Литератор из подворотни (final)

                                            Литератор из подворотни


                                                      I



Тусклый свет от свечи заполнил комнату. Через узкую щель меж занавесок проступал лучик дневного света, едва косавшийся спины мужчины за столом. Капля чернил с пера упала на бумагу, над которой сидел литератор Джеймс уже битый час. Он смотрел на единственное слово "Темнота", написанное на листе. "И что же дальше? Какой смысловой посыл будет нести в себе этот роман?" - подумал про себя, истощённый от постоянных размышлений, писатель. "Эх, это же должно быть так просто: записать первое, что придет в голову и изредка дополнять персонажей. И все, вот и весь рецепт. Ладно, надо лишь прогуляться на свежем воздухе, и всё само образуется".
Джеймс взял свёрток чистых листов, перо и небольшую склянку чернил. Задул свечу, надел шляпу и вышел из своей маленькой квартирки на окраине города.
Лето. Ясный и жаркий день продолжался целую вечность. Невысокого роста литератор в клетчатом пиджаке и коротких штанах быстро шёл по бульвару, глядя на пол перед собой.
"Темнота. Хм, Может... А, нет... О, знаю: темнота, старый старик. Стоп, какой ещё «старый старик»? Меня же засмеют... Придумал: темнота, человек старинной наружности. Господи, это же гениально! Так, темнота, человек старинной наружности заходит в комнату с топором. Раздаётся крик женщины, которая лежала на кровати и читала книгу... Так, так, замечательно, надо подумать, что будет дальше. Женщина. Читает книгу. Старик с топором. Крик. Хм... Нужен какой-то философский подтекст. Проблема нашего времени... Алкоголичка! Женщина была алкоголичкой. Точно! Боже, какой же я гений! Всем точно понравится".
Он направился в своё любимое писательское кафе на углу набережной, в котором он бывал каждую субботу еженедельно. По дороге Джеймс зашёл в парк, где он обычно проводил время теплыми вечерами. Он нередко сюда заходил и садился в одиночестве на лавочке; беззаботно размышлял над своим очередным романом. Почему очередным? Потому что все предыдущие Джеймс бросал, как только он впадал в депрессию из-за отсутствия идей для продолжения произведения. А вот для начала новых у него было полно самых разнообразных задумок.
И в очередной раз он решил уединенно посидеть на лавочке. Джеймс высмотрел пустую скамью под дубом, и уже было направился к ней, но увидел, как на примечанное место села какая-то девушка. Писатель резко остановился. Его ладони вспотели, а мысли испарились. Он стоял и смотрел на привлекательную девушку несколько секунд, но потом пришёл в себя и направился дальше. Джеймс нашёл ещё одну пустую лавочку, недалеко от той, на которую села девушка. Он не раз ещё оглянулся на ту деву. Тёмно-зеленая юбка на ней слегка оголяла коленки, а блузка была соблазнительно расстёгнута на две верхние пуговицы. В руках она держала какую-то книгу."Поразительный факт: она безумно красива" - подумал писатель, "но наверняка у неё уже есть молодой человек. Да и какая-то у неё надменная внешность. Она точно высокого мнения о себе. Распутница".
Джеймс сидел и наслаждался настолько свежим воздухом зеленого парка, что казалось, будто он находится очень далеко от грязных и серых улиц большого города. Он закрыл глаза и задумался.
"Я уже представляю своё имя в журнале: «Джеймс Двачовски, литературный реформатор нашего времени, представляет свой роман "Иррациональная экзистенция бытия". Меня все поздравляют в “Пушкинском”, все со мной здороваются. И уже не будет этих насмешливых взглядов с их стороны. Больше не будет этой.., высмеивающей мой талант, критики от бездарных, и ни разу не писавших идиотов! Их опрометчивые оскорбления будут их незабываемым позором. Да, не мой характер смотреть в пол печально, охать и мечтать. Пора действовать".
Когда Джеймс открыл глаза, на противоположной скамье он заметил мужчину с короткой шеей, грубыми чертами лица, сконцентрированным, серьёзным взглядом и прилизанной назад прической. На нем был черный в полоску костюм. Он перекинул ногу за ногу и что-то писал пером на листе, который лежал на книге. "Ещё один бездарный поэт" - подумал Джеймс. Затем незнакомец вдруг вскочил и радостно закричал:
--Вера!
Литератор посмотрел в ту сторону, в которую заорал мужчина в костюме. К бездарному поэту шла быстрым шагом женщина в белом платье. Она подошла к незнакомцу и крепко его обняла, улыбаясь.
--Мой любимый братик! - сказала она, - как ты?
Джеймсу стало отчего-то тошно. Он тут же перестал наблюдать эту картину встречи бездарного поэта и его сестры, вспомнив о своём предназначении; вспомнив, куда он направлялся, и что ему ещё предстояло пережить: море оваций, поклонов и благодарностей от новых друзей и бывших неприятелей.
Литератор встал, окинув высокомерным взглядом девушку в юбке и счастливых сиблингов.



                                                      II



После Джеймс ещё не раз менял место для непродолжительных, но умиротворенных посиделок. Уже придумав и набросав в общих чертах сюжет для следующего романа, литератор продолжил свой путь в обитель ничего не знающих критиков и ничего не умеющих писателей, которые просто не видят талант в литераторе Джеймсе.
Он вышел на проспект, разнизанный архаичными и обветшалыми зданиями. Джеймс всё так же быстро шел и смотрел на пол перед собой, размышляя о едва начатом романе.
“Убийца должен вызывать противоречивые чувства – это будет оригинально. Допустим, он зашел к женщине ради денег, драгоценностей и прочего. Они ему нужны для… поддержания жизни. Нет, где-то это уже было… Пусть для поддержания жизни своей дочери”.
Не зная зачем, Джеймс всю дорогу теребил край бумаги у себя в кармане и прикусывал губу, при этом думая о том, как он выглядит. Наверное, нервничал, ведь рок успешного писателя был уже близок. Недолго гуляя по проспекту и пересекая узкие и сырые дворы, литератор подошел к любимому кафе.
Джеймс ступил на крыльцо, ничем не примечательного среди других, здания с зеленой табличкой “Пушкинское” над входом. Литератор взялся за ручку двери, но внезапно застыл. Он почувствовал, как начали потеть его руки, а дыхание учащаться; в голове оглушающе звенело, и жилка на шее бешено пульсировала. Джеймс отпустил ручку и в страхе отступил от двери.  Он прислонился к стенке и сильно сжал сверток бумаги в кармане. Писатель заглянул через окно двери и увидел четверых мужчин. “Проклятье, опять они”, - подумал Джеймс.
Посетители кафе были все, как один: черные костюмы, очки и бороды были какой-то схожей, клиновидной формы. Сидели они за одним круглым столом и что-то бурно обсуждали. Литератора вдруг охватила гневная зависть. “Что со мной не так? – думал он, - Почему  я так боюсь этих надменных идиотов? Они ведь ничего не смыслят в настоящей литературе. В конце концов, я ничем не хуже их, а об этом выступлении надо думать, как о вынужденном этапе моего литераторского пути”.
Немного постояв, упершись о стену, Джеймс решился войти. Он открыл дверь, и перед глазами у него встало полупустое и слабо освещенное кафе с несколькими круглыми столами, за одним из которых сидели мужчины в костюмах. Литератор, ни сделав ни шагу, дрожащим голосом произнес:
-- Милейшие господа, попрошу вашего внимания!
Четверо мужчин тут же обернулись и, сдвинув брови, посмотрели на Джеймса. Литератор, помешкав в карманах пиджака, медленно достал дрожащей рукой  сверток листов и продолжил:
-- Я, -- он сделал паузу. --Вы меня уже знаете как завсегдатая этого чудного кафе, неплохого критика и писателя рассказов, -- пара мужчин слегка улыбнулись. -– Но в этот раз я хочу представить вам мой будущий роман под названием “Иррациональная экзистенция души”.
Четверка перекинулась взглядами, а улыбка оных сменилась удивлением.
В эту же минуту дверь кафе открыл другой мужчина: тоже в костюме, в очках, но без бороды. Как только он увидел, стоящего перед собой Джеймса со свертком бумаги и шляпой на голове, он тут же развернулся и засеменил на другую сторону дороги.
Литератор обернулся на звук захлопнувшейся двери и, увидев, перебегающего улицу мужчину, подумал: “О, Виктор. Наверное, опять испугался выслушивать мою, никого не щадящую, критику. Олух”. Джеймс повернулся обратно: четверо мужчин всё так же внимательно наблюдали за ним.
-- Господа, -- продолжил литератор, -- я знаю, что принято приносить хотя бы главу своей рукописи, но возникли некоторые трудности с чернилами. А роман я придумал просто отменный, поэтому и поспешил сюда, рассказать вам о нем, чтобы, так сказать, никто не занял, кхм, -- последние слова Джеймс скомкал в едва разборчивую кашу. Безмолвные мужчины пронзали холодным взглядом бедного Джеймса. В кафе стояла вакуумная тишина, но громкий глоток Джеймса нарушил ее. На помощь дрожащей правой руке пришла левая, и белый лист уже не так заметно содрагался в объятиях литератора.
-- Итак, -- начал он, -- мой роман.
Он сделал очередную паузу и посмотрел на лист. Калиграфически выведенное слово "темнота", плавно переходящее в кляксу, красовалась в левом верхнем углу бумаги.
-- Кхм... Темнота, -- Джеймса из-под лобья быстрым взглядом окинул внимательных слушателей. -- Человек старинной наружности входит в комнату с топором, -- литератор водил беглым взглядом по почти пустому листу. -- Женщина, лежащая на кровати, читавшая увлекательную книгу, с пронзительно визгливым криком вскочила с кровати... У кровати... У спальной мебели, на которой лежала бедная женщина, стояла бутылка коньяка.
Разъяренный мужчина с топором бросился к девушке, замахивая блестящим на свету, проступавшим из дверной щели... и свечи, топором. Женщина, быстро сообразив, кинула книгу в устрашающий черный силуэт, быстро надвигающийся к ее расположению. Но... берсерка это не остановило, он, видимо, даже и не заметил увлекательного чтива, что врезалось в его широкую грудь, -- Джеймс неустанно жестикулировал во время сочинения каждого предложения. Было заметно, что он проникся своей историей и с увлечением рассказывает ее безмолвным посетителям кафе.
-- Когда же мужчина вплотную приблизился к кровати женщины, та ловко увернулась от его секущего удара и упала на пол. Заметив бутылку отменного коньяка на полу, она нераздумывая схватила ее и ударила ею о ногу нападающего. Однако бутыль не разбилась, а мужчину это разозлило еще больше. С размаху он попытался ударить женщину, лежащую у его ноги, но той вновь удалось увернуться... попутно успев подставить под топор бутылку, дабы, закутанный в шелка темноты, убийца подсобил ей в создании своеобразного оборонного орудия. Женщина с разбитой бутылкой в руке сделала кувырок и мгновенно оучитась на коленях. Она проивзела колющий удар острием разбитой бутылки под ребра мужчины. Нападающий развергнул, уродованную шрамом, пасть, и раздался неистовый низкий ор мужчины в летах, -- Литератор широко улыбнулся и посмотрел на мужчин за столом. Один из них прикрыл рот ладонью, а в уголках его глаз появились морщинки. Слушатели медленно переглянулись между собой.
Сидевший ближе к Джеймсу, мужчина томно спросил:
-- Это все?
-- Да, -- незамедлительно, с одышкой произнес Джеймс.
-- Ну что ж.., -- после непродолжительной паузы продолжил мужчина...
Что же он ему ответил, никто, кроме меня, Джеймса и четверки клинобородых посетителей, не знает. Но поверьте мне, то были ужасные для юного литератора слова, и я не желаю никому из вас услышать подобное.
Не выдержав до конца громогласной критики и угроз насчет последующих посещений Джеймсом этого кафе, писатель понуро вышел наружу.
Он не ощутил свежего запаха его любимого парка, не заметил красивую девушку, сидевшую на той же лавочке под дубом. Джеймс, незаметно для себя, прошел длинный путь от кафе до квартиры, не думая совершенно ни о чем.
Лишь когда он вернулся домой, в его памяти с болью проносились обрывки произошедшего. Не раздеваясь, он впустил лучи яркого летнего дня в свою пыльную берлогу. Джеймс уселся за стол и выложил из кармана сверток. На проиокших листах остались следы от потных рук.
Литератор долго сидел, уставившись пустым взглядом на слово "Темнота", написанное не бумаге. После он достал перо и маленькую склянку с чернилами. Джеймс неспеша открутил крышку, мокнул перо и поднес его к листу. Недолго подумав, он аккуратно, тем же калиграфическим почерком, дописал "лишь за моей спиной".
Форточка внезапно открылась, и Джеймса обдуло прохладным ветерком. Он повернулся к окну и заметил, что неощутимо быстро пролетело время и уже наступили сумерки. Джеймс подошел к окну и открыл его. Глубоко вдохнув зябкий вечерний воздух, он поднялся на подоконник, а затем нырнул на встречу моим объятиям.