Оазис блаженный статей

                  ПРО ЖОЙ ДИВИЖН
Не думал, что так скоро напишу рецензию опровергающего характера, но ничего не поделаешь.
Вот уже не первый день между мной и господином Pierre Dunn'ом продолжаются споры на тему культурного значения Joy Division. И так как мой оппонент здорово подвержен стереотипам, он считает, что первое дитя пост-панка - музыка для нытиков, предпочитающих тонуть в депрессии, либо для винишек, пытающихся казаться загадочными, будь они десять раз неладны.
И первый, и второй вариант на мой взгляд абсолютно неверны. Во-первых, потому что музыка Joy Division все же ИМЕЕТ настроенческий спектр: у них встречаются как депрессивно-упаднические и даже тревожные композиции, так и развлекательно-танцевальные, под которые вполне даже можно поплясать как-нибудь пятничным вечером ( специально включу именно их в подборку ). Во-вторых, я прочекала немало групп вконтактике, посвященных творчеству манчестерской четверки ( кроме гитариста Бернарда, не путайте ), и знаете - НИКАКИХ ВИНИШЕК ТАМ НЕТ. А все почему? Они, возможно, и используют поцпанкерские шедевры, чтобы хлебануть под них дешевого пойла, но интересуются ли они ими всерьез? Нет, не думаю. С контингентом пабликов все наоборот. Так что не делайте поспешных выводов.
Плюсом выступают невероятно красивые текста, написанные непосредственно беднягой Йеном, о котором, к несчастью, многие говорят с пренебрежением. Я же отвергаю тот факт, что группа стала популярной только после того, как он свел счеты с жизнью. Вы видели отзывы о концертах, написанные очевидцами? Все как один говорят о невероятной атмосфере, пронизывающей неравнодушного слушателя до мозга костей. Могло ли так быть на выступлении обыденных бесталанных ноунеймов? Навряд ли.
Вывод: слушайте хорошую музыку. И не обижайте Йена.

       ГРАЖДАНСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ

Что не так с гражданской нацией?

Уже не одно десятилетие представители либеральных и левых сил пытаются разорвать национализм на части, поставить его мощную стихию себе на службу, заковать живой национальный огонь в узкие рамки норм, ценностей и закона. Традиционно ряд мыслителей стараются выделить гражданский национализм и противопоставить его этническому национализму, представив это противостояние, как борьбу добра со злом. Злом в данном случае обозначается этнический национализм, на который сваливают все грехи человечества. Зачастую это противопоставление проводят через анализ и противопоставление разных форм бытия нации: восточный/западный, этнос/демос, этнокультурные/политические нации…

Сегодня нам пытаются показать, что в условиях глобального превосходства либеральной демократии и тотальной победы либерализма после поражения СССР в Холодной войне, люди в качестве главного источника политической солидарности выбирают некие политические принципы и именно на этих принципах и основываются нации. В качестве примера и образца для подражания нам пытаются подсунуть Францию, США, Канаду, представив их политическую систему идеальной.

Однако, если мы начнем разбирать этот миф, он сразу же начнет рушиться на корню. При таком подходе, нации выступают лишь ступенькой для превращения всего мира в серое, максимально однородное сверхсообщество, где царит космополитизм. Нации при этом подходе должны строиться не на общности происхождения, культуры и ощущения общей судьбы, а на разделении людьми определенных либеральных ценностей, которые носят универсальный характер. Но взглянув на примеры так называемых «гражданских наций», мы увидим, что у них у всех было свое культурное и этническое ядро. Даже в США, которые называют страной мигрантов, при этом умалчивая тот факт, что американская политическая культура и вся сердцевина материальной и духовной культуры была создана WASPами (White Anglo-Saxon Protestant), а не мигрантами из Китая/Кореи или еврейскими беженцами из Российской империи, хотя последние внесли определенный вклад в американскую культуру.

Еще одним важным моментом, ставящим под сомнение идею о «гражданской нации», является её явная ангажированность. Мрачные проявления прошлого ассоциируются с этнонационализмом и противопоставляются странам с либерально-демократическими ценностями, где наличествует гражданский конструкт. Однако это некорректно, так как существующие ценности и нормы утвердились относительно недавно, а старые морально-ценностные ориентиры подверглись значительному слому после окончания Второй Мировой войны. Нельзя выносить моральную оценку прошлому на основе современных моральных норм, так как они или не работали в те времена, или о них никто еще не слышал. Более того, политические нормы тех стран, на которые нас призывают равняться, спокойно допускали те вещи, которые сейчас в одностороннем порядке пытаются выдать за особенность этнического национализма. Здесь речь идет не только о геноциде индейцев или рабстве чернокожего населения в США, но и, например, о геноциде населения Алжира французами в конце 1890-х, так например историк Даниэль Лефевр сообщает о сокращении населения Алжира только с 1830 по 1872 гг. на 875 тысяч человек, с 3 млн до 2 млн 125 тыс человек.

Пытаясь доказать превосходство искусственного конструкта, ряд деятелей, таких, как Ганс Кон, говорят нам, что гражданский национализм «обращен к будущему» и выражает «рациональную и универсальную концепцию свободы», тогда как этнонационализм обращен к «истории, памятникам и кладбищам» и выражает своего рода «племенную солидарность». Другой же представитель этого лагеря, канадский историк, публицист и политик Майкл Грант Игнатьев (по совместительству еще и лидер Либеральной партии Канады с мая 2009 по май 2011 года, а также открытый космополит) утверждает, что гражданская нация - это «сообщество равных, наделенных правами граждан», политическая нация мыслится им как сообщество, созданное в результате выбора, совершаемого индивидами в пользу конкретного политического мировоззрения, под которым автором безальтернативно понимается либерализм.

Однако борьба народных масс за свои права и свободы шла не только и не столько под знаменами гражданского национализма, сколько от имени национализма этнического. Ярким примером может послужить ирландское национальное движение, где в условиях уничтожения и подавления англичанами ирландской культуры, в том числе и языка, главным принципом, определяющим ирландца, была кровь. Также адепты учения о гражданских нациях забывают учесть в своих логических построениях следующий важный момент: даже современные политические сообщества, обозначаемые как «гражданские нации», получают свою идентичность от своих предков, а не делают ее осознанным выбором.

Дальше, если мы говорим, что в нации люди объединяются из-за разделения общих политических ценностей, а не из-за своего общего прошлого и ощущения общей судьбы, то мы сталкиваемся с ловушкой, в которой плотно увязли французы и погибает белая сердцевина американской нации. Если мы говорим о добровольности принципов устройства политической системы, то во-первых они, как говорилось ранее, не только достаются по наследству, но и не выбираются человеком изначально, ведь мы не можем сами выбирать породившие нас народ и страну. Во-вторых, политическая система может стремительно меняться, в той же Франции был период, когда от республики снова откатывались к монархии, а в условиях информационного общества мы не можем говорить о нации, как о тотальном господстве той или иной политической модели, объединяющей разрозненных индивидов в нацию.

Можем ли мы говорить, что исламский фундаменталист из Сенегала, переехавший на территорию Французской республики, больший француз, чем коренной бретонец, родившийся и выросший во Франции, хотя первый может на словах признавать ценности ВФР, чьи идеи легли в основу нынешней французской государственности, а второй может быть яростным монархистом? Теоретики гражданского национализма не учитывают этническую лояльность, которую сохраняют инокультурные элементы, даже интегрировавшись в сообщество. Американские корейцы в третьем поколении будут испытывать большую лояльность к корейскому народу и корейской общине, чем к другим этническим группам, проживающим на территории США, прежде всего, потому что они, даже переехав, остаются корейцами, а США воспринимают как некое аморфное образование, позволяющие реализоваться как конкретному индивиду, так и его сообществу.

Отказываясь от культуры в пользу определенных политических принципов, невозможно рассчитывать на искреннее разделение их людьми, являющимся носителями другого культурного кода, чьи ценности могут полностью противоречить утверждаемым ценностям. Араб может прожить во Франции всю свою жизнь, и даже начать считать себя политическим французом. Но поскольку он является арабом, он является носителем исламской культуры, которая вступит в противоречие с ценностями свободного общества и гражданскими правами. В этом противостоянии, скорее всего, победит ислам, потому что этот молодой араб не имеет общих корней с коренными французами, соответственно, у него не может быть и понимания общей судьбы. В условиях культурной враждебности он так или иначе будет обращаться к своим корням, в Европе большинство потомков мигрантов из мусульманских стран более религиозны, чем их родители.

Сегодня концепция «гражданской нации», страдающая универсализмом, есть опасная химера, верная служанка глобализма и мультикультурализма, которая представляет угрозу, в первую очередь, коренным европейским народам. Она не содержит в себе объединительного потенциала, так как современные сообщества больше не могут строится на принудительном и безальтернативном диктате той или иной идеологии и построении на ней идентичности. Попытка построения на основе коммунистической идеологии новой идентичности – «советского человека», закончилась распадом СССР и кровавой резней на постсоветском пространстве. Теперь по этому пути идут и США с Европой, с их политикой "открытых дверей".

     ЛИ КУАНЬ Ю: ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ
     ‎В Сингапуре на девяносто втором году жизни скончался отец нации Ли Куан Ю, известный как автор сингапурского экономического чуда. Причем отцом сингапурской нации он был в самом прямом смысле: Ли действительно сам создал эту нацию и развивал ее в режиме ручного управления на протяжении полувека. Ли Куан Ю стал одним из самобытнейших политиков XX века и создал довольно необычную систему, в которой тотальная экономическая свобода сочеталась с жёстким авторитаризмом и таким вмешательством в жизнь общества, на которое и дядюшка Джо в СССР не решался. Однако за экономические успехи страны ему все прощалось, и он заслужил поистине культовый статус у многих либералов и людей правых взглядов.

Биография Ли не особенно примечательна: родился в небедной китайской семье, получил хорошее образование, пришел к власти и удерживал ее на протяжении полувека, в полной мере осуществив мечту миллионов построить свой город с блэкджеком и далее по списку.

Гораздо интереснее, как именно Ли удалось осуществить все это. О его действиях на посту премьера написаны сотни статей и книг, но, как это нередко бывает, многие его решения поняты неверно или рассмотрены только как детали механизма, без обзора всего механизма целиком.

Мы разберем, как в итоге Сингапуру удалось стать одной из ведущих стран мира и является ли он исключением или данный опыт применим к любой стране. Про борьбу с коррупцией и без этого текста написаны сотни страниц, поэтому ограничимся тем, что упомянем основные методы борьбы по-сингапурски: это резкое снижение необходимых справок, разрешений и лицензий для бизнеса «внизу», тотальный контроль над чиновниками «наверху» и резкое повышение им зарплаты. Сингапурские госчиновники — одни из самых высокооплачиваемых в мире. На этих трех китах и стоит вся борьба с коррупцией в Сингапуре.

Когда пишут о Ли Куан Ю, непременно указывают, что при жизни одного поколения он превратил ужасно отсталую страну третьего мира в страну мира первого. Сам Ли тоже любил прибегнуть к этому аргументу, но по большей части это лукавство. Как со Сталиным, который принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. В действительности в Сингапуре все было не так плохо.



Территория, на которой появился этот город-государство, в очень далекие времена входила в ряд государственных образований Юго-Восточной Азии, но с XVII века ее прочно подмяли под себя местные пираты, которые основали там базу, продержавшуюся почти два века. Потом, когда очередь колонизации дошла до Азии, англичане выиграли конкуренцию за этот клочок у голландцев, совершив выгодный обмен. К тому моменту на территории Сингапура располагалась пара крошечных рыбацких деревень. Таким образом, отсчет современного Сингапура необходимо вести с конца первой четверти XIX века. Англичане развивали эту территорию под себя из-за ее крайне выгодного расположения. Сначала Сингапур, будучи частью колонии Стрейтс-Сетлментс, принадлежал Ост-Индской компании, потом его передали Британской Индии и, наконец, он стал коронной колонией, то есть землей, непосредственно принадлежавшей монарху Британии.
Фактически город заселялся с нуля и в этом плане он похож на США. Сингапур — тоже страна мигрантов, в процветающий порт тянулись люди со всей округи: китайцы, малайцы, индийцы. Благодаря строительству Суэцкого канала важность Сингапура возросла в разы. Буквально за несколько лет он стал главным перевалочным пунктом Юго-Восточной Азии. Через него велось более половины всей торговли Стрейтс-Сетлментс. Ну а что еще делать в портовом городе, как не торговать и не развивать сферу услуг? Довольно быстро ее подмяли под себя китайские мигранты, ставшие главной местной буржуазией. С развитием парового флота Сингапур превратился в главную угольную базу для кораблей, идущих на Дальний Восток и с Дальнего Востока, позднее там же появилось крупнейшее в регионе нефтехранилище. Помимо прочего, шла бойкая торговля опиумом во все концы света. Например, знаменитый сингапурский «Парк тигрового бальзама» открыли два брата-китайца, разбогатевшие на торговле опиумом.

Инфраструктура города также претерпевала изменения. Появились телеграф, трамвайные линии, телефоны, электрические фонари на улицах. Колониальная администрация открывала китайские и английские школы: первые для людей попроще, вторые — для более способных, которые должны были влиться в прослойку местных управленцев. Кроме порта и торговли, в городе развивалась промышленность. В общем, разговоры об отсталой стране третьего мира являются приукрашиванием. На фоне тогдашней Азии Сингапур был очень неплохим местом. Азиаты стремились в Сингапур так же, как европейцы в США.

Однако после того, как англичане ушли и подарили Сингапуру независимость, перед руководством страны в лице молодого Ли Куан Ю встала дилемма: нет вообще никаких полезных ископаемых, а деньги на развитие где-то надо брать. Раньше этим занимались англичане на свои деньги, но теперь они ушли. Тогда Ли Куан решился на необычный шаг: задумал присоединиться к Малайзии. Он рассчитывал на автономию в составе гораздо большей страны, богатой полезными ископаемыми и ресурсами. По итогам референдума Сингапур стал частью Малайзии, однако реальность оказалась не столь радужной. В Малайзии у власти находились националисты, которые стремились к превращению всех народов острова в малайцев, тогда как Сингапур отличался весьма пестрым этническим составом, где малайцы были меньшинством. Пребывание в одной стране продлилось недолго: Ли Куан пытался ставить на китайцев, которые были крупным меньшинством в Малайзии, малазийские националисты ставили на сингапурских малайцев — в общем, через два года страны разошлись.
Перед Ли встала новая проблема. Китайцы и малайцы находились в весьма непростых отношениях, каждому казалось, что власти более благосклонны к конкуренту, и время от времени они устраивали друг другу погромы. А обижать малайцев тоже было нельзя, поскольку под боком имелась огромная Малайзия, которая то и дело проводила демонстративные учения у границ после каждого межнационального инцидента. В условиях такой пестроты выбор официального языка обучения был чреват серьезными политическими последствиями. Выберешь китайский — Малайзия начнет очередные учения под предлогом того, что малайских людей обижают. Выберешь малайский — китайцы возмутятся, что их лишают традиций, да и коммунисты не дремлют. В итоге нашлось решение: языки всех народов были объявлены официальными, но упор делался на английский, который в обязательном порядке изучался в школах и университетах, причем не как иностранный, а как родной. Этим убивались сразу два зайца: во-первых, английский становился языком межнационального общения, который гарантированно понимали представители других народностей (до этого они общались на причудливом подобии суржика), а во-вторых, знающие английский язык работники были весомым бонусом для транснациональных корпораций, которые Ли планировал заманить в Сингапур.

Поняв, что со своими ресурсами в стране проблема, а к малайским доступ затруднен, Ли решил сделать упор на привлечение иностранных инвесторов, в первую очередь транснациональных корпораций. Чем он мог их заинтересовать? Дешевой рабочей силой? Это вряд ли. В Азии имелось множество конкурентов. Он заинтересовал их дисциплинированностью, стабильностью и крайне низкими налогами. Каждому пришедшему в страну инвестору включался зеленый свет везде, где можно. Его обхаживал личный куратор из министерства, который в ручном режиме решал любые возникающие проблемы. 60-е были временем бунтов и революций в Азии и Африке. Но в Сингапуре приняли крайне жесткое трудовое законодательство. Забастовки запрещены (до сих пор за организацию забастовки в некоторых отраслях можно сесть в тюрьму), все профсоюзы — традиционно уязвимое место — контролировались правящей партией.
Когда в начале 70-х случился очередной политический кризис и арабские государства задержали нефть в своих хранилищах, Ли воспользовался моментом и обратился к лидерам крупнейших нефтяных компаний мира. Он сказал им простую вещь: ок, ребята, вы можете и дальше танцевать с арабами, выполняя их прихоти, а можете перейти к нам, мы гарантируем, что у нас не будет никаких революций, все обязательства будут выполняться от начала и до конца каждого контракта, точно в срок и без проволочек.

Нефтяные ТНК одна за другой стали переносить нефтехранилища в Сингапур, чему способствовало и его крайне удачное географическое положение. Вокруг нефтехранилищ со временем разрослась индустрия нефтепереработки, и теперь Сингапур, не имея собственной нефти вообще, входит в пятерку мировых лидеров в нефтеперерабатывающей отрасли.

Тогда же была провозглашена политика «Остановитесь на втором ребенке». Сделано это было в прагматичных целях. Ли считал развитое и обеспеченное общество лучшей прививкой от коммунизма, однако темпы роста сингапурской экономики и развития инфраструктуры в 60-е годы оказались еще недостаточными для того, чтобы обеспечить стремительно растущее население всеми благами, поэтому правительство пропагандировало ограничение рождаемости. Позднее эта политика была отменена.

Поняв, что Ли не наврал со своими гарантиями, другие страны более активно стали вкладываться в Сингапур. Этому способствовало и то, что в те годы шел процесс деколонизации Юго-Восточной Азии и США активнейшим образом инвестировали в регион, стремясь выиграть конкуренцию у бывших метрополий. В Сингапуре США нашли самого надежного партнера, который не создавал бюрократических преград и обладал крайне дисциплинированным населением.

Сингапур довольно быстро стал центром миграции в Азии. В то время в большинстве стран бушевали освободительные движения, антиколониальные войны, происходили военные и коммунистические перевороты и Сингапур был настоящей Меккой для азиатских мигрантов, особенно образованных, поскольку в США в то время азиатская миграция была запрещена. После Вьетнамской войны Америка открыла ворота для азиатов и миграционный поток перенаправился туда. Ли Куан Ю понимал, что стране нужны мозги, ведь в качестве экономических приоритетов Сингапур выбирал отрасли с производством продукции с самой высокой добавленной стоимостью, а там на размахивании мотыгой далеко не уйдешь. Сингапур начал платить за обучение самых способных студентов в лучших университетах мира. Обучение облегчалось тем, что в сингапурских университетах преподавание велось на английском. Чтобы предотвратить потенциальную утечку мозгов, все обучавшиеся за границей за государственный счет обязывались отработать в Сингапуре шесть лет или вернуть всю немалую стоимость обучения государству. Почему именно 6 лет? За это время человек, как правило, оседал на одном месте, обзаводился семьей, недвижимостью, друзьями — в общем, прирастал корнями и по окончании отработки, имея весьма неплохую зарплату, у него уже не было стимулов куда-то уезжать.
Главными целью сингапурской политики являлись стабильность и гармония в обществе. Ли Куан Ю понимал, что деньги любят спокойствие, и делал все, чтобы никто не мешал ему воплощать свои мечты по обустройству страны. Надо сказать, что в политическом плане Ли не гнушался никакими методами для удержания стабильности в обществе. Законодательство в Сингапуре — одно из самых жестких в мире практически во всех областях, а степень вмешательства в жизнь граждан превосходит даже многие коммунистические образцы. Практически за любое мелкое нарушение, вплоть до небрежного полива цветов, следует огромный штраф размером с месячную зарплату. Также практикуются телесные наказания и смертная казнь. Ли Куан Ю бамбуковой палкой прививал жителям Сингапура свои представления о гармоничном обществе с идеальным порядком.

Кажется, нет сторон жизни, которые в Сингапуре не регулировались бы в режиме ручного управления. У китайцев весьма популярна традиция отмечать свой новый год взрывами петард. Однажды из-за этого случился пожар, сгорело несколько домов, погибла пара человек. Ли нашел простой способ — полностью запретить импорт и продажу петард и фейерверков в стране.

Потом Ли заметил, что люди разных национальностей покупают недвижимость рядом с людьми своей этнической группы, образуя своеобразные гетто. Ли усмотрел в этом нарушение межнациональной гармонии, и теперь квартиры продаются только по национальным квотам. В каждом доме должен быть определенный процент китайцев, малайцев, тамильцев и т.д., за этим зорко следят.

Потом Ли решил, что в идеальном обществе не должно быть автомобильных пробок, поскольку это повредит гармонии. После этого автомобиль в Сингапуре превратился из средства передвижения в роскошь. Купить его посложнее, чем в СССР. Сначала нужно встать в специальную очередь и выждать, пока представится возможность приобрести разрешение на автомобиль, которое само по себе стоит, как новый автомобиль не самой бюджетной марки. Разрешение выдается только на десять лет. Затем нужно купить сам автомобиль, цена на который завышена из-за специальных пошлин (автомобили — один из немногих товаров, ввоз которых облагается пошлинами, наряду с сигаретами и алкоголем), составляющих почти половину от стоимости автомобиля. После этого надо заплатить специальный налог за постановку авто на учет. Все это приводит к тому, что желающие приобрести автомобиль в Сингапуре переплачивают его реальную стоимость в несколько раз. Впрочем, есть и лазейки: машину можно арендовать на день или несколько дней.
Потом Ли подумал, что если люди разбогатеют и купят много квартир, их дети вырастут бездельниками-рантье, а это нарушит гармонию. Поэтому сдавать в Сингапуре квартиру не запрещено, но довольно накладно. Собственник квартиры, проживающий в ней, платит один налог на собственность, а собственник квартиры, сдающий ее в аренду, платит тот же самый налог, но в три раза больше.

С 80-х годов Сингапур изящно решил проблему пенсионных выплат, которые могли стать весомым бременем для государства, учитывая выросшую продолжительность жизни и ее уровень. Теперь пенсий в Сингапуре нет, работники сами зарабатывают себе пенсию. На протяжении всей карьеры сингапурцы отчисляют в специальный Сentral Provident Fund 20% своей зарплаты на свой личный счет. Еще 16% туда же переводит их работодатель. С этого счета оплачивается медицинская страховка, больничные, приобретение жилья и т.д. После завершения трудовой деятельности накопленные средства возвращаются им уже как пенсионные выплаты.

С появлением интернета логичным стало и то, что власти сразу же его зарегулировали. Все провайдеры при получении лицензии подписывают обязательство выполнять все требования законодательства и немедленно удалять материалы, содержащие порнографию, разжигание межнациональной ненависти и возбуждающие неуважение и недоверие к правительству.

Во внутренней политике глава Сингапура действовал не менее жестко. Примечательно, что в своих мемуарах он немало места уделял попыткам иностранных держав, в частности США, продвинуть во власть своих кандидатов. Но Сингапур был любимой игрушкой Ли, которую он не собирался отдавать никому. Ему удавалось оставаться у власти на протяжении более чем 30 лет официально, затем более 10 лет — в должности министра и советника, а сейчас Сингапур возглавляет его сын. Как у него это получилось? Очень просто: с оппозицией в Сингапуре не церемонились. Начали еще в 60-е с коммунистических лидеров. Первоначально «Партия народного действия», лидером которой был Ли, начинала как социалистическая. Ее лозунгом стало построение современного, демократического, социалистического и некоммунистического Сингапура. В первые годы независимости партия раскололась на два крыла: правое, либеральное, и левое, более радикальное, требовавшее национализации промышленности. Левое крыло оформилось в партию «Барисан Сосиалис». Ли Куан Ю подумал, что присутствие коммунистов на острове может испортить праздник, и правительство Сингапура распространило на свою территорию действовавший ранее в Малайзии Internal Security Act, который позволял превентивно задерживать любого человека, в отношении которого имелись подозрения, что он может навредить гармонии и порядку Сингапура, и держать его под стражей сколько угодно без суда и следствия.
Практически в один момент все сколько-нибудь связанные с левыми политические деятели были арестованы. Лидер одной из оппозиционных партий и бывший соратник Ли Куан Ю Саид Захари провел за решеткой 17 лет на основании этого закона и в итоге был выпущен без суда, но с запретом заниматься политической деятельностью. Но самым знаменитым политическим заключенным стал левый активист Чиа Тхе По, который провел в заключении без суда и следствия 23 года.

Стоит отметить, что данный закон действует до сих пор, однако несколько лет назад он был смягчен. Теперь превентивное задержание и заключение без суда и следствия может длиться только два года, при этом глава республики имеет право один раз продлить заключение еще на два года. В настоящее время такие законы крайне редки и страны, практикующие их, можно сосчитать по пальцам одной руки. Их всего три: Австралия, Сингапур и США. В Австралии эту меру можно применять только к убийцам и насильникам, в США раньше она применялась только по отношению к негражданам США, заподозренным в терроризме, но Обама распространил ее действие и на граждан США.

В настоящее время Сингапур остается единственной страной первого мира, где гомосексуальные связи являются уголовным преступлением. В конце нулевых предпринимались попытки отменить закон, но в итоге Конституционный суд постановил, что гомосексуализм среди мужчин вредит гармонии общества, поэтому однополые мужские связи по-прежнему наказываются двумя годами заключения.

В Сингапуре также существует один из самых жестких в мире законов о клевете. Штрафы за клевету очень большие, причем по данной статье привлекается не только автор клеветнических пасквилей, но и главный редактор издания и его владелец. И даже больше того, они несут полную ответственность за чужие цитаты. То есть если какой-то отчаянный активист в чем-то обвинил отца нации, а какая-то газета эту цитату опубликовала, она будет отвечать за клевету наравне с активистом.
Ли Куан Ю всегда с удовольствием пользовался этой практикой, чтобы засудить своих политических оппонентов и разорить их. Один из самых старых соперников Ли закончил свои дни на помойке, продавая мемуары о том, как премьер Сингапура разорил его десятками исков, доведя до банкротства. Лидер сингапурской оппозиции Чи Сун Хуан в начале нулевых был приговорен к штрафу в размере 500 тысяч сингапурских долларов за клевету на Ли Куан Ю. Такой непомерный штраф он не смог выплатить вовремя и был признан банкротом. Банкротство в Сингапуре порождает массу ограничений в правах, в том числе и в плане политической деятельности. Банкрот не может избираться, к примеру, в парламент. Спустя десять лет Ли смилостивился к бывшему сопернику и договорился об уменьшении суммы компенсации, что помогло Сун Хуану выплатить ее и перестать числиться банкротом. Надо отметить, что Ли крайне щепетильно относился к таким делам и никогда не гнушался подавать в суд как на политических соперников внутри страны, так и на влиятельные мировые издания, такие как International Herald Tribune, Economist и Bloomberg.

Чтобы причудливая сингапурская система была понятнее, можно рассмотреть ее на примере Навального. Допустим, такой человек, как Навальный, появляется в Сингапуре. Он обличает коррупцию, и по его материалам действительно заводятся дела, и коррупционеров сажают, если там наличествует состав преступления. Но как только он скажет, что Ли Куан Ю — сумасшедший тиран, а «Партия народного действия» — партия жуликов и воров, ему придет конец. Любой суд признает эти слова клеветой и выпишет ему пару штрафов на несколько сотен тысяч долларов, после чего он станет банкротом и не сможет участвовать в политике, а в худшем варианте еще и попадет в тюрьму как злостный неплательщик.

Митинги в Сингапуре фактически запрещены, поскольку на любой митинг свыше 5 человек необходимо получать разрешение, добиться которого весьма нелегко. В начале нулевых в Сингапуре появилась своеобразная будка гласности — уголок оратора. Специальное пространство, где любой человек может митинговать, когда захочет. Но перед этим он должен зарегистрироваться в полиции, где будет уведомлен, что его выступление будет записано на видео и пролежит в архивах несколько лет. Его также вежливо предупредят, что если он скажет что-то не то, он будет привлечен за клевету, а выступать на религиозные и межэтнические темы, а также ругать правительство просто запрещено, ибо это вредит гармонии в обществе.

Европейцы, конечно, посмеиваются над тем, что Ли просидел у власти почти полвека, а теперь там правит его сын. Но для азиатов, а особенно китайцев, в этом нет ничего предосудительного. Кумовство и семейственность там не являются отрицательным явлением, скорее, наоборот, приветствуются. Местным обществом это будет восприниматься отрицательно только в том случае, если родственник по своим качествам не соответствует высокой должности.

Практически все СМИ являются государственными и принадлежат двум ведомствам: одно курирует печатную прессу, другое занимается ТВ. В мировом «Индексе свободы прессы» Сингапур традиционно находится в конце списка. В настоящее время он занимает 150-е место. Россия, к слову, находится рядом, на 148-м месте.
Другие политические партии не запрещены, но не имеют никаких шансов на приход к власти. Избирательная система и мажоритарные округа устроены столь хитро, что партия власти забирает себе 99% мест в парламенте, даже если в общей сложности за нее проголосуют чуть больше 50%. Вплоть до 80-х годов в парламент вообще не удавалось попасть ни одному кандидату от оппозиции. Позднее стали попадать 1-2. Ли Куан Ю даже настолько расщедрился, что сделал назначаемыми несколько мест в парламенте, куда по своему усмотрению выбирал оппозиционеров. Максимальным успехом оппозиционных партий стали последние выборы, на которых в парламент избрались сразу 8 различных оппозиционных депутатов (при общей численности парламента 99 человек). Сокрушительный успех!

Внешняя политика Сингапура достойна отдельного упоминания. Ли Куан Ю всегда с уважением относился к праву сильного в международной политике, и Сингапур практически никогда не влезал в чужие конфликты, приняв крайне ограниченное участие в операции «Буря в пустыне» (отправив своих медиков) и в операции НАТО в Афганистане, отправив совсем небольшой контингент, несколько сотен человек.

Сингапур стал одной из немногих стран первого мира, не присоединившихся к санкциям против России. Главной задачей Сингапура на международной арене является выстраивание хороших отношений со всеми. Соседняя Малайзия была значительно сильнее крошечного Сингапура, но Ли Куан Ю, вместо того, чтобы провоцировать и злить соседа, чем часто грешат молодые страны, напротив, вел максимально компромиссную политику. Как уже говорилось, даже в школах и университетах он сделал основным языком обучения нейтральный английский, а в качестве второго родного языка можно было изучать любой на выбор. Все языки нацменьшинств наряду с китайским и английским объявлены официальными языками страны. Более того, менее развитая Малайзия стала важнейшим торговым партнером крошечного Сингапура. В настоящее время большая часть сингапурского экспорта приходится именно на это государство.
Однако в первые годы независимости угроза со стороны Малайзии была весьма ощутима. Помимо того, что Ли Куан Ю активнейшим образом зазывал иностранных инвесторов, надеясь на то, что это заставит большие страны оказать Сингапуру помощь в случае проблем, он не забывал и об армии. В первые несколько лет независимости ему удалось уговорить англичан не оставлять свою военную базу. Однако когда в начале 70-х британцы все же заявили о выводе, он обратился к израильскому армейскому опыту. Первоначально даже предполагалось, что служить будут и женщины, но от этой идеи позднее отказались. В Сингапуре до сих пор сохраняется призывная армия, однако из-за крошечной территории возможность учений практически отсутствует. Но и тут Сингапур проявил чудеса дипломатии, умудрившись договориться с враждующими Китаем и Тайванем о совместных учениях. Начиная с 70-х годов они тесно сотрудничали с тайваньской армией, а после официального дипломатического признания Сингапуром Китая, которое произошло в 1990 году, начали налаживать отношения и с ними, и в последние годы ограниченный сингапурский контингент принимал участие в учениях в Китае. При этом ни Тайвань, ни Китай не предъявляют Сингапуру претензий за военное сотрудничество с врагами.

Казалось бы, как диктатура может сочетаться с первым миром? Ведь все мы привыкли, что в странах первого мира развитое гражданское общество, обязательная сменяемость власти и т.д. В Сингапуре же классическая диктатура одной партии с весьма активным вмешательством государства в жизнь граждан. Но при этом никто не бунтует, а западные партнеры не озабочены ситуацией с правами человека.

Во-первых, диктатура в Сингапуре необычная. Это не диктатура военных или спецслужб, при которой кадровый рост человека и его привилегии определяются его принадлежностью к этим группам. Не диктатура класса, в которой привилегии достаются только потомственным трудящимся или людям, которые выдают себя за них. Это меритократическая диктатура. Происхождение человека не играет никакой роли, система оценивает исключительно его способности и интеллект. Ли Куан Ю был убежденным сторонником меритократии и в 80-е даже призывал мужчин с высшим образованием выбирать себе в жены женщин с высшим образованием, поскольку верил, что интеллект передается по наследству и умные дети гораздо чаще вырастают у образованных родителей. Тогда Ли Куан Ю подвергался осмеиванию даже со стороны близких друзей и соратников по партии, однако в Сингапуре действительно огромное внимание уделяется интеллектуальному развитию. Сингапур беден ресурсами и территорией, поэтому не может позволить себе разбрасываться интеллектуальным потенциалом. На первоначальном этапе туда заманивались умные китайцы и малайцы, позднее, когда ситуация уже позволяла, на поток было поставлено производство умных сингапурцев. Когда Ли спрашивали западные журналисты, не кажется ли ему сомнительным назначение его сына на роль премьера, он неизменно отвечал, что если бы его сын был дураком, то конечно, но его сын очень умный, получил лучшее образование, отлично учился, хорошо зарекомендовал себя на других местах работы, так в чем вообще проблема?
Во-вторых, государство в Сингапуре использует метод кнута и пряника. Да, оно вмешивается в жизнь граждан, в малейшие бытовые мелочи, но вместе с тем оно очень многое дает: хорошее и доступное образование, высокий уровень жизни, уверенность в завтрашнем дне и тому подобные вещи, ценные для простого гражданина. То есть это не классическая диктатура из разряда «бьют и плакать не дают».

В-третьих, Ли Куан Ю открыл маленькую хитрость для диктаторов и автократов. Если активно привлекать инвестиции и заманивать к себе транснациональные корпорации, гарантировав им неприкосновенность активов, и при этом не лезть в геополитику к «большим дядям», то западные партнеры не будут возмущаться отсутствием политической конкуренции, преследованиями гомосексуалистов, цензурой в СМИ, отсутствием свободы прессы и тому подобными вещами. Западные политики — очень большие прагматики, меньше всего им интересны вопросы идеологии. Если какое-то государство не кочевряжится, готово выполнить просьбу «друзей» в случае чего и не национализирует их активы в этой стране, то никто его трогать не будет. Кроме того, крупнейшие ТНК имеют очень большое влияние на правительство. В таких условиях от добра добра не ищут, и всяческие нарушения «прав человека», за которые другие страны могут утрамбовать в каменный век, в данном случае объясняются невинными особенностями местной флоры и фауны.
Применим ли опыт Сингапура к России? В каких-то областях, например, в борьбе с коррупцией, — безусловно. Но при этом надо учитывать, что результаты будут не столь выдающимися. В этом плане крошечные размеры Сингапура, где легко включить ручное управление, идут ему на пользу. Сами понимаете, что руководить магазином на 10 сотрудников и руководить огромной сетью на 50 тысяч сотрудников — это разные вещи. И если в первом случае можно контролировать все процессы лично, то во втором уже приходится большую часть полномочий делегировать другим людям и здесь в дело неизменно вступает человеческий фактор.

Как это ни парадоксально, частично сингапурский опыт применялся Путиным во время первого президентского срока. Правда, в итоге в России укрепились только худшие моменты сингапурской модели, типа зачистки политического поля и цензуры в СМИ, тогда как лучшие, такие как борьба с коррупцией, система образования, повышение уровня жизни, остались невостребованными. Во время первого срока нефть стоила довольно дешево и власти вынуждены были искать расположения у иностранных инвесторов. Скажем, почти все автомобильные заводы ведущих иностранных производителей появились в России в нулевые годы. В 2004 году средняя цена на нефть составляла 37 долларов, а потом резко пошла в рост. При этом с 2000 по 2004 год иностранные инвестиции в РФ увеличились с 10 до 40 миллиардов долларов (в ельцинские времена выше 12,5 они не поднимались). Потом цена на нефть резко выросла и инвестиции тоже выросли, только это были уже не иностранные инвестиции, а перекачивание денег туда-сюда и их отмывка, поскольку большая часть этих иностранных инвестиций приходилась на любимые российскими олигархами оффшоры на Кипре, Каймановых островах и т.д.

Между прочим, большими поклонниками Ли Куан Ю были Дмитрий Медведев и значительная часть его элит. После того, как Медведев стал президентом, статусные либералы Игорь Юргенс и Евгений Гонтмахер опубликовали текст под названием «Медведев должен стать русским Ли Куан Ю». Сам Медведев в годы своего президентства стал единственным российским правителем, который совершил поездку в Сингапур, где наградил Ли Орденом Дружбы. Его даже удалось заманить на роль свадебного генерала в амбициозный и инновационный проект «Сколково», в котором Ли стал членом международного попечительского совета. Довольно известный британский журналист Бен Джуда, считающийся специалистом по России, после смерти Ли написал:

«Сильнее всех прочих стран Восточной Европы в Ли Куан Ю влюбилась Россия. Губернатор Калужской области Анатолий Артамонов даже в шутку сказал мне, что хотел бы установить статую Ли в областном центре.

Благодаря сингапурскому мифу кремлевские элиты уверовали (впервые с 1980-х годов), что возможен третий путь, отличный от западной либеральной демократии, особенно в русле развития Евросоюза, и деспотического авторитарного правления. На третьем президентском сроке Путина оказалось, что это горькое заблуждение… Многие из тех самых советников и политиков, которые когда-то восхваляли сингапурский вариант, теперь мрачно бубнят про назревающую путинскую диктатуру.

Проблема в том, что в России, Грузии и на Украине властные лидеры, которых вдохновлял Ли Куан Ю, привели свои страны лишь к войне, хаосу и экономическим тупикам, все это время якобы следуя его примеру».

Конечно, Ли Куан Ю уникален своей противоречивостью, однако не стоит считать, что он был бы спасением для России. Положение Сингапура уникально, и в нем есть как ощутимые плюсы, так и неоспоримые минусы, так же, как и у России. Но вовсе не обязательно бить русских людей палкой по голове, чтобы приучить носить фрак и монокль. Достаточно просто политической воли. Мировой опыт показывает, что из населения можно вылепить любой пластилин при наличии такого желания у правителей. Хочешь — Южную Корею, хочешь — Северную. Ли Куан Ю с таким же успехом мог вылепить из Сингапура сверхзакрытое коммунистическое общество и приучить людей есть песок и гордиться этим. Путин мог бы превратить Россию в европейское государство, и то, что сейчас нам рассказывают, что мыть руки перед едой смертельно опасно, а от книжек слепнут, говорит лишь о том, что такова злонамеренная воля государства в каких-то своих целях. «И это офицеры? Родина тебе дала территории, талантливый народ, огромное количество ресурсов. Развивай! — Нет, не хочу развивать, хочу судить Чарльза Дарвина и сажать за оскорбление ислама
Если уж в России диктатура и автократия, то ее можно было бы обернуть на пользу стране, на развитие экономики, инфраструктуры, общества. В Сингапуре провозглашалось, что все это ради стабильности, но там хотя бы гражданам было очевидно, что вот она, стабильность, приносит ощутимые для каждого плоды. В России же стабильность провозглашалась ради стабильности, что закономерно закончилось тем, что по всей стране расплескалась хтонь-матушка.

За полвека сначала СССР, а потом и Россия умудрились прошляпить сразу три окна возможностей, открывшихся благодаря высочайшим ценам на нефть и смене экономической модели в 90-е (второе окно). Надо помнить, что первое окно возможностей закончилось тем, что СССР в него просто выпал (извините за заезженную шутку, но она здесь уместна). Второе закончилось дефолтом и окончательным воцарением silovikov. Третье закончилось сейчас, и какие последствия нас ждут, трудно даже спрогнозировать. Четвертое, может быть, откроется лет так через 15-20, а может, и вообще не появится уже никогда
        ПОЧЕМУ ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКИ ОТСТАЕТ ОТ СЕВЕРНОЙ

Всем привет. Сегодня я попробую вкратце рассказать, почему Латинской Америке, несмотря на огромный человеческий и ресурсный потенциал, не удалось стать вторыми США и в чём вообще заключалось различие между колониальными системами Англии и Испании XVII века – в самый разгар колониальной эпохи.

Начать стоит прежде всего с внутреннего устройства обеих империй. Англия в XVII веке переживала бурный экономический и политический подъём. Крестьяне в большинстве своём обладали личной свободой, но большая их часть находилась в анальной сеньориальной зависимости перед феодалами за держание надела и по сути не имела права им распоряжаться – эта группа называлась копигольдерами. В связи с происходившим в Англии огораживанием – банальным отбором земли у крестьян – копигольдеры массово теряли земельные участки и были вынуждены либо становиться батраками, либо искать счастья на мануфактурах и в городах. Но в большинстве случаев банально становились бездомными. Чуть позже это, кстати, станет большой социальной проблемой для страны чаехлёбов. Огораживание происходило из-за того, что английская шерсть и товары из неё стали цениться за рубежом, текстильное производство стало невероятно выгодным делом, поэтому лорды просто отнимали землю у крестьян, превращая их в пастбища, и продавая предприимчивым дельцам ресурсы для производства. Таким образом, В Англии начало бурно развиваться капиталистическое хозяйство и мануфактуры. Разумеется, стоит учитывать традиции английского парламентаризма, которые окончательно закрепились после Славной Революции

В Испании дела обстояли иначе. Значительно количество регионов Испании - Арагон, Андалусия, Неаполь – обладали внушительной внутренней автономией – так называемые фуэрос. Король не имел права вводить новые налоги и сборы в этих областях без обсуждений с органами местного самоуправления. Внутренние таможенные барьеры замедляли развитие экономики. Крестьянство также было лично свободным, но несло тяжёлые повинности перед дворянством – процесс отказа от феодальных пережитков в Испании несколько затянулся. К началу XVII века Испания находилась на пике своего экономического и политического могущества. Наверное, вы часто слышали мнение, что якобы упадок испанцев обусловлен тем, что они только жировали на ввезённом из Америки золоте и серебре, не вкладывали ничего в производство, а потому и загнулись, в то время, как в Англии строились мануфактурки, ускорялась урбанизация и всё такое. Здесь есть некоторое зерно истины, но очень малое. Да, развитие производства происходило здесь намного медленнее, дворянство не спешило включаться в торговлю и мануфактуры, считая эти занятия низкими и не достойными человека знатного происхождения. В целом экономика Испании развивалась, пусть и медленнее, чем в Англии с Нидерландами. Испанцы действительно жировали на богатствах Индий, но здесь кроется несколько деталей.
Во-первых, Испания обладала монополией на торговлю со своими американскими колониями. Где-то к концу века население Испанской Америки почти сравнялось с населением метрополии и составляло около 8 миллионов человек. Очевидно, в колониях развитие промышленности шло ещё медленнее, чем на континенте, но для жизни и разработки полезных ископаемых нужны были промышленные товары. Испания просто не могла обеспечить своей экономикой весь колониальный спрос. Ей приходилось брать кредиты у ростовщиков и других государств и закупать промышленные товары для колоний. Следите за руками: покупаешь в кредит всякие полезные штуки - > отправляешь их в колонии -> продаёшь с наценкой в 15 раз -> полученные деньги от продажи и просто вывезенное серебро сразу отдаёшь с процентами. Получалось, что внутри страны богатство почти не задерживалось – можно сказать, что испанская экономика работала вхолостую. А ещё жадные торгаши предпочитали вкладывать навар в покупку земель, дворянских титулов, государственных должностей и в прочие феодальные радости. Тем не менее, Америка была основным источником денег в государственный бюджет – около четверти доходов Испании формировались за счёт различных сборов, тарифов и пошлин из колоний, а также за счёт перуанского серебра. А ещё в течение века очень сильно вырос промежуток, в течение которого власти Испании снаряжали галеоны для вывоза профита из колоний – ко второй половине века корабли ездили туда-сюда примерно раз в пять лет. Добавьте к этим кассовым разрывам регулярные набеги пиратов, огромную стоимость экспедиции, различия в денежно-финансовых системах, внутренние таможенные барьеры на континенте и поймёте, в насколько уязвимом положении находилась великая держава.

Однако пора перейти непосредственно к теме образовача. Итак, рассмотрим несколько ключевых пунктов, по которым отличались колонии Англии от колоний Испании
1) Характер заселения территорий и взаимодействия с местным населением
Англия была заинтересована в том, чтобы максимально заселить своими людьми свободную территорию. Индейцы нещадно сгонялись и выживались с земель, подвергались гонениям – в общем, англичанка занималась тем, чем занималась всегда – не переставая гадила бедным индейцам, пытаясь получить как можно профита. Английские колонии формировались по сути исключительно из европейцев, строились города и населённые пункты, угнетались привезённые из глубин Африки нигры. Индейцы в социальной структуре английских колоний просто не существовали и вытеснялись всё дальше за расширяемые территории. Англичане одни из первых стали использовать колонии как социальный клапан, выгоняя за пределы родного острова нищебродов, преступников и прочих маргиналов. Контрактные служащие до начала эксплуатации нигр составляли внушительную часть рабочей силы Новой Англии.
У испанцев всё было по-другому. Хоть мы и знаем, как сурово Кортес уничтожал ацтеков, а на территориях, подконтрольных Испании, за время их владычества к XVII веку коренное население сократилось примерно в 14 раз (около 90% от погибших пострадали от ввезённых европейцами болезней правда), испанцы были заинтересованы в установлении господства над коренным населением. Они сохраняли привилегии родовой знати, умело встраивали социальные структуры в свои собственные, устанавливали протекторат над племенами – в общем, пытались не выжить индейцев с земли, а установить над ними своё владычеством. Индейцы составляли внушительную часть населения Испанской Америки. Это приводило к замедлению развития социальных институтов, сращиванию социальных структур Европы с традиционными индейскими – очевидно, здесь было тяжело родиться идеалам демократии и представительства.

2) Характер управления колониями
В Англии колонии основывались в большинстве своём либо торговыми компаниями, либо частными лицами. Исход пуритан в Северную Америку с намерением построить утопический Град на Холме, их религиозный фанатизм и протестантская этика, сдержанность и любовь к паханию на поле позволили пуританским колониям значительно развиться экономически. Веротерпимость колоний привлекали новых мигрантов со всей Европы, однако нелюбовь к католико-опущенцам была одним из объединяющих социум факторов. Многообразие видов собственности колоний приводила к многообразию форм управления в них. Во многих колониях существовали ассамблеи и другие представительные органы. Англичане не завозили в колонии феодальные пережитки, поэтому колонии развивались изначально без сопротивления со стороны аристократии – это также было одной из важнейших причин возвышения США. При этом колонии были в значительной мере обособлены друг от друга – а, как известно, раздробленность пусть и несёт в себе опасные тенденции, ведёт к развитию областей. Испанские колонии были изначально подчинены короне, управлялись короной, а еще в них завезли остатки феодализма – земельные участки выдавались, покупались, а потом новоиспечённый владелец жил за счёт ренты. В принципе, это не сильно отличалось от колониальных устоев Англии, кроме наличия повинностей. Но именно нюанс феодального владения землёй очень тормозил рост экономики и развитие капиталистических отношений в колониях – что в дальнейшем привело к сложным и малоэффективным попыткам реформации того, чего в принципе можно было избежать.

3) Экономическая система
Колонии обеих стран в конце концов стали строиться на угнетении нигр, потому что в условиях наличия нескончаемого потока людей и нескончаемого количества новых достаточно плодородных земель рабство становится невероятно эффективным. При этом чёрный цвет кожи стал уникальным социальным маркером – негр = раб на автомате. Это помогало искать беглых рабов и усиливало социальное расслоение. Рабский труд приносил просто умопомрачительный профит, рентабельность рабовладельческих плантаций давала рентабельность под 100%. Хотя с выгодой работорговцев и занимавшихся треугольной торговлей это не сравнится – она давала выгоду в сотни процентов, а часто и в тысячу. Обе страны занимались в основном плантационным земледелием. Основной культурой Испанской Америки стал сахарный тростник, Новой Англии – табак и другие культуры. Однако при этом Южная Америка была богата серебром и золотом – перуанское серебро стало одним из основных источников испанского богатства. Уровень урбанизации в Испании был низким, хотя в Лиме и Мехико проживало больше 100 тысяч человек, по тем временам эти города были огромными мегаполисами – в XVII веке на всю Европу было 11 городов с населением >100к. В Англии общий уровень урбанизации был выше, но города обычно были маленькими – это было связано с экспансионистской политикой, описанной ранее. Между регионами путевое сообщение было налажено отвратительно, качество дорог было низким, внутренние таможенные пошлины и прочие прелести протекционистско-меркантилистской экономики XVII века замедляли развитие городов и миграцию в них.

Как мы видим, основное различие колоний состояло в состоянии их социальных институтов. Колонии Северной Америки изначально развивались без сопротивления со стороны феодалов, в них проявилась вся полнота современных политико-правовых учений, а наличие в Англии парламента, в котором не были представлены колонисты, формировало особую оппозицию к метрополии и формирование общественного самосознания. И хотя колонии были значительно разобщены, их политические институты находились в зачаточном состоянии, а северо-американская нация ещё не ощущала себя таковой, многие достижения метрополии помогли колониям позже превратиться в одну из наиболее развитых стран мира.
Испания же перенесла свою внутреннюю структуру в колонии почти полностью. Оппортунизм местных правительств, временной лаг в коммуникациях, коррупция, неповоротливость управления, удивительное переплетение индейских и испанско-португальской культур, экономическая система привели к формированию особого ибероамериканского мировоззрения, которое значительно отличалось от мировоззрения населения колоний Новой Англии. Через сотню лет, в конце XVIII-началу XIX века колонии обеих стран получат независимость, но их исторические пути, к сожалению, полностью разойдутся.

               КАПСУЛА САМОУБИЙЦ

В Амстердаме представили будку для самоубийств.

Устройство под названием Sarco разработали в Нидерландах. Оно получило футуристический дизайн, напоминающий о космических полетах будущего. Отмечается, что создателями изобретения стали голландский дизайнер Александр Баннинк и австралийский активист Филип Ничке, в течение многих лет выступавший за легализацию эвтаназии.
Будка позволит всем желающим уйти из жизни безболезненно, отмечают создатели.

"Он или она почувствуют легкое головокружение, затем быстро потеряют сознание и умрут", — объяснил Ничке.

На выставке был продемонстрирован только макет устройства, однако пользователи смогли "протестировать" капсулу, надев VR-очки и виртуально оказавшись внутри. Изобретатели надеются построить действующий образец к концу года.

В Нидерландах с 2002 года действует закон о праве на эвтаназию.

                НЕМНОГО ПРО ВАНДЕРЗИН

Зашли на Wonderzine, а там такой поток нечистот на главной странице, что сразу и не поймешь где оказался. Вон например заголовки:

"Хештег дня: #BoycottStarbucks — бойкот кофеен из-за расизма"
"Новое имя: 14-летняя трансгендерная актриса Софи Джианнамор"
"Вышел очень красивый трейлер «Pose» — ЛГБТ-сериала Райана Мёрфи"
"Кончита Вурст рассказала, что она ВИЧ-положительна"

А ведь согласно описанию авторос сайта, это "сайт для девушек о стиле, красоте и развлечениях".

Уважаемые (нет) леволибералы, неужели вы считаете, что нормальной девушке интересно вот это вот всё?

Определённо, любая девушка к которой касается культурмарксизм превращается к Кончиту Вурст.

           ЮАР И ИЗРАИЛЬ

Израиль открыто критиковал апартеид в 1950-х и 60-х годах, создавая союзы с постколониальными правительствами африканских стран. Но большинство африканских государств разорвало связи после войны в Йом-Кипуре 1973 года, и правительство в Иерусалиме стало более мягким взглядом смотреть на изолированный режим в Претории. Отношения изменились настолько глубоко, что в 1976 году Израиль пригласил премьер-министра Южной Африки Балтазара Форстера. Пикантность ситуации добавлял факт, что Форстер в молодости был членом пронацистского объединения Оссевабрандваг, за несколько лет поднявшись до звания генерала его военизированного крыла.

Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин приветствовал премьера Южной Африки и не упомянул о прошлом Форстера, когда он совершил поездку по Иерусалимскому мемориалу в память о шести миллионах евреев, убитых нацистами. На государственном банкете Рабин поджарил «идеалы, разделяемые Израилем и Южной Африкой: надежды на справедливость и мирное сосуществование». По его словам, обе страны столкнулись с «нестабильностью и безрассудством, вдохновленным иностранцами».

Форстер, в свою очередь сказал, что Южная Африка и Израиль являются жертвами врагов западной цивилизации. Несколько месяцев спустя ежегодный журнал правительства Южной Африки охарактеризовал две страны как противостоящие одной проблеме: «У Израиля и Южной Африки есть одна вещь, прежде всего общая: они оба расположены в преимущественно враждебном мире, населенном темными народами».

Визит Форстера заложил основу для сотрудничества, которое превратило ось Израиль-Южная Африка в ведущего разработчика оружия и силы в международной торговле оружием. Лиэль, возглавлявший в Южной Африке в министерстве иностранных дел отдел Израиля в 80-х годах, говорил, что израильский центр безопасности пришел к убеждению, что еврейское государство, возможно, не выжило без отношений с африканерами.

«Мы создали южноафриканскую отрасль вооружений, - говорит Лиэль. «Они помогли нам развивать все виды технологий, потому что у них было много денег. Когда мы развивались вместе, мы обычно давали ноу-хау, и они давали деньги. После 1976 года между службами безопасности двух стран и их армий установилось доверие.

«Мы участвовали в Анголе в качестве консультантов в южноафриканской армии. У вас были израильские офицеры, сотрудничавшие с армией. Сотрудничество было очень близким».

Наряду с государственными заводами, выпускающими военную технику для Южной Африки, был Киббуц Бейт Альфа, который разработал прибыльную индустрию, продающую противопехотные машины для использования против демонстрантов в черных поселках.

                ПОП-КУЛЬТУРА

Хоть правая идея постепенно и выходит из андеграунда в маленьких, но гордых и консервативных государствах, тем не менее, самые развитые государства на данный момент, все ещё идейно левые. Современная поп-культура эпохи упадка продолжает пропагандировать лживые и самоубийственные идеи, чем все еще держит за горло людей, что младше.

Так что единственный путь к победе в этой священной войне - это не только оккупация интернета, но и завоевание всего, что сейчас есть у леваков.

Поп-песенки должны понемногу переходить из низких мирских тем, на темы вечных ценностей, воспитывая новое поколение, которое хочет не только плотских утех, но и ходить с пацанами в крестовые походы и в церковь каждое воскресенье.

Игры, типа Овервотч, должны понемногу заполнятся обезумевшими от тестостерона и религиозности бородатимы скандинавами или фанатами ДжоДжо, заместо слащавых сойбоев, которые будут мейнить исключительно Райнхардта и Бригитту, а не Гендзи или Мерсю, оккупируя при этом весь чат словами: "Deus Vult!" и "Deus! Patria! Familia!".

Кафе и антикафе должны быть заполнены такими же снобами, только нашими снобами, что будут обсуждать более правильные вещи, чем абстрактное искусство и права человека. Например, Второй Ватиканский Собор или то, что менее гуманно: отсылать беженцев назад в Африку или в концлагеря?

Современная подростковая литература в жанре антиутопия, должна создавать не тоталитарную утопию с 15-ым сроком Путина, которой запугивают сойбоев, в реальную антиутопию общества потребления, что куда страшнее.

               ПОРНХАБ=СВОБОДА СЛОВА

"Pornhub, как флагман свободы слова?"

Youtube под давлением левого лобби становится каким-то КНДР. Уже неоднократно случались блокировки и демонетизация популярных консервативных влогеров.

А теперь, Youtube начал блокировать видеообзоры стрелкового оружия, идя на поводу у тех, кто хочет запретить гражданам владеть огнестрелом. Оружейники нашли выход, они грузят свои обзоры на... Pornhub!

Pornhub не блокирует никакой контент кроме криминального и педофильского, лишь дает юзерам рекомендации. Сейчас, когда бесплатным порно забит весь Интернет, а крупнейшие соцсети блокируют блоггеров, чье мнение идет вразрез с либеральным мейнстримом, Pornhub может главной мировой площадкой обмена мнениями и информацией без цензуры. Очень кстати будет удобно, и новости почитал и стручок подергал. По сути на этом поднялся Плейбой: почитал интересные статьи про спорт, политику, кино и мужской лайфстайл, и бабенок симпотных поразглядывал. Но по смертью Хью Хефнера, начался закат эры Плейбоя. В некоторых странах начали выходить номера с одетыми женщинами, а в Штатах на обложке появился транссексуал. Ждем номера с голым Элтон Джоном на обороте.

Кстати один мой знакомый рекламщик, как-то на Pornhub открутил баннеры с рекламой клиента, бренда мужской одежды и получил очень качественные лиды.

В общем, будущее свободы слова - за Pornhub.

В недалеком будущем, в офисе инвестиционной компании:
- Иванов, ты опять Pornhub смотришь?
- Петр Васильевич, дык я по работе, финансовые прогнозы изучаю.
- А чего у тебя аналитик весь в камшотах?

         КУДА ИСЧЕЗЛА КЛАССИЧЕСКАЯ АРХИТЕКТУРА?

Сразу оговорюсь – в этой статье я не обсуждаю архитектуру зданий самого дешевого класса, при строительстве которых никто не думает не то что об эстетике, но даже о качестве материалов и банальной эргономике. Точно так же я не обсуждаю «здания-аттракционы» вроде сиднейской оперы или Гуггенхайм-музея в Бильбао, которые специально сделаны максимально вычурными для привлечения внимания – такие сооружения в принципе не могут строиться массово, и родственны они скорее гигантским скульптурам, а не собственно зданиям.
Я буду рассказывать об архитектуре, которая формирует облик современных городов – с одной стороны, достаточно дорогой, чтобы при её создании люди могли задумываться об эстетике, а с другой – достаточно массовой. Сегодня такую роль играют всевозможные деловые центры и новые дома, которые строятся в городах и их окрестностях.
Начнем с того, откуда вообще появилась современная архитектура. Её истоки можно увидеть ещё в XIX веке – эстетика зданий из стекла и металла началась с Хрустального Дворца, возведенного в лондонском Гайд-Парке для Всемирной выставки 1851 года. Можно представить себе, какое впечатление полукилометровая стеклянная громадина производила на людей, едва начавших привыкать к паровозам! Потом, после Первой Мировой и революций, начала набирать силу эстетика архитектурного авангарда, модернизма и схожих стилей – в Советском Союзе конструктивистские здания воплощали собой идею светлого коммунистического будущего, а на Западе streamline art deco прославляло технический прогресс. Старая архитектура – не только классическая греко-римская, но и другие исторические стили – повсеместно вытеснялась удивительными новыми зданиями, сверкающими стеклом. После Второй Мировой, когда люди окончательно поняли, что красота как-то совсем не спасает мир, архитекторы почти что отказались от самого понятия красоты зданий – именно поэтому послевоенный брутализм нарочито груб, суров и непривлекателен. Разрушенные города Европы восстанавливались в новом архитектурном стиле с надеждой на то, что новая архитектура откроет путь в справедливое светлое будущее. Потом, в шестидесятых-семидесятых, когда доминирование модернизма было уже тотальным, стали сносить даже целые исторические кварталы, заменяя их застройкой в новом стиле. Конечно, сам подобный вандализм чаще всего вызывался желанием увеличить коммерческие площади — однако стиль новой застройки был всецело следствием «духа времени».
Тем временем страны «третьего мира», получившие надежду на строительство у себя более справедливого общества, тоже пытались переосмыслить себя в терминах новой архитектуры: в Индии Ле Корбьзье построил город Чандигарх, столицу штата Пенджаб, а в Бразилии Оскар Нимейер построил новую столицу Бразилиа. Даже иракцы решили пригласить Вальтера Гропиуса, основателя школы Баухауз, для строительства кампуса Багдадского Университета
В конечном счете, победное шествие модернизма привело к тому, что классическую архитектуру перестали преподавать в училищах и институтах, а производство качественного архитектурного декора практически исчезло. С тех пор студентов-архитекторов попросту не учат тому, как следует украшать здания, а навыки создания качественных украшений тоже частично утеряны. Почти ни в одном из сколько-нибудь значимых архитектурных институтов нет программ с акцентом на архитектурные излишества — это почти как если бы в художественных училищах перестали преподавать реалистическую живопись. И если в Советском Союзе классическая архитектура была разгромлена сверху во время «борьбы с украшательством», то на Западе этот процесс длительное время происходил снизу – но привел к схожим результатам. Теперь, когда модернистскими зданиями уже мало кто восхищается (кроме самих архитекторов), вернуться к качественному «украшательству» уже весьма сложно. Это – частный случай феномена с умным названием «path dependence» (зависимость от траектории). По схожим причинам весь мир до сих пор пользуется клавиатурой QWERTY: привыкнув ней однажды, перейти на другую — возможно, более удобную — клавиатуру достаточно трудно. По мнению некоторых искусствоведов, на исходе Античности похожий эффект привел к исчезновению реалистической скульптуры и живописи: сначала, в конце III века, от них сознательно отказывались в пользу большего символизма, а спустя некоторое время необходимые навыки были утрачены. В архитектуре же ситуация с патх-депенденс усугубляется ещё и тем, что среди архитекторов не принято даже задумываться о возвращении к «старью»: на тех, кто все же строит в исторических стилях или пытается украшать здания каким-либо другим орнаментом, смотрят в лучшем случае как на дураков, а в худшем — как на кяфиров. Такой эффект эхо-камеры только сильнее убеждает архитекторов в харамности традиционной архитектуры.
Важность изучения канонов «архитектурного украшательства» не стоит недооценивать: ведь несмотря на то, что архитектура всегда являлась творческой профессией, в которой находилось место для художественного гения, большая часть зданий в городах, которыми принято восхищаться — от Венеции до Санкт-Петербурга — прекрасны не столько оттого, что их авторы были гениями, сколько потому, что они были очень высококлассными ремесленниками. В свое время Мандельштам, восхищаясь Петербургом, очень верно подметил, что «красота — не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра».
Разницу между профессиональной и непрофессиональной неоклассикой можно увидеть, если сравнить сталинскую архитектуру тридцатых-пятидесятых и лужковскую архитектуру девяностых. Сталинская архитектура была не совсем классической – она была призвана воплощать величие коммунизма через синтез неоклассики, ар-деко и некоторых новых идей, и потому обладает огромным подавляющим масштабом, отдающим сталинской идеологией. Тем не менее, она во многом наследует классической архитектуре, что нетрудно заметить, пройдясь по Тверской. У Сталина была возможность пользоваться услугами архитекторов старой школы: так, Иван Жолтовский ещё до революции строил неоклассические купеческие особняки, а Алексей Душкин получал образование в домодернистской атмосфере (хоть это были уже двадцатые годы). Поэтому сталинские здания часто перекликаются то с Ренессансом, то с барокко, то напрямую с Древним Римом, и выглядят вполне достойно на фоне более старой застройки — даже несмотря на гораздо больший размер и привкус тоталитаризма.
Лужков, в свою очередь, очень хотел застроить новую капиталистическую Москву человечной архитектурой - так, как строили в XIX веке или хотя бы как при Сталине. Но ко времени Лужкова классическая традиция уже была почти мертва, и заказ на классическую архитектуру пришлось выполнять мастерам брежневского модернизма: Андрею Меерсону (автору знаменитого дома на ножках), Михаилу Посохину (сыну автора Нового Арбата), и другим. Чаще всего у этих людей не было четкого понимания того, как следует строить здания с орнаментом, и за образец они часто брали не Браманте и Палладио, а американских постмодернистов с их ироничным переосмыслением классики. Неудивительно, что в основном у них получались несуразные пародии на дореволюционную архитектуру – зато такая «неоклассика», созданная советскими проектными институтами, послужила прекрасным олицетворением капитализма, построенного советской номенклатурой.
Конечно, современные архитекторы вполне могут сами изучить принципы классической архитектуры: на Западе этим занимается, например, Куинлан Терри, а в России – Дмитрий Бархин и другие. И точно так же сейчас есть компании-производители архитектурных деталей. Однако из-за того, что это все требует дополнительных усилий при довольно небольшой отдаче, подобная практика все ещё не очень популярна.
Вторая важная причина популярности модернизма заключается в особенностях современной культуры потребления и промышленного дизайна.
Девяносто лет назад модернизм противопоставлялся буржуазной эстетике с её карнизами, гирляндами, цветочками, самоварами и чайничками. Модернизм возвещал о прогрессе, о строительстве утопии и о поисках неизведанного – в общем, о новизне. Сейчас он тоже возвещает о новом – но о потребительском новом. О новом не в значении прекрасного мира будущего из научной фантастики, а в значении нового товара: новой модели смартфона, нового автомобиля, нового холодильника. Поэтому эстетика большей части современной архитектуры почти не отличается от эстетики промышленного дизайна: современное здание должно блестеть как можно ярче, чтобы его заметили покупатели, и ассоциироваться с последними достижениями потребительской техники. Прямым следствием такой смены модернистской парадигмы является появления стиля «хай-тек» во второй половине двадцатого века. Этот стиль, наиболее известными представителями которого являются Норман Фостер и Ренцо Пиано, уже не имеет никакого отношения к социалистической утопии: он выражает чисто капиталистический идеал высокотехнологичного потребления. И, кстати, внешнее оформление большинства зданий в этом стиле стоит огромных денег, что говорит о том, что стоимость декора едва ли является осносной причиной исчезновения классической архитектуры.
В данном случае показательна история нью-йоркского небоскреба 432 Park Avenue, самого высокого жилого здания в мире. Многим нью-йоркцам этот небоскреб очень не понравился — он полностью лишен декора и представляет из себя просто очень тонкую вертикальную спичку. А потом его автор честно признался, что источником вдохновения для него послужило замечательное мусорное ведро за 225 долларов
А теперь поговорим о более приятной стороне дела. Часто можно услышать, что постройкой зданий в исторических стилях занимаются в основном китайцы в своих поселках «а-ля Париж», и отчасти это правда: ведь для них это выглядит куда более оригинальным, чем для европейцев. Однако на самом деле этим занимаются во всем мире, пусть и с разным масштабом и разными целями. Самым заметным европейским проектом строительства «исторического города» является английский Паундбери, спроектированный Леоном Крие по инициативе принца Чарльза[2]. Этот городок почти полностью воспроизводит архитектурную ткань старого города — не только саму архитектуру, но и организацию городского пространства, то есть является не только архитектурным, но и урбанистическим экспериментом. Financial Times уверяет, что этот эксперимент оказался не только на удивление успешным, но и во многом предвосхитил сегодняшние урбанистические движения за зеленую и человечную городскую среду[8]. Так что, возможно, что города будущего будут выглядеть не как собрание футуристичных небоскребов, а как уютный английский городок.
Однако наиболее примечательными являются архитектурные эксперименты, которые прямо сейчас проводятся в России. В РФ работает очень сильная школа архитекторов-неоклассиков: Дмитрий Бархин, Михаил Филиппов, Илья Уткин, Павел Андреев, Михаил Белов и другие, и этим архитекторам удается убеждать девелоперов строить здания по их проектам. Наибольших успехов на этом поприще добился Максим Атаянц — прекрасный рисовальщик, блестяще образованный в области классической архитектуры (вот, к примеру, его прекрасная лекция о Казанском соборе: https://www.youtube.com/watch?v=B-7aHgoOV-4). Он примечателен тем, что героически пытается строить «неоклассику для бедных» — в том числе и ЖК эконом-класса. Он начинал со строительства небольшого поселка таунхаусов под Москвой, изящно стилизованного под развалины древнеримского акведука, застроенного домами в Средние века
После оглушительного успеха этого поселка, который девелопер продал за несколько недель (это, кстати, согласуется с некоторыми исследованием рынка недвижимости в свете стилей архитектуры [3]), Атаянц стал главным архитектором компании-строителя, и построил ещё несколько очень интересных ЖК эконом-класса— как, например, «Город набережных» в Химках[4].
И, наконец, самый безумный проект Атаянца — это ныне строящийся ЖК в Химках, в котором он попытался найти компромисс между огромным двадцатиэтажным муравейником и человечной архитектурой путем концентрации архитектурного декора на нижних этажах — что, в целом, отвечает тому, как люди воспринимают фасады зданий[5], в то время как большинство современных зданий вообще не рассчитаны на восприятие вблизи. Будет ли подобное решение сколько-нибудь успешным, покажет время.
Интересно, что Атаянц в свое время выиграл на архитектурном конкурсе проектов Судебного квартала в Санкт-Петербурге, однако впоследствии, увы, был отстранен