ESORDIO
— Мой дебют блэкрайдера состоялся в ту же ночь. Чтобы вернуться в Рим на центральный вокзал, проще всего было сесть на поезд здесь же, на мытищенской станции. Я проходил мимо неё, когда искал помощи. На станционном стенде было печатное расписание, согласно которому последняя электричка сбежала десять минут назад. Кажется, я её даже слышал. Но делать было нечего — остался ждать. Даже если бы пришлось сидеть до утра. Других-то вариантов нет, — Скотт замолк.
Пауза затянулась: — И-и?
— И она пришла! Последняя, пустая, моя. Всю дорогу робко озираясь по вагону — опасаясь контролёра, так и не показавшегося, я приехал на конечную. Но это был не центральный вокзал, поэтому я сразу закрепил свои успехи, проехавшись зайцем на автобусе. На большущем табло в главном зале я прочитал, что следующий поезд во Флоренцию будет только утром. Ну да, время-то! Ночевать я остался там же. Ни туалета, ни розетки не нашёл, зато увидел бородатого парня с большим рюкзаком. Он оказался калифорнийцем, в прошлом врачом скорой помощи, ищущим себя по всему миру. Он тоже путешествовал без крыши, хотя в остальном, кажется, не экономил. Мы просидели с ним до закрытия вокзала, а потом устроились спать на спальниках прямо за порогом.
— Менты не шугали? Бомжи не докучали?
— Нет, мы спокойно проспали до рассвета. Вторые спали где-то там же, а первые разбудили, когда вокзал открылся. Потом, как только на табло отправлений высветилась нужная мне платформа, я сразу, чтобы осмотреться и оценить обстановку, пошёл к поезду. Было очень волнительно: всё-таки четыре часа в поезде дальнего следования — это не двадцать минут в электричке.
— Меткое замечание.
— Остроумный комментарий.
— Touchè.
— Я спрашивал у людей, которые тоже садились на этот поезд, как обстоят дела с безбилетным проездом. Такого же оптимизма, как у вчерашнего мужика, я не нашёл, — иногда Скотт заигрывался со сменами темпа и интонации повествования. Сейчас, например, у него умер лебедь. Я сделал вид, что прочувствовал, и  Скотт продолжил: — Кто-то подсказывал прятаться в туалете. Но я не понимал как — ведь чтобы спрятаться в туалете, надо ещё попасть в вагон.
Я знал, что Скотт совсем немного путешествовал раньше, поэтому какие-то моменты в его рассказе, удивившее его самого, могут быть давно известны тем, кто лучше знаком с европейской жизнью, и кто уже был в Италии. Но я перескажу всё, что было интересно слушать лично мне, то есть всё.
— Дело в том, что в Италии есть одно кардинальное отличие от России: там не проверяют билеты перед посадкой — ты свободно попадаешь в поезд и занимаешь любое место.
— Как у нас в электричках, вообще-то, — заметил я.
— Точно. Но в Италии так же и в поездах дальнего следования, и даже в крутых дорогих скоростных. Потом по ходу движения контролёр, capotreno по-итальянски, ходит по вагонам и смотрит билеты. Обычно контролёров в поезде двое-трое, и они делят состав между собой, — рассказывал Скотт. — Тот поезд Рим-Флоренция отправлялся в шесть утра, поэтому был почти пустой. Я выбрал место в конце вагона с такой логикой: если капотрено придёт с дальней стороны, то я успею ретироваться в туалет; если с ближней — значит, судьба, значит, буду импровизировать.
— Теперь надо заменить твой псевдоним в повествовании на Ганса? — я посмеялся.
— Оставь так. Через полтора часа пути ко мне подошёл дедушка в униформе. Моим спонтанным решением было молчать рыбой. Я даже не мычал. Только в ответ на любую реплику мотал головой, — Скотт изобразил.
— Дедушка вызвал железнодорожную полицию, тебя скрутили и поехали праздновать с шампанским задержание опасного кадра?
— Он последовательно спросил билет, деньги, документы; наконец, беззлобно махнул рукой и пошёл дальше. Полиция будет через несколько тысяч километров, не нагнетай, — попросил Скотт. — Такое безразличное отношение зарядило меня уверенностью на следующие городов десять, которые я объехал без единого препятствия. И только через несколько дней, начав регулярно вылетать из поездов, я понял, что то была полоса везения, длинная, но конечная. И безалаберность контролёров, которая всё же есть, не такая повальная, как бы мне тогда хотелось.

SENZATETTO
— Когда я говорю, что проехал всю Италию, имею в виду континентальную часть и Сицилию. На Сардинье не был. Но то не Италия, Viva la Sardigna libre!
— И где-то загрустил один Кавур, — я хотел подыграть Скотту.
— Кстати, на площади его имени в Анконе я пытался переночевать и, — Скотт оживился, хотел уже пилить прохладную, я перебил:
— Так ты ночевал прямо на площадях! Это так ты экономил на жилье?
— Ну да. Тут никакого волшебного способа, а-ля кодовое слово для администраторов хостелов, дающее право бесплатной ночи, или потаённой цепи сквотов для путешественников не существует, — заверил Скотт. — Бывало, я ночевал на вокзалах или даже на лавке напротив ментовки, как в Милаццо. Наиболее предпочтительное место — это небольшая зелёная площадь с длинными и широкими скамейками в тихом спальном районе. Но это, конечно, утопия — чтобы скамейка под мой рост, да ещё и плоская, ммм.
— А не опасно так?
— Если хорошо выбрать место, то не опасно. Когда в Риме меня ограбили, сам был виноват — лёг спать в каких-то кустах.
— Сам виноват, что был ограблен? Понятийный аппарат какой-то. Как в книжках про улицы Неаполя.
— Кстати, в Неаполе, столице воров, между прочим, я сначала долго бродил по тёмным подворотням, затем и вовсе лёг спать напротив бара — и ничего, — Скотт характерно пожал плечами. — Двор у бара выглядел хорошо, и уже появившееся тогда чутьё одобряло. Каких-то правил выбора я сформулировать не могу. То, что место должно быть освещённое — это понятно, а в остальном доверяйся чутью.
— А в Риме что случилось?
— То была самая-самая первая ночь, — начал Скотт, прочистил горло. — После очень жаркого дня  я был весь мокрый, поэтому в ночной прохладе даже стал замерзать и постоянно ворочался, то раскутываясь, то закутываясь спальником. Рюкзак, изначально уложенный под голову, что вообще-то очень неудобно, и шея, бывало, болела, отполз куда-то в сторону. При этом я спал так чутко, как получалось. Когда что-то зашуршало, я открыл глаза, приподнялся. Метрах в двадцати был араб, который вроде бы просто шёл мимо. Кричу: «Что-то не так?» «Нет-нет, всё ок». И я дальше спать. Наутро увидел, что боковой карман рюкзака открытый и пустой. Стал смотреть, чего не хватает. Оказалось, в этом кармане были только лекарства, уложенные все в один пакет. Значит, теперь придётся не болеть.
— Он, наверное, не глядя схватил, что под руку попалось. Вряд ли ему нужны были лекарства, он их, может, бросил там же. Ты не пробовал найти?
— Да где там, я утешился мыслью, что это не самое страшное, что могло случиться с одиноким юношей в тёмном и глухом, не знаю, как назвать, мини-парке. Я вышел на аллею. Там у монумента воинской славы лежали двое бродяг с рюкзаками. Они были очень похожи на настоящих бомжей, и у них я научился мудрости: ложись спать на самом видном месте, —  Скотт многозначительно поднял указательный палец. — Иногда я встречал изощрённых бомжей, которые оборудовали свои уголки матрасами, у кого-то было даже радио. Самые искусные из всех, кого я видел, установили зонтики от солнца. Они жили вдвоём и не говорили ни по-английски, ни по-итальянски. Только по-немецки мы немного пообщались. Я проставил мужикам пиво, а один отказался, дескать, не пьёт (!), и предложил ночевать с ними, если боюсь один. С ними я тоже боялся. И вообще, это было в Марселе, где на улице Франция. А у нас с тобой про Италию.