюсюканья. Мимо противного соседа Катя старалась прошмыгнуть как можно быстрее.
Старый дом встретил ее скрипом и запахом старого дерева. Его любили все, хотя за последнее время все начинало разваливаться. Каждая дверь скрипела по-своему, плохо работал водопровод и перестала идти горячая вода на втором этаже. Как замечал дедушка при жизни, кроме него, все потомки отличались удивительной безалаберностью, и был прав. Как, впрочем, и всегда.
Дедушка никогда не ошибался. Его не любило все население посёлка; даже когда он стал глубоким стариком, в его присутствии предпочитали молчать, чтобы не сказать лишнего. Он ушел в отставку в семьдесят, но к старому дому часто ездили его молодые коллеги. Сначала на «волгах», потом на «мерседесах», а в последние годы на черных «камри». Приезжали к нему за одним – за советом.
Но год назад дедушки не стало. Он не дожил месяц до девяностолетнего юбилея, но умудрился уйти с шумом. Разбившись на мотоцикле.
Больше всех по дедушке скучала Катя. Ее мама недюлюбливала своего отца за какие-то темные дела прошлого. Она работала переводчиком, время от времени и за крохотную зарплату, тем же самым занимался и ее муж – отец Кати. Она никогда не слышала, чтобы отец на кого-то поднял голос или просто поссорился. Даже с мамой, которую он слушался всегда и во всем. После смерти дедушки они приняли решение сдать квартиру на Тверской и переехать на дачу, потому что только этот доход имел хоть какую-то стабильность.
Но Катя любила родителей. Лопоухого и несуразного папу в очках, у которого все вечно валилось из рук, стройную маму – тихую и молчаливую. А покойный дедушка любил исключительно кошек и свою внучку. Он внимательно смотрел ей в глаза и много общался с нею. С самого ее детства, обращаясь к ней, как ко взрослой. Она любила эти длинные беседы: начинаясь ни о чем, они приобретали смысл как бы сами собой. Дедушку она запомнила совсем высохшим – прозрачные желтые глаза, тонкая кожа с пигментными пятнами  и надтреснутый голосок. Обычно он сидел в кресле и гладил старую кошку Басю, лежащую на коленях. Бася прожила шестнадцать лет и присоединилась к своему хозяину, пережив его на неполный год. Семья грустила по ней, как по живому человеку. Траур по кошке прекратила Катя, притащив домой с помойки рыжего котенка, которого назвали Тимофеем. Тишкой.
Папа и мама разговаривали за накрытым столом на веранде. Отпустив котенка и помыв руки, Катя присоединилась к родителям.
– Я говорю ему: мы жили тут всегда! Какое еще «забор перенести», – негромко говорил папа.
– Надо что-то делать! В конце концов, это незаконно. Может, в суд...
– Я сказал про суд. Бугай этот только ржет в ответ. Знаешь, что сказал? «Ты рот свой закрой, вошь, вы все равно тут жить не будете».
Катя сделала вид, что не поняла, о чем речь, и принялась за суп. Продолжалась история с противным соседом. Три года назад он заявил о желании расширить гараж, который на шесть метров должен был нарушить  границу их участка и занять место дедушкиного сарая для мотоцикла.
– Кхе-кхе. Ты у меня сам переедешь отсюда. Туда! – сказал ему Катин дедушка, и ткнул пальцем в серое подмосковное небо. Тем же вечером к противному соседу приехала черная «камри» с длинной антенной, и он замолчал на два года. Но дедушки не стало, и ситуация опять вернулась в самое начало.
Родители прекратили беседу. Старый дом казался надежной защитой от всего плохого, и его любили все. За уютные вечера, за атмосферу семьи, в которой все дружили. И они старались просто не замечать всего того, что происходило снаружи. Как плохую погоду за окном.
После обеда Катя провела вечер с подружками и знакомым мальчиком. Они даже выпили на двоих бутылку пива и чуть не  поцеловались. Запыхавшись, Катя почти добежала до дома – чтобы успеть к положенным одиннадцати часам. Когда она открыла дверь, в нее выскочил котенок и припустил к соседскому забору.
...То, что произошло потом, Катя вспоминала раз за разом, прокручивая в своей голове. Открылась соседская дверь, и Катя увидела, как противный сосед выпускает свою собаку. Огромного алабая – бело-рыжего, который обычно жил на цепи.
– Фас!!!
– Тишка!!!! – закричала она, но поздно. От котенка ничего не осталось – в прямом смысле. Челюсти пса подняли в воздух уже рыже-красную тряпочку. Она осталась стоять на крыльце и смотрела на мир вокруг, мутный от стоящих в глазах слез.
...Два следующих дня она не выходила из своей комнаты. «У девочки шок», – говорили взрослые. «На ребёнка собаку спустил! Выродок!», - шипела Катина мама. Папа виновато улыбался и не знал, что ему сказать.
– Такую собаку надо застрелить, – сказал ему сосед с другой стороны. Он видел все от начала до конца и, как положено сотруднику ФСИН, очень переживал. За себя. Вдруг котенка и тощей Кати не хватило бы прожорливому псу? Эта мысль не нравилась полковнику внутренней службы.
– Ты опять ничего не сделаешь, – сказала Катина мама своему мужу перед сном. Просто констатируя факт и будучи уверенной в результате.
«Как-нибудь образуется», – подумал отец семейства и перевернулся на другой бок.

***
Вопреки мнению своих родителей, лёжа в своей комнате и разглядывая потолок, Катя не испытывала шока. Она думала. Неожиданно для себя, она поняла, что не помнит своего котенка. Всего раз она заплакала, когда наткнулась на верёвочку с шариком, за которым любил гоняться Тишка. К ней прилип крохотный комочек пушистой рыжей шерстки. Но слезы кончились, когда она перевела глаза вверх и встретилась взглядом с портретом дедушки, который висел на стене.
Его сделали со старой фотографии – Венгрия, 1956 год. На первом плане – трое крупных мужчин с автоматами, квадратные челюсти под козырьками фуражек. А позади них – дедушка, совсем молодой. Одетый в военную форму без опознавательных знаков. С широкой улыбкой и бликами на стеклах очков. Он смеялся, глядя на горящий город, от которого на фотографию попал лишь дым.
«Помоги мне, дедушка!» – повторяла про себя Катя.
Она жила в его комнате. С ее появлением в ней появились компьютер и большой шкаф с одеждой, а все остальное осталось по-прежнему. Пустой письменный стол, за которым она делала уроки, книжные полки – в основном, с историческими книгами и словарями. Проигрыватель и пластинки – преимущественно Прокофьев. Катя любила русский рок, но почему-то ей захотелось его включить. Протерев пыль, она опустила иглу на пластинку, которую слышала в этой комнате чаще всего. Пятая соната. Ей ничего не говорило это название, но эту музыку она знала с детства. Упругий ритм пробивался через диссонансы, преодолевая сопротивление.
Она провела рукой по корешкам книг. «Проклятые короли» Дрюона. Когда Кате исполнилось восемь лет, однажды её с другими детьми поймали за битьем стекол в чужой оранжерее. Дедушка отвел ее к себе в комнату, но не стал ругать. Вместо этого он долго и подробно расспрашивал, как именно и что они делали. Возвращался к середине и началу рассказа, а потом сказал:
– Понимаешь, внученька. Любое дело – серьезное, трудное дело. Всегда поганит какая-нибудь мелочь. О которой никто не подумал, не принял во внимание. И не воспринял всерьез... Но она, эта мелочь – на самом деле самая важная. Именно от нее зависит результат. Если бы мальчик Петя не надел курточку с капюшоном, он не зацепился бы за проволоку. Мальчик бы не закричал, а вас – не поймали. Поняла?
Когда Катя стала постарше, дедушка начал просить ее читать вслух. «Проклятых королей». Чтение сменялось разговорами, а потом превратилось в игру: они целыми часами искали ошибки в действиях героев и пробовали изменить результаты. Катя увлекалась, отправляя сюжет в совсем дикие повороты, а дедушка лишь изредка поправлял.
– Без него гораздо лучше, – давал он оценку некоторым историческим персонажам. И действительно, убрав из игры ненужного персонажа, можно было изменить результат на прямо противоположный. Оставив события развиваться своим чередом.
– Есть вероятности. Всегда есть вероятности – и стоит лишь учиться видеть их все. Это как линии – некоторые нравятся, некоторые нет. Но всегда есть та неприятная мелочь, которая заставляет ситуацию разворачиваться...
Погрузившись в свою память, Катя потеряла мысль. Что-то в этом было, но что?
Она начала перебирать все реальные возможности для мести. Место грусти заняло новое для девочки чувство – ледяная ярость. Придающая сил, а не лишающая их. Пока из всего того, что говорили взрослые, ей понравилась только идея застрелить собаку.
Но как это сделать? В доме не было оружия. Она не могла представить себе своего папу с ружьём в руках, дедушкин наградной пистолет, к большому Катиному неудовольствию, мама куда-то отдала сразу после смерти дедушки. Кроме того, единственным человеком в семье, который умел стрелять, была сама Катя. До окончательного переезда в Подмосковье она занималась пятиборьем – фехтование, верховая езда, бег, плавание и стрельба. К двенадцати годам она освоила пулевую стрельбу из пневматической и малокалиберной винтовки. Но что делать с навыком, если нет инструмента?
Спрыгнув с кровати, Катя включила компьютер. К середине ночи она знала все, что знала Сеть. Огнестрельное оружие оставалось недоступным ещё четыре года. Соблазнительно выглядел вариант с РСР-пневматикой: у нее имелись глушитель и успешный опыт для отстрела собак. Но на весь комплект у нее не было денег – затея обходилась в сто тысяч рублей. Неподъемную сумму, на которую вся семья жила целый месяц.
Она почти отчаялась, когда случайно ткнула в предложенное Ютубом видео. Журналистка региональных новостей с гневом рассказывала про живодеров, которые убивали собак из охотничьих арбалетов. Под этим видео нашлись еще несколько, и Катя поняла, что ей нужно. Ближе к утру она перебрала все объявления, которые нашла в Сети, и повстречала идеальный вариант. Некая Анна продавала кучу рыболовного снаряжения б/у, и в том же списке – «Арбалет б/у китай 10 т.р.». Находилось это все в соседнем поселке.
"Десять тысяч... Где бы их взять", - думала Катя. Своих денег у нее было меньше двух тысяч рублей. Требуемую сумму пришлось бы собирать несколько месяцев. Почему-то она твердо поняла, что ей не стоит просить денег у родителей. И вообще чтобы кто-либо знал об этой затее.
Она поняла, где взять денег, перед тем как уснуть.

***
На следующее утро родители поразились прекрасному настроению дочери. У нее горели глаза и был отменный аппетит. Она с трудом дождалась вечера и пошла гулять. Надев новый костюм и даже взяв сумочку, носить которые Катя терпеть не могла.
– Девочка все забыла, – сказала мама.
Пройдя через рощу, Катя пошла на громкие звуки музыки. На любимой полянке местной молодежи стояла БМВ седьмой серии, закатанная в хромированную пленку. За рулем сидел Катин одноклассник Сослан, который уже два года ездил на папиной машине по всему Подмосковью. За это лишились работы или в лучшем случае премий несколько десятков сотрудников ДПС, в разное время остановивших автомобиль уважаемого человека. Рядом с «семёркой» курили и пили пиво высокопоставленные дети.
Катя решительно подошла к толстому мальчику Пете – тому самому, из-за капюшона которого сорвалась операция по битью стекол в оранжерее.
– Петя, дело есть, – сказала Катя. Покраснев от смущения, Петя отошел с ней в сторону.
– Что?
– Петя, дай денег! Нужны срочно. Десять тысяч. Я отдам...
– Ну на, – ответил Петя, доставая из кармана ворох пятитысячных купюр, которые прошлым вечером вытащил из кителя своего папы – старшего советника юстиции, опять вернувшегося домой без чувств. – Хватит? Давай, еще дам...
– Хватит. Спасибо, Петя, – сказала Катя и при всех поцеловала его пухлую щечку.
– Э, ты скажи, я бы больше дал, а? – вмешался Сослан.
– Не надо, – улыбнулась в ответ Катя. – Сосланчик, давай лучше съездим в Сосновку. Прямо сейчас.
– Канэшна!
«Может, стоило и винтовку купить», – размышляла Катя, пока хромированная «семерка» неслась по дороге, обдавая грязью прохожих. Сослан старался произвести впечатление на спутницу и не пропускал ни одной лужи. Пост ДПС на въезде в Сосновку они пролетели на скорости под двести километров в час – под взглядами опытных сотрудников, провожавших эту машину с глубоким омерзением.
Оставив машину за углом, Катя подошла к замызганному кирпичному дому на две семьи, вросшему в землю. Набрала номер с «Авито». Дверь открыла нетрезвая женщина.
– Мальчик, чего тебе?
– Я по объявлению, – пискнула Катя, сжимая в кулаке две купюры.
...Через час она была уже дома. Из-за манеры езды Сослана она оказалась там даже раньше положенных одиннадцати часов. Арбалет она толком не рассмотрела – забрала вместе со спортивной сумкой, в которую он был упакован. Как поняла Катя из потока пьяной ругани, нетрезвая женщина распродавала вещи бросившего ее мужа. Сумку помог донести Сослан и оставил ее в сарае, где покойный дедушка хранил погубивший его мотоцикл. В этот сарай никто не заходил, кроме Кати. За свои труды Сослан тоже получил в награду поцелуй в небритую щечку.
...Прошмыгнув в свою комнату, Катя сразу легла спать, чем опять удивила своих родителей. Ей снилось что-то странное – поле, заволоченное вонючим дымом, из которого гремели выстрелы. Во сне она понимала, что теперь у нее есть оружие, но где же оно?
Она проснулась посреди ночи. Накинув спортивный костюм, тихонечко спустилась вниз и юркнула в дедушкин сарай. Включив фонарик в смартфоне, достала спортивную сумку.
«Мне повезло», – улыбнулась Катя. Арбалет оказался мощный: черная ложа с прикладом как у винтовки, и две пары плеч. Как узнала Катя, более мощные ставились для охоты. Имелись и стрелы – шесть обычных и три с наконечниками из расходящихся в стороны лезвий. Для того чтобы разобраться с устройством, опять понадобилась помощь Ютуба. С третьей попытки у нее получилось установить плечи при помощи двух шестигранников, зарядить и взвести. Ее немного смущал оптический прицел – как им пользоваться, она не знала.
Направив арбалет в угол, она нажала на спуск, показавшийся слишком тугим после спортивных винтовок. Стрела со щелчком ушла в шкаф со старой одеждой, легко пробив его насквозь.
«Дури сколько...», – обрадовалась Катя, рассматривая дыру в шкафу и сломанную стрелу.
Спрятав оружие в тот же шкаф, она вернулась в свою комнату. Легла в постель, но не могла заснуть. В тишине она услышала звук, который заставил ее испугаться.
Кошачье мурлыканье.
Сев в постели, она увидела два зелёных огонька, горящих из еще более темного пятна, чем провал ночного окошка. На подоконнике сидел абсолютно черный пушистый котенок, на вид немного постарше Тишки. Судя по длинным лапам и кисточкам на ушах, он приходился незаконнорожденным сыном одного из высокопоставленных мейкунов, в изобилии водившихся в посёлке.
Она погладила котенка. Мурлыканье стало громче, он прогнул спинку и спрыгнул на пол. Потерся об ее ноги.
Взяв его на руки, Катя вернулась в постель и немедленно заснула с котенком в обнимку.

***
Кованая ограда по периметру соседского участка держалась на толстых бетонных столбах, каждый из которого был гораздо выше Катиного сарая. Второй час она лежала на туристической пенке, незаметная с земли.
Находящийся перед нею фонарь освещал бетонный пятак между соседским домом и гаражом, по которому метался вдоль проволоки бело-рыжий алабай на слишком короткой цепи. Он прекрасно понимал, что Катя на него смотрит, – от крайней точки его бесконечных метаний до крыши гаража было метров семь, которые и предстояло пролететь стреле. Несколько дней Катя просыпалась в пять утра и отправлялась к старым совхозным прудам – учиться стрелять из арбалета.
Сначала у нее ничего не получалось: стрелы вели себя совершенно не так, как пули из спортивной винтовки. Сначала Катя научилась попадать в цель размером со школьный рюкзак с двадцати пяти метров, и только потом поняла, что ей очень неудобно стрелять в упор. Мешал прицел, который стоял слишком высоко. В результате она сняла его совсем и научилась попадать прямой наводкой в пределах десяти метров. Но ей понравилось стрелять далеко, и с прицелом ее результат улучшится почти до сотни метров. Труднее всего было каждый раз взводить тетиву.
Она смотрела поверх четырёхлезвийного наконечника и не могла выстрелить. В памяти всплывало позапрошлое лето, когда соседский алабай был пушистым щенком, жил без привязи и частенько играл с детьми. Никто не знал, чья именно это собака, бросали ему палочки, гладили и придумывали клички. Как на самом деле этого пса звал хозяин, Катя так и не узнала.
На залитой бетоном площадке пять на пять метров деваться алабаю было некуда. Его ждал расстрел – три бритвенно-острых лезвия, сходящихся на острие наконечника. Куда-то в бело-рыжий мех, и живая, тёплая собака станет мертвой. Будет валяться на бетоне, смотря невидящими глазами и вывалив язык.
Катя злилась на себя, пробовала вспомнить Тишку, но все равно не могла выстрелить. Когда она слезала с сарая, вся эта затея уже казалась ей глупостью, и она с облегчением разрядила арбалет выстрелом, погубив охотничью стрелу в недрах многострадального шкафа.
«Я совершаю какую-то ошибку», – думала она. Вроде бы все правильно: смерть за смерть, но почему так тяжело? Думала она и о последствиях: не станет ли еще хуже, когда противный сосед найдет мёртвую собаку. Катя плохо себе представляла, как раскрывают преступления, но понимала одну вещь. Единственным местом, откуда имелась возможность произвести выстрел, была крыша их сарая.
Она перестала залезать на крышу и перестала стрелять. Однажды утром она повстречала на старых прудах того самого противного соседа, который ближе к осени начал ловить по утрам карасей.
Какое-то время ничего не менялось. Черный котенок был без особых восторгов встречен Катиной мамой, но все равно остался у них жить.
– Это чертик, а не котенок, – сказала мама, глядя на пушистый комочек темноты с ярко-зелеными глазами и кисточками на ушках. Катя назвала его Феликсом – в честь самого любимого дедушкиного кота, с образцовыми личными и деловыми качествами которого дедушка любил сравнивать подчинённых, неизменно ставя Феликса в пример. Феликс Второй признавал единственную хозяйку и ходил за ней, как собачка.
Но потом все стало плохо.
Началось с того, что сосед на всю улицу покрыл матом Катину маму. А когда к нему пошёл разговаривать Катин отец, встретил его единственной пощечиной. Перед глазами Кати стояла эта сцена: ее папа беспомощно сидел на асфальте перед соседским крыльцом, а рядом валялись разбитые очки.
В тот раз родители впервые поссорились при дочери.
– Я прошу, ну позвони! Я знаю, ты можешь! – умолял Катин папа свою жену.
– Я не буду никуда звонить!!! – во весь голос закричала мама. – Никаких дел не желаю иметь с этой проклятой организацией!!! Ты не понимаешь, что потом происходит с людьми. Лучше все продать, все!!!
«Дедушкин дом продадут», – поняла Катя. И ощутила себя хуже всего – для нее это означало конец привычного мира. Не будет больше лета, дачи, воспоминаний...
Тем вечером она долго гуляла со сверстниками. В голове опять вертелась какая-то мысль, сформулировать которую она не могла. Домой она вернулась поздно и встала перед дверью ненавистного соседа. К ее удивлению, она открылась. Сосед вышел на крыльцо, по пояс голый.
– Что уставилась на меня, сучка?
Катя ощутила сильный запах перегара, но не отводила взгляд.
– Все равно пиздец вам всем. Или ты решила... Ах ты, маленькая шлюшка...
Он сделал шаг с крыльца и тоже не отводил взгляд – на девочку в коротком летнем платье.
В этот момент Катя поняла все.
Пятая соната Прокофьева. Линии вероятности сошлись в единую систему в ее сознании, и теперь она видела их все. Бегство, продажа дома. Выстрел в собаку. Разбирательство, продажа дома. Они казались ей ярко-красными, а мимо них шла другая, гораздо длиннее, чем первые. Она поняла, о чем с нею разговаривал дедушка.
– Без тебя гораздо лучше, – прошептала Катя, глядя перед собой расфокусированным взглядом. Ее новое сознание подсказало ей и это – два шага назад, под камеру видеонаблюдения дома напротив, и улыбку. Через секунду она уже была на своем крыльце.

***
Этот случай перевернул жизнь подмосковного поселка и вызвал огромный общественный резонанс. На берегу пруда было совершено зверское убийство. Отставной полковник МВД был найден мертвым – с арбалетной стрелой в спине. Наконечник пробил лопатку и разлетелся в теле, превратив в фарш правое легкое. Смерть была мучительной – какое-то время он жил, захлебываясь кровью и скребя ногтями илистый берег.
Уголовное дело мгновенно разлетелось по СМИ и стало резонансным. Его взял под личный контроль Бастрыкин, а следователи с криминалистами буквально изрыли все окрестности. В момент преступления Катины родители были в Москве, четырнадцатилетнюю девочку один раз спросили, не видела ли она кого-нибудь. Долго мучили местных охотников и спортсменов, опрашивали продавцов и владельцев спортивных магазинов, где продавались арбалеты и стрелы. Поиски зашли в тупик,  шум начал затихать, и тут высунулся другой Катин сосед – полковник внутренней службы.
Преступление торжественно раскрыли.
Два месяца, прошедшие с момента убийства, целый продол лучших пресс-хат образцово-показательного СИЗО трудились, не покладая рук. Убийство раскрыли бы и раньше, но произошла техническая накладка. Оппозиционно настроенный бухгалтер одной московской компании уже сознался в убийстве бывшего полковника, но спустя час умер от разрыва селезенки, при этом имея в своем рту половой член лучшего разработчика Малыша. Малышу добавили два года, но на три недели полковник внутренней службы притормозил расследование. В результате законность восторжествовала. Убийцей оказался сорокалетний бомж из Сосновки, задержанный за кражу колес с «Газели». Ко всеобщей радости, он оказался еще и ранее судимым, и на какое-то время «Убийца из Подмосковья» стал героем российского телевидения. Про него сообщили все криминальные новости и даже сняли выпуск программы «Честный детектив».
Полковник внутренней службы жмурился от счастья, переживая новое назначение в Главное оперативное управление.

***
Заложив обе руки за спину, Катя гуляла вдоль опушки, грызла травинку и любовалась представлением. Об ее ноги терся огромный иссиня-черный котище с пушистым хвостом редкой длины.
На берегу старого совхозного пруда стояли темно-синий микроавтобус «Форд» Следственного комитета, патрульная машина ДПС, «воронок» ЗИЛ и несколько гражданских автомобилей. На берегу не меньше десятка полицейских и людей в штатском сопровождали скрюченную фигурку в грязно-голубом спортивном костюме, прицепленную наручниками. Их снимали две видеокамеры – человека в штатском и телеканала «Россия-1».
Катя сморщилась. Дурак в голубом костюме пошел не в ту сторону.
...С момента роковых событий прошло чуть больше года. Теперь Катя не узнала бы себя прошлогоднюю. Она предпочитала тёмный цвет в одежде, никогда не выходила дома без косметики и часто носила солнцезащитные очки. Прическа осталась короткой, но приобрела лишь на первый взгляд естественный вид. Фигура почти не изменилась – слегка обозначилась грудь, чуть шире стали бедра, но все равно она больше походила на мальчика.
«Всё-таки дурная затея была с арбалетом. Дурная и детская», – размышляла Катя. Линии вероятностей в ее сознании стали четкими, как никогда, и сплелись в паутину, и теперь ее тень накрывала все окрестности, и не только.
Правильную ниточку звали Зелимхан, и с ним Катю познакомил одноклассник Сослан. Зелимхану было двадцать три, он учился в МГИМО и приходился племянником страшно сказать кому. Катя быстро разобралась, что нужно предложить Зелимхану, кроме общения и дружбы. Занятие это оказалось довольно простым и в целом не лишенным приятности. В глубине души ей не нравился новый друг – Кате он казался похожим на обезьяну. Сильную, но довольно глупую. Но зато полезную, а главное, управляемую. В отличие от других девочек, Катя легко считывала его сознание и ценност,чем-то смахивающие на самые темные глубины своего разума, и научила его общаться об этом. В его глазах она любила и умела вникать в «мужские» дела, что противоречило традициям, но почему-то очень ему помогало. Зелимхан сожалел о том, что не успел вмешаться в ситуацию с противным соседом.
– Адын званок в рызыденция!!! – шипел он, поднимая вверх указательный палец.
Полицейские и человек в наручниках повернулись в их сторону. Катя развернулась и пошла в машине. Теперь ее всюду сопровождали три золотых медалиста, студенты МГИМО в тяжелом весе. В посёлке Катю не любили и сторонились; но с некоторых пор предпочитали делать это молча. Два случая оказались вполне наглядными для того, чтобы остальные заткнулись. Обладатели длинных языков понесли потери – один работы, второй бизнеса. Испортила отношения Катя и с мамой: они перестали общаться. Видимо, навсегда. Зато героический полковник внутренней службы изо всех сил старался дружить с Катей. При каждом удобном случае он звал их с Зелимханом себе за стол, хотя до того четырнадцать лет не всегда здоровался с соседями. Катя охотно принимала знаки внимания.
– Пойдем, котик, – сказала она вслух. – Да доьлх вай! – повторила она охране. Покачивая хвостом, за ними отправился Феликс Второй – в сторону чёрного «мерседеса» AMG  с грозненскими номерами.
Сев в машину, Катя закрыла глаза. Ей представлялся дедушка - на том свете. Он сидел в любимом кресле, и его окружали кошки. И дымчатый Феликс Первый, и белая Бася, и остальные. А на коленях  у дедушки сидел рыжий котенок Тишка. Дедушка гладил его и улыбался. Как на старой фотографии из Венгрии, сделанной в 1956 году.