Когда флек умер...

Смерть Флека осенью MMXVI отозвалась по всей Земле мучительным стоном. Природа замерла: и гордая птица, выше которой не смел парить сам Аполлон, и царь зверей лев, и любимица Артемиды быстроногая лань - все вслушивались в стенания ветра. "Останови кристальные воды свои,  Океан, не сияй, жизнь дающее Солнце, не расти, золотом окованный хлеб! Услышь, всяк живущий, что ушел Он! Ушел Флек, ушел спаситель ваш! О, боги, нет доли ужасней моей. Желал бы я, чтобы другой нес эту страшную весть!" - выл ветер, распуская во все концы свои вихри. Не было в истории горя безумнее. Озлобленным беспомощным отчаянием налились сердца всего живого.
Холодный свет Луны настойчиво прокладывал себе дорогу сквозь застывший воздух к жилищам людей, не принимая отказов ни от ставней, в которых обнаруживал трещины и просветы, ни от занавесов, ибо ткань их слишком слаба и воздушна. С романтической нерешительностью посылала Селена свои лучи и в окна комнаты Флека. Бессмертная богиня тоже грустила, но не было в ее грусти страдания, как не страдает и человек, когда смотрит на сорванные Нотом и увлеченные им в танец отцветшие, но все еще яркие лепестки роз.
Тело Флека безмятежно покоилось в кресле, посмертное напряжение его мускулов постепенно проходило, розовые губы, за час до этого сжатые в серьезную линию, смягчались, переходя в едва уловимую улыбку. Глаза его были закрыты, и какое чувство успело отразиться в них последним, останется тайной навсегда.
Ледяной сапфир медленно двигался по небу, угрожая накрыть тело покрывалом темноты. Мертвецы не боятся темноты, ибо тот, кто отправляется  навеки в пустоту, теряет ощущение времени, в котором только и возможно что-либо чувствовать. Нет, тьма ужасает своей жестокой беспристрастностью: ее черный туман одинаково скрывает и красоту драгоценного камня и бедный вид могильной плиты. В такую ночь высшие силы не могли допустить этого.