ОККУЛЬТИЗМ И ДРУГИЕ СПОСОБЫ ЗАКОНЧИТЬ ЖИЗНЬ

Фигура первая: Родственники.
Пассажиры стягивались к платформе неохотно, но неотвратимо: как тараканы к куску колбасы, который лежит в хорошо освещенном месте. Все происходило, казалось, по велению незримой силы, которая действует на насекомых и людей одинаково.

Одинокие фигуры в пуховиках и скопления обособленно стоящих лиц транслировали мягкий шелест – тишину по меркам метро. Станция олицетворяла собой циклопическую твердь веков, взглянув на которую можно было задуматься об усыпальницах богов, недолговечности тысячелетних империй и бессмысленности человеческой жизни.

Никто не выделялся в ожидании поезда. На лавочке в одиночестве сидел очередной представитель дружественного народа, у колонны склонилась над смартфоном молодая плакучая ива, а к началу длинной каменной плахи подтянулась старушка с мальчиком таким юным, какими дети бывают только в 5 лет. Взор молодого человека следовал за морщинистым коротким пальцем и упирался куда-то в рельсы. Они медленно двигались вдоль путей, пока слова женщины тонули в шуршащей тишине. Глаза мальчугана блестели от возбуждения и восторга. Что они там увидели? Может, он представлял себя машинистом? Наяву увидел, как храбро разрывает тьму, ведет свой состав к свету, чтобы, конечно, посигналить бойким гудком зевающим пассажирам. Старушка, преисполненная доброты, изливала потоки слов, чертила рукой дрожащие узоры и простыми, почти жизнерадостными глазами обнимала своего внука.

Как всегда, первым о приближении поезда заговорил примчавшийся ветер, и вскоре туннель стал наполнятся теплотой фар. Минута до прибытия – вот, что это означало. Высокий молодой человек в середине платформы повторял вертикаль гранитной колонны. Пожалуй, он единственный мог услышать наветы старой женщины, если бы только вынул наушники. Впрочем, иногда тараканам лучше не знать, что есть силы, действующие в масштабах кратно превышающих размер насекомого мира.

«Он звал нас сегодня», – повторяла старуха мальчику. «Он ждет», – без страсти вторила она себе. «Не зови на помощь, они не придут», – отчеканивало эхо.

Электрический свет прожекторов окропил платформу, пути, заботливую руку старухи на спине мальчугана, его детскую улыбку и его глаза, глаза такие уставшие и испуганные, какие бывают только у тех, кто чудом выжил на войне, лишившись не только конечностей, но и всех товарищей.

А потом они шагнули.

Фигура вторая: Спринтер.
Ватная реальность растаскивалась на куски словами. Сначала они скатывались к ней по длинной медной трубе. Затем они превратились в слова, которые кто-то кричит через тонкую стену. И только потом стало очевидно, что источник слов стоял напротив, и именно здесь рождались неуклюжие и нервные «п-просыпайся» и «ну же».

Девушке было морозно. И тепло. Потому что, с одной стороны, она была почти без одежды, а с другой стороны была батарея.
– Я тебя пристегнул, так что можешь не дергаться, – ватная прослойка между реальностью и восприятием истончилась не до конца, но эти слова дошли до нее без изменений.

«Что?!»

– И, знаешь, не пытайся кричать, тебя не услышит все равно никто…

«Господи, что!?»

– А, знаешь, наверное, я даже ждать не буду, убью тебя прямо сейчас. Главное, что ты в сознании.

Он оказался за спиной своей жертвы очень быстро, длинными ногами слона с картины Дали подпирая женский торс. Одна рука держала девушку за волосы и властно притягивала к себе – «не дергайся, блядь» – а вторая чертила на трепещущей шее улыбку, которая с готовностью заговорила горячим бархатным бордовым голосом.

Спорадические конвульсии закончились так же скоро, как и прелюдия к ним. Палач стоял над своей жертвой, вдыхая запах уходящей жизни – крови, пота и страха. Он положил на пол нож, тщательно омыл обе руки в красном, а потом начал повторять на полу рисунок татуировки, украшающей его грудь. Ползающая над полом фигура принимала зловещие очертания в дрожащем пламени свечей.

Фигура третья: Муравей.
– Да, я слушаю. Нет, не отвлекаюсь. *интонация в трубке вопрошала* Что? Арьергардный? А, ретроградный. Да. Да. Нет. Это звучит как полная чушь. Слушай, ты меня уже заколебала, это же бред для тупых домохозяек. *теперь из динамика шли повышенные тона* Нет. Я же сказал, нет. Черт возьми, я чай пролил на себя. Да. Все, пока.

Оставшись в тишине, мужчина огляделся. Чай стоял на столе и заваривался, наверное, уже 20 минут. Если он и был близок к тому, чтобы пролиться, то явно не здесь и не сейчас. Экран телефона засветился – народ предупреждали о переменчивой погоде и приближающейся климатической микро-катастрофе. Мозг зацепился за слова полуистерической риторики: «…ни в коем случае не выходите из дома, если страдаете ретроградной амнезией…». Странно.

Перед выходом он снова вспомнил про чай. Белый свет из широкого окна застилал кухонный стол лучше любой скатерти. Кружка эгоистично возвышалась над своими владениями, отстраняясь от мира. Пачкать пол ради холодного вяжущего глотка не хотелось. Скорее всего, там уже стоял чифир.

В подъезде снова ночевала стайка книг, отбившихся от уютных библиотечных или домашних коллекций. Сегодня жильцов встречали «Так говорил Заратустра», «Некоторые религиозные практики Древнего Китая» и «Повседневная смерть». Нетривиальное чтение почивших на волнах времени авторов, в современности уже мало кому известных. Мужчина усмехнулся в воротник: «Да и кто вообще сейчас читает книги?».

Утро, конечно, не задалось: до него пытался достучаться незнакомый номер. Из-за своей невротической привычки приходилось отвечать на все звонки, для того, чтобы узнать, нет появилось ли лишних проблем. В этот раз на другом конце провода поинтересовались, не нуждается ли он в ритуальных услугах. Нет. Он нуждается только в быстром попадании на работу. Водитель такси крутил кренделя в соседних дворах, пока утренний городской ветер набирал силу. «Пиздец», – ругань, как известно, ускоряет все процессы на свете, и уже в следующее мгновение желтое пятно автомобиля распахнуло перед ним свое нутро.
Серые дома за тонированным окном отражали череду рабочих образов в голове. Их безграничное уныние не стоило большой рефлексии, и все же мужчина оказался полностью ей поглощен. Его последние мысли были бесконечно усталыми, и в одночасье маленький мир серого человека утонул в протяжном гудке двух столкнувшихся в ужасной аварии машин.

Фигура четвертая: Таймер.
Они разнюхались в тесном клозете, который сверкал блестками заблудших душ, стекающихся на понятную им музыку и неоновый свет продолговатых ламп.

Соединение взглядов образовывало напряжение подобное тому, какое бывает во вселенной перед образованием чёрных дыр. Энергия нежности – страсть – сегодня безраздельно владела обоими, а стимуляторы, казалось, делали ее самой могучей силой в мире. Их губы, слившиеся в жарком сочном поцелуе, сбросили недостаточный градус напряжения, и он прижал ее к кафелю стены. Квадратные плитки были вдвойне холоднее для разгоряченного тела.

Девичья рука смогла остановить нарастающую силу: «Пойдём, ещё потанцуем?». Она смотрела так и говорила это так, что отказать, даже прижимая ее отзывчивое тело к стене, было невозможно. В поворотах на пути игры и заключается главный азарт. Выскочив из кабинки, они блестящими рыбками нырнули в обволакивающее море музыки и людей.

Слова в таких условиях не нужны, а мысли заменяют интуитивные формы, подсказанные диджеем. Но то ли свет тусовки сегодня был против, то ли коллективное бессознательное заботливо шептало парню на ушко.
– Помнишь, о чем мы говорили?
– Что? Не расслышала, – улыбка рисовала на лице девушке самую привлекательную тайну, достойную раскрытия.
– Помнишь, о чем мы говорили. Сегодня, в начале?!
– Да.
– Знаешь, я думаю иногда быстрая смерть лучше медленной. В том плане, что иногда лучше умереть в аварии или во сне, чем мучаться десятилетиями, но так и не увидеть старость, – кажется, он сам не ожидал такой длинной мысли.
– Слова бумера, – смеясь, полукриком отвечала она.

Черты юного лица скрадывала полутьма, и стоило отойти чуть дальше от партнера, он терялся в волнующемся скоплении людей, составлявшем единый беснующийся организм, который алкал, выл, содрогался в жертвенном ритуальном припадке, и соревновался в громкости с металлической глоткой динамиков и колонок. Свои жизни они клали на алтарь неназванного Бога.

Фигура пятая: ?.
– Есть теория, коллега, что любая смерть идёт в счёт питания той или иной силы или системы, – густой голос очень подходил пушистой бороде.
– Позвольте пояснить, милейший, могу вас неверно понять, – длинные усы в точности повторяли изгибы и движения тонких губ.
– Всеобщая теория энергообращения. Согласно ей, самым влиятельным энергетическим магнатом должен быть христианский бог, единый в трёх лицах...
– Основатель, акционер и член правления!
– Полно вам паясничать и богохульствовать, Пётр Петрович, – облагороженная морщинами рука легла на страницу именитого бизнес-издания, а другая подняла вместилище самого благородного из крепких напитков, – давайте-ка лучше будем.
– А то скоро будут патрулировать менты, – резюмировал Пётр Петрович после успешного опорожнение стакана водки, – пойдемте, прогуляемся.

И двум старикам ничего не стоило раствориться в вечерней тени зажигающихся дворов.