1. День знаний
Три из тринадцати школ города закрылись в последнее время, что повысило нагрузку на оставшиеся . В этом, две тысячи дев году учиться предстояло во вторую смену и это грело Соне душу. Первый раз в девятый класс идти нужно уже через час.
В ящике стола лежали ложки, вилки, закаточные крышки, отвёртка, зубчики чеснока, штопор и консервный нож с деревянной ручкой испачканной краской. Соня взяла палочки для еды, вернулась к себе в комнату, забралась под импровизированный котацу , сняла крышку с лапши быстрого приготовления и убрала пакетик из кружки зелёного чая.
Заработал телевизор: люди с пустыми глазами заговорили про первое сентября, политику и демонстрации. Разговоры прервались загрузкой внешнего жёсткого диска. Ещё секунду назад один чиновник давал указания другому, но вдруг экран дёрнулся, и мужчины превратились в Одноусого и Чудище из мультфильма Тайна Страны Земляники.
Мультфильмы были любимым развлечением Сони. Девочка души ни чаяла в анимации, детских сказках и больших красивых книжках с картинками. В её комнатке «три-на-три метра» произведения Баума, Лагерлёф и Кэрролла стояли на полках ни как положено, а лицами вперёд будто иконы.
Она постоянно закидывала видео на свой дешёвый, но верный смартфон-лопату бренда Kita-Yoza – в дорогу.  Смарт однажды отобрали, когда школьница тайком смотрела сёнэн-ай  на «давайте-просто-тихо-посидим» уроке. Учительница потом довела родителям, что их чадо смотрит во время занятий всякую контрреволюционную похабщину. Что бы сказали про яой ? Сожгли бы её на костре между продуктовым и аптекой?
Дверь открылась. Отец обнимал ковёр.
– Почему вы никогда не стучите, когда заходите ко мне?
– Эт, Соня. Давай старый ковёр к тебе в комнату положим! Не выбрасывать же его.
– Папа, у меня татами.
– Что у тебя? А, эти маты твои. Так они же холодные, а вот это совсем другое дело, – он дружески похлопал свёрток и тут же закашлялся от пыли.
– Держите эту ветошь-переростка подальше от моей комнаты.
– Может на стену тебе его повесим?
– Сергей, отъебись от неё и выбрось хренов ковёр! – раздался мамин голос. – Я тебя ещё вчера попросила отнести его во двор за стенку к строительному мусору…
Дверь закрылась. Прошла минута. Дверь открылась.
– Почему вы никогда…
– Соня! – у мамы был накрашен только один глаз – Ты что опять своими пластиковыми макаронами давишься? Я для кого котлеты приготовила?
– Не хочу котлеты.
– Приехали. Я стараюсь, а тебе моя еда, видите ли, не нравится. Так ты может тогда сама себе готовить будешь? Чай взрослая уже.
– Так я… – она подцепила лапшу. – Уже…
– Быстро пошла съела котлетку! Испортишь себе желудок. Ты погладила платье? Будешь рассиживаться, опоздаешь на линейку.
Соня натянула на себя чёрное платье с белым воротником «Питер Пен» и застёжкой на спине.  Пасмурное небо отражалось в огромных лужах. Стоило выйти из подъезда многоэтажки как путь сразу же перебежал чёрный кот. К школе, сквозь частный сектор, вела волшебная дорога из битого кирпича. По обочинам встречались местные народцы – щелкнуы и пивуны.  Частный сектор сменился пятиэтажками. Наконец, девушка повернула за угол и увидела большое скопление людей в строгих костюмах. С цветами. В воздухе витал страшный дух праздника – первого сентября две тысячи девятнадцатого года.
Весь будущий девятый «А» в сборе. Один альфа-самец, один нацист, одна эмо, две инди, феминистка, металлист, рэпер, два гопника, отличник, спортсмен, два задрота, тостушка, толстячок, «Мальвина» , новенький и две первые классные красавицы – Розетина и Ранеткина. Весь этот разноцветный состав на самом деле был разными оттенками серого. Местные туманы, болота, пасмурность и тёмные леса делали подростков на редкость «беззубыми» и апатичными. Причём гопников они делали беззубыми буквально.
Ранеткина очень изменилась за лето. Фигура типа «песочные часы» полностью сформировалась. У неё были неприлично большие сиськи для шестнадцатилетней девочки. Дочь капитана дальнего плаванья, Розеткина, не уступала подруге со своей фигурой типа «кузнечик». Такой корме позавидует трёхмачтовый парусный линейный корабль. Мальчишки, будь их воля, дали бы по ней залп из всех орудий.
Но это всё цветочки. Девочки стояли как верные сателлиты возле новенькой – Кристины Владовны Кажан. Судя по внешности, мамой у новенькой была Шарлиз Терон, а папой – Клаудия Шиффер. Когда утром на линейку её привёз отец, она вышла из чёрного Кадиллака CTS на потрескавшийся тротуар как голливудская актриса из лимузина на красную ковровую дорожку.
Соня подумала, что если сама она напоминала Алису из советской «Алисы в стране чудес», то Кажан – «диснеевскую» Алису. У Сони был курносый нос, овальное лицо с большим подбородком, карие глаза, лоснящиеся тёмно-коричневые волосы и слишком длинные верхние центральные резцы. Кажан же как раз была идеальной голубоглазой блондинкой. Разве что волосы и кожа нездорово белые как у фарфоровой куклы. Впрочем, в местной тьмутаракане у всех кожа бледнеет как от туберкулёза. Добро пожаловать в Сахаранск . Так или иначе, девушку можно было одевать в форму и фотографировать для плаката «Der Übermensch» . Жизнь несправедлива…
– Мышкина, что ты там бормочешь? – окликнул Соню одноклассник.
– Причитаю…
– Как лето провела? Ездила куда-нибудь?
– Смотрела аниме так будто завтра не наступит никогда.
– Блин, Мышкина, ты реально одних мультяшек что ли смотришь? А как же кино, например, сериалы?
– Посоветуй какое кино, может гляну.
– Вчера смотрел реально чёткий древний фильм «Достучаться до небес». Там про двух безнадёжно больных. Один из них никогда не видел моря, а другой убеждает его, что море – самое важное, что можно увидеть перед смертью. Что в раю только и говорят, что о море. В итоге они оба сбегают из больницы и отправляются в угарный трип.
– Получается, как в «Паровозике из Ромашкова».
– А?
– Ну, «…Если мы не увидим рассвет, мы можем опоздать на всю жизнь» …
Микрофон издал неприятный писк – праздник знаний задвигался. Директор выступал перед учениками и их родителями:
– …Мы рады вновь приветствовать всех вас в средней школе номер один города Сахаранска…
Всё, началось. Бабочки и бантики на малышах. «Про глагол и про тире, и про дождик на дворе учат в школе, учат в школе, учат в школе». Неприятная морось. «Завтра утром, словно птичьи трели, прозвенят звонки по всей стране. Отдохнули мы и загорели, к школе подготовились вполне…». Аплодисменты. Девочка с колокольчиком на плече у парня. Аплодисменты. Цветы – учителям, шарики – небу, лучшее – детям. Аплодисменты. Сборы на замену штор в кабинетах…

Понедельник, вторник, среда… Поезд с надписью «если любишь самогон, прицепи ещё вагон», вырезанный на парте шариковой ручкой, всё разрастался. То и дело к составу цепляли новые вагоны разных оттенков синего. Четверг, пятница… Дни становились короче, домашние задания длиннее. Красные, оранжевые и золотые листья казались чёрными, ржавыми и серебряными. Каждый день дорогу с утра перебегал один и тот же чёрный кот. Соня начала время от времени давать ему еду, чтобы тот сжалился над ней.

Среднюю школу номер один города Сахаранска окружали мохнатые туи.  В здании насчитывалось три этажа: с болезненно-жёлтыми, бледно-зелёными и грязно-коричневыми стенами, пахнувшие старыми газетами, мутным прудом и вспаханной землёй соответственно. В тёмном коридоре первого этажа затаилась столовая. Она высматривала малышей своими зелёными глазами из стеклоблоков и заглатывала тяжёлым ртом-дверями, после чего из её утроба доносилось рычание промышленной посудомоечной машины.
В столовой среди прочего подавали «Чай С/С». Кто-то торопясь написал разделительную черту на ценнике как молнию… а может неправильно начал писать.
Взгляд Сони случайно упал на Кажан, и она снова представила её в чёрной военной форме. Далее фантазия разделялась. В одном сценарии Соня срывала с врага фуражку, тягала его за идеальные волосы и нещадно била во славу отчизны как настоящая партизанка. В другом – срывала с Кажан фуражку, запускала пальцы в идеальные волосы, легонько дёргая их, и целовала в губы. Первый сценарий говорил о Соне как о болезненно завистливой социопатке. Второй как о лицемерной садистке-извращенке.
В такие моменты она начинала думать о себе как не о самом лучшем человеке. Самооценку девушки спас голос в наушниках: «…Твои волосы, руки и плечи – твои преступленья, потому что нельзя быть на свете красивой такой…».  «Именно. Сама виновата», – подумала Соня, допила чай и отправилась на следующий урок.

Осенью ужасно хотелось вздремнуть. Пару раз Соня засыпала в течение короткой перемены, причём глубоко, по-настоящему. Вот и сейчас её не разбудил звонок. Учительница постучала по столу костяшками как судья молотком. С розовым отпечатком на лбу и глазами оленя в свете фар, ученица вернулась в реальный мир:
– Постучались наконец…
– Мышкина! Мышкина, ты нарколептик?  – учительница похожая на собаку-боксёра приспустила свои красные очки cat eye и затеребила искусственные жемчужины на ожерелье.
– Что? Нет.
– А, по-моему, да. Надо бы провериться у врача. У тебя же мать – дохтор, так ты спроси у неё чё да как.
Класс «загыгыкал». «Нарколептик». «Постучались наконец». «Точно, сонная всё время с тенями под глазами». «Укуренная». Началась перекличка: «такой-то» – «Я!», – «сякой-то» – «прису-у-утствует» – «Ха ха ха»…
– Что ещё за дурная описка… – боксёр послюнявил пальцы и начал проверять разные страницы классного журнала. – Христина Владовна Кажан?
– Да, – отозвалась новенькая с первой парты.
– Не Кристина, а Христина?
– Да.
– Простите, это… это что шутка какая-то? Что это какой-то… прикол?
– Что вы, – блондинка протянула паспорт. – Так получилось. Мама не была сильна в русском.
– Чудо какое-то. Я буду звать тебя Кристина, конечно. У тебя, надеюсь, с моим предметом всё в порядке, а не как у мамы. Надо будет с ней встретиться.
– Это невозможно. Грустно, но моя мама уже давно…
– Чего это!? Пренебрегает родительскими собраниями?
– …умерла.
Соня представила, как и без того бледная Кристина становится цвета бумаги, у неё западают щёки, и она жалобно кашляет. «Теперь я умру, как и моя мать от нашего редкого наследственного семейного заболевания, которым болеют только аристократы» – «О нет! У меня были такие дурные мысли о тебе, а теперь ты умираешь. Прости меня, мне так стыдно!». «Но ты умрёшь молодой и красивой, так и не узнав, что значит хоть день в своей жизни не выглядеть безупречно. Сволочь бледная».
В реальности же никаких болезней никогда не наблюдалось, ни ОРЗ, ничего. Девушка была живее всех живых. Впрочем, Кристина часто казалась не выспавшейся и постоянно появлялась на людях в солнцезащитных очках-авиаторах. Осенью. В Сахаранске. Складывалось впечатление, что она регулярно безбожно тусила по ночам. Однако в городе был только один унылый ночной клуб «Сатир», куда не то что не пускали малолеток, кажется, туда никого не пускали.
Тонус не мешал Кристине быть перманентным центром внимания. На неё смотрели, её слушали, а её тупые плоские шуточки на уроках просили на бис.
– Дайте уже кто-нибудь Иванову ручку, – просил учитель. – Иванов! Ученик без ручки как солдат без ружья!
– Я скажу больше, – подавала голос Кристина. – Ученик без ручки – солдат.
Класс хохотал. Особенно девочки.
– Для западных сообществ, – читала лекцию учительница, – Холл выделял четыре основные зоны, размеры которых зависят от степени близости отношений между людьми. Публичная дистанция – от трёх метров. Социальная дистанция – метр. Личная дистанция – сорок пять сантиметров. И интимная дистанция…
– Минус пятнадцать сантиметров, – вклинивалась Кристина.
Класс ржал. Разве что Ранеткина и Розеткина сидели без эмоций. Возможно, сказывался жизненный опыт. Да и какие-то они понурые в последнее время, сами не свои. С одной стороны, дамы могли быть расстроены, что абсолютно всё внимание доставалось теперь новенькой, но с другой стороны, с какой стати они тогда шуршали возле неё как безвольные лакеи. В красавицах, казалось, поубавилась спеси и прибавилось мозгов. В то же время они стали менее общительными и бойкими. Может сезонное… Может они быстрее других разобрались с половым созреванием, и теперь, чёрт его знает, испытывали кризис среднего возраста?
Соня впервые пересеклась со Кристиной, когда та одолжила ей учебник на последнем уроке. Вернуть книжку Соня конечно же забыла…

Вечером, один за одним, семья Мышкиных возвращалась домой. Отец лежал на диване, уставившись в планшет, и чистил яблоко, складывая шкурку в шлёпанец на полу. Соня уже лежала в футоне и смотрела телевизор. Мать приходила последней. Она решила проведать дочь.
– Почему вы никогда…
– Ты ела?
– Да.
– Что ты ела?
– Бутерброд.
– Еда так еда. Не переутомилась от готовки?
– Готовка оптимизирована. Сначала я съела кусочек докторской колбасы, потом кусочек хлеба, а потом глотнула майонезика. И в животике получился бутерброд.
Повисла пауза.
– Соня, почему ты в школе ни с кем не общаешься?
– Да как-то с детства не заладилось…
В телевизоре собаки из цветных пятен туши обступали Голубого щенка в котелке: «Голубой! Голубой! Не хотим играть с тобой!».
Мать печально вздохнула и закрыла дверь.

Соня не вернула учебник по-человечески, придя утром в школу – отложила на потом. Потом она долго собиралась с мыслями, и наконец обнаружила себя стыдливо догоняющей Кристину уже после уроков. Кажан из школы домой обычно на машине забирал отец, а когда он этого не делал та исчезала где-то в тенях местного Парка Культуры и Отдыха. В одно мгновение ещё была в поле видимости, а в другое исчезла среди стен старых клёнов, серебристых тополей, плакучих ив и неопознанных зарослей, перемешанных с перекошенными оградами.
Парк Сахаранска… не было чёткой границы, где заканчивался парк и начинался тёмный лес с Лавкрафтовскими ужасами.  Вечером опустился туман, и граница стёрлась. Редкие тусклые фонари моргали и гасли с непредсказуемыми интервалами. Соне стало так страшно, что она зачем-то машинально вставила в смартфон наушники, включила список воспроизведения мультфильмов, тут же сняла наушники и спрятала устройство обратно в сумочку.
Кто-то небрежно бросил садовые инструменты прямо возле кучи листвы: грабли, секатор, лопату…
Она почти передумала, но затем ускорила шаг и спустя минуту наткнулась на Кристину. «Королева школы» сосалась с каким-то парнем на старомодной скамейке. Стройные ножки украшали кожаные штаны и туфли на шпильке, тельце согревал лишь свитер в чёрно-белую полоску. Поцелуй в шею отдавал порнографией – парень запрокинул голову от удовольствия и закрыл глаза, словно его не в шею целовали, а делали минет. Кристина почувствовала, что на неё кто-то смотрит, подняла голову и принюхалась как собака. По уголку рта стекала кровь, идеальные волосы выглядели седой взлохмаченной гривой, а прелестные голубые глаза горели красным.
Соня развернулась как стационарное оружие и было уже собиралась уходить, но споткнулась о русскую дорогу и упала в мокрые мёртвые листья с громким «Бля!».  Она хотела подняться, но над ней уже нависла Кристина, замахиваясь здоровенной ржавой лопатой. Соня неуклюже попятилась и вжалась в ближайшее дерево. Меньше чем за секунду её мозг сообразил, что на расстоянии крика никого нет, она не сможет дать сдачи, и лопатой её можно не только легко убить, но и спрятать.
– Нет, подожди! Не убивай меня! Ну, пожалуйста, – чёрные слезинки заблестели в тусклом свете.
– Мышкина? Твою мать, ты что… ты следила за мной?? Вроде не дура. Что ж, очень жаль…
– Нет! Нет! Не надо!
– Да убери ты руки от головы, это мой первый раз!
Жертва вампира внезапно заныла со скамейки и задвигалась будто в дрёме.
– Он… он ещё жив? – прошептала Соня.
– В смысле? – Кажан обернулась. – Конечно он жив. Он просто ничего не вспомнит после укуса. Ты что думаешь, я убиваю дюжину человек в год?
– Получается… укус работает как в игре Маскарад Вампиров?
– «В игре Маскарад Вам…»? – Кристина поморщилась и непонимающе помотала головой: – Блядь, Мышкина, заведи себе жизнь. Ах, да…
Кровососка снова замахнулась.
– Подожди! Подожди! Подожди!
– Ну что? Что?! Что?!
Со скамейки раздалось кряхтение. Парень сделал попытку подняться и открыть глаза. Беднягу оглушил удар лопатой по голове. Кристина стояла в свете фонаря как в свете театрального прожектора, скрестив ноги, оперившись на «инвентарь» и стыдливо закрывая глаза ладонью:
– Суууука… я не могу…
– Я ничего никому не скажу!
– Заткнись нахуй, Мышкина. Вот почему ты такая жалкая?
Кристина, тяжело выдыхая и массируя лоб, тихонько опустилась на корточки, будто это её по голове ударили. Затем она скинула молодого человека со скамейки и уселась сама. Соня вскочила с места и поспешила проверить признаки жизни и степень повреждений пострадавшего.
– Удивительно, с ним всё в порядке.
– Так я его не сильно огрела… То есть, тебе-то откуда знать?
– У меня мама врач.
Кажется, прошла вечность. Соня подобрала свою сумочку и тоже села на скамейку. На краешек.
– По-моему это здорово, когда все живы… а что Ранеткина и Розеткина?
– Эти? Они теперь мои гули. Не то, чтобы им это навредило.
– А твой отец тоже вампир?
– Что? Папа? Нет.
– А он знает, что ты вампир?
– Конечно, блин, он знает, что я вампир! Он же мой папа. Кстати, надо позвонить ему, чтобы подъехал…
– О, у тебя тоже Kita-Yoza. Как ты его называешь?
– В смысле? – девушка никак не могла тыкнуть в правильные иконки из-за дрожи в руках.
– Телефон у современного человека как меч. У каждого хорошего меча должно быть имя! Имя, если что, вводится вместо названия модели по-умолчанию на экране настроек.
– И как называется твой? – Кристина перестала набирать номер.
– Ворпал. Как vorpal blade  из Алисы в Зазеркалье… Кристина?
– Что?
– Может и меня подвезёте?
– Конечно.
– Я имею в виду, не в смысле, отец доделает то, что ты не смогла в первую очередь, и вы меня подвезёте в яму в лесу…а в смысле высадите около дома. Как будто мы учимся в одном классе, и нам по пути – Соня протянула учебник. – Знаешь, в Сахаранске, и в этой области… не знаю на сколько квадратных километров вокруг… Если и найдётся человек, который отнесётся нормально к тому, что ты, внезапно, настоящий вампир, так это я. Вы вообще мой фетиш. Ты только не подумай, что я какая-нибудь готка или фанатка Сумерек.  Мне кажется, ты сказочная, весёлая и красивая… Давай дружить.
– Красивая? Весёлая? Это же всё, – Кристина поводила ладонью у своего измазанного кровью лица, – ловушка. Порой кажется, в меня даже девочки влюбляются.
– Пффффффф! – Соня глупо хихикнула. – Ну только если какие-нибудь извращенки.
«Свидетельница» улыбнулась нечисти и протянула носовой платок. Кристина улыбнулась в ответ, вытирая рот с длинными белоснежными клыками, которые уже спешили спрятаться за нежные губки.
В смартфоне очередное видео подходило к концу. Крошка Енот пел «…и тогда наверняка, вдруг запляшут облака, и кузнечик запиликает на скрипке... С голубого ручейка начинается река, ну, а дружба начинается с улыбки» …

2. В гостях у (летучей) мыши
Старенький тостер Philips Sunrise выплюнул два ломтика хлеба. Соня подцепила один из них палочками для еды.
В том, как магнитики висели на холодильнике, было что-то от Древа Сфирот.  По замыслу хозяина дома, Сергея Мышкина, магнитик с изображением Иисуса Христа висел рядом с символикой Отечества и выше всех остальных. Ниже располагалось изображение Мисс Бьянки и Бернарда из мультфильма «Спасатели» , что видимо олицетворяло любовь Сергея к Светлане, потом чёрная свинья – символ текущего года по китайскому календарю и иностранная купюра с изображением президента Франклина. В самом низу висели трофеи из городов, покорённых друзьями семьи – Кемера, Риги, Хургады, Талина и Львова.
Там, где должен быть сфирот Хохма, что означает «мудрость», Соню ждал список покупок, написанный мамой на листочке в клеточку. Девушка отеплила ферритовый Назар бонджук , удерживающий записку, прикусила кусочек подрумяненного хлеба, надела наушники и собралась идти в магазин.

Мышкины жили в одной из трёх шестнадцатиэтажек города. Эти небоскрёбы провинциального уровня входили в единственный в городе архитектурный ансамбль, где девятиэтажки М-464 чередовались с более высокими зданиями. Строители, опережая будущее, которое не наступило, разместили на крышах высоток сады с водопроводом, подсветкой, скамейками и цветочниками. Планировалось, что жители домов смогут здесь отдыхать. Сады просуществовали не долго.
Фасады шестнадцатиэтажек украшала монументальная мозаика. Всё начиналось с головы космонавта, окружённой ореолом, ниже сияли изображения золотых людей, напоминающих непорочных роботов-коммунистов из далёкой галактики, а заканчивалось всё братскими рукопожатиями и трёхцветными радугами. Композиция излучала эмоциональную холодность и идеологическую наивность, способную напугать маленького ребёнка, вызвать мигрень у эстета, заставить старушку перекреститься, а торчка залипнуть в неземной фантазии, где рабочий и крестьянка обучают своего сына водить комбайн-звездолёт из чистой энергии.
Остальной город преимущественно состоял из приземистых пост-хрущёвок I-447 и I-434K, кирпичных домов 89ой серии и избушек частного сектора – остатков деревень, которые слились с Сахаранском давным-давно после строительства завода по переработке свёклы.

В канаве, чьим берегам позавидовала бы небольшая река, валялась пара продуктовых тележек, наполовину утопленных в грязной воде. Гипермаркет был уже рядом.
Светлана составляла список покупок для дочери максимально точно. Когда пару лет назад Соня начинала делать покупки самостоятельно, то позвонила маме четыре раза, чтобы уточнить какой марки нужно молоко. Подойдёт ли пакет на девятьсот граммов или нужен обязательно литр? Какую брать жирность – два с половиной процента, полтора или три целых два десятых процента? В каком ценовом диапазоне нужно покупать пакет молока?
Девочка постоянно жаловалась на врачебный почерк матери. Однажды Светлана сделала над собой усилие и начала писать списки покупок аккуратно как домашнее задание. В тот далёкий день она была очень близка к тому, чтобы больше никогда в жизни не поручать дочери ходить за продуктами.
Юная покупательница прошла к мучному мимо семейной сцены… «Подумай о детях! Что она, стирает лучше?! Готовит лучше?! Чем? Чем она лучше?! – Да жопа! Жопа у неё лучше!». …Затем свернула мимо касс к молочке. Престарелый алкаш с горящими трубами старался рассчитаться вне очереди, засовывая бутылку синьки между чужими покупками. «Сышь, ты это, ему вместе со мной пробей, хорошо? Потом разберёмся – Блядь, дядя! Съебал в ужасе! И пузырь свой забери»!
Соня задержалась у полки с фильмами, чтобы поставить подряд друг за другом коробочки «Человек Акула», «Человек Комар» и «Человек Змея». Потом, в другом ряду, поправила неровно стоящие пакетики с соусами.
С потребительским бюджетом следовало обращаться очень осторожно – по дешёвке не стоило брать только любимое лакомство семьи. Сыр. Ценники на других продуктах нужно выбирать пониже. Например, брать сахарный песок именно производства родного завода.
В наушниках играла песня «Ничего не говори» группы Рок Острова. Прежде, чем взять десяток яиц, Соня постучала по ним пальцами как палочками по барабанам. Беззвучно открывая рот, она запела куплет в микрофон из бутылки подсолнечного масла: «Я уйду и карты биты, ничего не говори…». Вроде всё. Девочка. Оставалось только рассчитаться. «Ничего не говори…».
– Девочка!
– …это жжёт огонь внутри.
– Да вынь же наушники хоть на секунду! – возмутилась кассир. – Двадцать рублей пятнадцать копеек.
– Простите…
Кто-то из очереди недовольно забурчал, кто-то заржал. У Сони слегка покраснели уши. Пока она рассчитывалась, из кошелька выпала и укатилась пара крошечных монет и их пришлось спешно отковыривать от кафельного пола.

Соня зашла в коридор, отставила пакет и отворила дверь в квартиру. С кухни раздалось шипение сковороды и мамино приветствие:
– Соня!.. Ты уже ела?!
– Да, – девушка сняла туфельку.
– Что ты ела?
– Тосты и минералку, – девушка сняла другую туфельку.
– Ясно… Ты пропылесосила вчера вечером?
– Да, – она зашагала по квартире.
– Ты всё купила, что я написала?
– Да.
– Масло на акции взяла?
– Да.
– А молочку?
– Да, – Соня зашла на кухню с пакетом и начала его разгружать. – На акции, на скидке, с нижней полки, самое дешёвое. Уже собирались выбрасывать, но вспомнили про семью Мышкиных и решили придержать.
– Ой дочя, ну и характер у тебя… Копейка рубль бережёт. Поймёшь, когда повзрослеешь. – хозяйка отключила засвистевший на плите чайник. – Я считаю, тебе следует завести домашнее животное, чтобы поучиться организации бюджета… и ответственности.
– На питомца будет вагон денег уходить.
– Ничего страшного. На питомца найдём.
– Ловлю на слове, – Соня сложила пластиковый пакет в пластиковый пакет с пластиковыми пакетами.
Светлана поставила перед ребёнком чёрный чай, бутерброд с сыром, глазунью с жареной картошкой и укропом.
– Мама, ты опять мне сахар в чай положила.
– Одну ложечку. Без сахара же не вкусно.
– Но с сахаром у чая только один вкус – вкус сахара.
– Что поделать. Отравишься так отравишься, – женщина вздохнула и начала раскладывать покупки по местам.
– Мегера.
– Анорексичка комнатная.
Соня опустила голову:
– В школе чай СС, дома чай СС…

– Соня, ты давно общаешься с Кристиной Кажан?
Чай СС чуть не заляпал обеденный стол.
– Откуда ты знаешь? – спросила она сквозь кашель.
– Мы живём в маленьком городе. Ко мне намедни заходит наш новый начальник, Влад Казимирвоич, и говорит, что давеча подвозил со школы домой мою Соню. Мол, приятно было познакомиться. Дочери в одном классе учатся, мы в одном отделении работаем. Прям соседи по всем фронтам. Кстати, чего это он тебя подвозил, если от нас до школы пятьсот метров?
Соня промолчала.
– Лучше бы тебя мальчики до дома проводили… Ну, хорошо, что ты в кое-то веки с одноклассницей подружилась.
– Не буду я ходить с мальчиками.
– А что в этом такого?
– Мальчики ужасны.
– Почему это? В таком возрасте нормально, что мальчики и девочки начинают дружить, гулять друг с другом…
– Все беды от мужчин, мам. Этому даже сказки учат. Русалочка превратилась в морскую пену, Дзинь-дзинь отравилась, Красную Шапочку вообще съели… Любовь – это зло.
– Кошмар. Ума не приложу, откуда у тебя такие дурацкие мысли в шестнадцать лет. Ты у меня такая умная девочка, а такие глупости говоришь!
На кухню зашёл Сергей.
– Света, куда ты положила моё зарядное?
– Что значит, куда я положила? Твоя зарядное там, где ты его оставил. И, скажи мне, пожалуйста, сколько можно оставлять бардак на кухне? Тебе так трудно выбросить за собой скорлупу от яйца или чайный пакетик, поставить солонку или молоко на место?
– Ой, всё. Спросить уже ничего нельзя что ли? Чего ты завелась с утра?
– Я тебе озвучила чего. Ты же даже батон не отрезаешь, а… я не знаю, грызёшь его что ли?
– Света, хватит чушь городить.
– Научишься класть вещи к месту, не будешь их терять.
– Слушай, не знаешь где, так бы и сказала, а не вот это вот всё…
– Заебал.
– Нет мне места в этой квартире, – процедил сквозь зубы хозяин дома, развернулся и ушёл к дивану. – Слова не проронить!
– О чём это мы? – Светлана повернулась к дочке, жующей завтрак.
– Да так…
Ворпал зазвонил. Соня уставилась на смартфон будто у того выросли руки и ноги, и он застучал ими по столу в истерическом припадке. Она и забыла, что ей кто-то может позвонить.
– Может ответишь уже? – мама сделал телевизор тише.
«Блин, что говорить то надо?»
– Моси моси .
– Мышкина, ты нормальная? – Кристина издала смешок похожий на хрюк. – Мы прогуливаемся сегодня или ты будешь все выходные дома овощить?
– Ну, я это… того…
– Какая у тебя квартира?
– А?
– Номер квартиры у тебя какой?
– Номер один.
– Отлично.
Вызов завершился. Спустя минуту раздался звонок в дверь.
– Доброе утро… К какой Соне? – удивился отец.
Услышав это, «К-какая» быстро собрала кусочком хлеба желток, проглотила его и поспешила из-за стола в прихожую:
– Пшивет.
– Привет.
– Тебе нужно приглашение, чтобы войти?
– А?? Не, – Кристина уверенно переступила через порог.
– Соня, как ты с подругой разговариваешь-то? – сделал замечание Сергей. – Ой, а я и не понял сначала, что к моей Соне! Сергей Семёнович.
– Кристина.
– Пойдём, – Соня бросила недовольный взгляд на отца и потащила гостью в детскую.
– Какая красивая! – сказала Светлана вместо «здравствуйте».
– Здравствуйте.
– Вы ведь собрались идти гулять? Кристина, так останься у нас на чай! На пустой желудок вы далеко не уйдёте, сил на прогулку не хватит. Мы как раз завтракаем. Можешь хочешь жареной картошечки? С лучком, с укропчиком. Или достанем печенье к чаю?
– Спасибо, я…
–… на диете, – встряла Соня. – Кристина на диете и не голодна и уже позавтракала.
– Дочка, ты сама не ешь и другим не даёшь!
– Ей вообще есть нельзя! Много, – она заволокла подругу в своё логово и закрыла дверь.

Кристина сразу принялась исследовать: «Какая миленькая маленькая комнатка!», «А что у тебя больше нет мебели, кроме этого кресла-качалки?», «Какие красивые книжки!». Хозяйка сначала напряглась, будто книжки были хрустальными, а стены и пол – стеклянными, но потом смирилась с тем, что добровольно пустила посетителя в свой крохотный мирок.
Соня открыла шкаф, чтобы переодеться. Гостья обомлела – гардероб был что у героя мультфильма или комикса. Чёрные платья с белыми воротниками висели одно за одним как униформа.
Кристина подобрала со столика блокнот А5 в твёрдом переплёте с Безумным чаепитием на обложке.
– Ух ты какой у тебя почерк! Прям переписка Пушкина с Лермонтовым! Я в школе и не замечала. Тебе не лень все эти петельки выводить?
У Сони появилось ощущение, что её сейчас изнасилуют. То, что она была в нижнем белье добавляло атмосферы. Метаться поздно – Кристина открыла тетрадку со стихами на случайной странице и начала читать:
Спустилась ночь на этот мир,
и звёзды ясно светят
Над нами ворон прокричит,
промчит холодный ветер

Мы те, кто любит мясо, хмель,
закон нам век не нужен
Пойдём к костру скорей теперь,
там проведём свой ужин

Кто здесь собрался, посмотри:
Убогий что-то шепчет,
а рядом с ним разбойник спит,
свой нож украдкой держит

Танцуют тени у костра,
одна из них блудницы;
смеётся, пляшет, весела –
сегодня ей не спится

А вот плутовка, трюков мастерица,
игральных карт берёт колоду
Своим искусством без гроша
оставит тьму она народа

Здесь заправляет всем Барон,
хозяин денег он и власти,
Спешу к нему я на поклон,
владыке чёрной масти…
– Ё-моё, тут целая книжка стихов!
– Всё, пойдём, – раскрасневшаяся Соня выхватила блокнотик из рук вампира.

Сахаранск чётко делился на две территории, разделённые лесом – жилую и промышленную. Посреди леса ютился трамвайный парк, отвечающий за транспортировку работяг туда-обратно. Жилая часть лежала возле местной речушки продолговатой «кишкой» километр в ширину и восемь в длину. Это не считая разных избушек, коттеджей, СТО и прочих отщепенцев по периметру.
Соня по привычке угостила дворового чёрного кота, что перебегал ей дорогу, и подруги отправились на прогулку. Первой «остановкой» в маршруте был дворец культуры. Над входом красовался городской герб – улыбающаяся половинка свёклы и три кубика рафинада. У Сони герб всегда ассоциировался со Светильником Джека.
– То есть, ты не боишься ни чеснока, ни солнца?
– Я не люблю чеснок и яркий свет потому, что у меня сильное обоняние и зрение, рассчитанное на темноту, – она поправила розовые очки-авиаторы. – И днём мне всё время хочется спать.
– Так это… мне днём тоже всегда хочется спать. А кресты, распятья?
– Нет, – Кристина задумчиво улыбнулась и посмотрела православный Храм Пресвятых Сердец похожий на свадебный торт.
– Чего на нас все пялятся и оборачиваются? Ты заметила? – Соня презрительно глянула на прошедшего мимо парня, который тут же сделал вид, что изучает уличный фонарь.
– Да я как-то не обращаю внимание.

У дороги встречались выцветшие пожолклые биллборды. Кристина называла их «шильдами». Первая шильда предупреждала о вреде синтетического наркотика Спайс. Надпись гласила: «Скажи Спайс Нет!». При этом, в слове «нет», буква «е» была оформлена как красный запрещающий знак, перечёркивающий изображение шприца. В результате получалось что-то вроде «Скажи, спайс HOT!», что очень двусмысленно звучало по-английски. Второй биллборд пустел. Ветер игрался белыми кусками не до конца оторванной бумаги. Третий гласил «Сладкое место для вашей рекламы!». Нарисованная на нём клубника уже давно истлела и казалось готова была рассыпаться в пыль.
Красный сигнал светофора сменился на чёрный, приглашая перейти зебру.
Работники зеленстроя занимались городским ландшафтом, высаживая туи. Вместо всего. Чуть дальше, где раньше был просторный лужок, на котором граждане любили устраивать пикники и загорать среди одуванчиков, работники утыкали всё тонюсенькими хлипкими саженцами, привязанными к подпоркам. Колышки стояли так часто, что по осени казались свежим военным кладбищем с обломанными крестами.
– …не пойму от чего это место называется рестораном, – Кристина провожала глазами вывеску «Фударт». – Ресторан для меня – это место где собираются люди в фраках и платьях, к ним подходит официант, раскладывает пятьдесят вилок и… никто не знает, что делать… в том числе сам официант.
– Что же это тогда по-твоему?
– Кафешка.
– А как тогда называть фаст-фуды?
– Бичёвнями? Жральнями??
– Может тогда лучше закусочными?
Подруги свернули возле аптеки.
– Слушай, зайдём, – Соня направилась к зелёному кресту.
– Зачем?
– У меня сейчас эти дни начнутся. Совсем забыла купить в гипере.
– Какие «эти» дни?
Соня опешила.
– Красные дни календаря.
– Праздники?
– Кристина, а ты иногда покупаешь в аптеке что-нибудь сама для себя?
– Гематоген.
– Какое средство личиной гигиены нужно именно женщинам?
– Зубная щётка?
«Ясно. У моей первой в жизни подруги не бывает месячных. Не удивлюсь, что если она и срёт, то исключительно трюфелями. В шестом классе однажды перед контрольной по математике разболелся животик… и потом так каждый месяц по пять дней. Впрочем, тут уже как кому повезёт с наследственностью. Я так перепугалась после первого раза, что потом полгода таскала запасную пару белья в сумочке. Гематоген, блин…».
Школьницы прошли мимо ночного клуба «Сатир» (гигантский серый кирпич и с боку чёртик), Дворца Бракосочетания, гостиницы «Кристалл», кинотеатра «Наследие», который всё чаще показывал старые фильмы чем новые, и подошли к одному из входов в Парк Культуры и Отдыха. Соня составляла планы…
– …На «Терминатор Два» обязательно надо сходить. Шварценеггер, в принципе, как Электроник. Но злой робот – это вынос мозга! Ощущение, что такое мог выдумать только искусственный интеллект, а человек бы не додумался! В общем, чувак – это сгусток умного металла, который принимает разные формы и которому всё нипочём. Например, взорви его, а он всё равно потом стекается в лужу и восстанавливает себя… как Капитошка!
– Мы почти пришли ко мне, – перебила Кристина.
– Мы идём к тебе?
– Конечно. Что за вопрос? Сначала побыли у тебя в гостях, теперь пойдём ко мне.
– Я так поняла, ты живёшь в частном доме?
– Ага. Тут недалеко, за парком.
Соня представила, что они выходят на опушку леса и видят за деревьями своды белокаменного замка, щеголяющего синенькими башенками с развивающимися флагами. И ручной дракон. В реальности, они прошли парк на вылет, затем брели по просёлочной дороге мимо частных домов с высоченными заборами, лающими на прохожих, и наконец, подошли к двухэтажному деревянному дому. На балконе с большой дверью-окном четыре колонны поддерживали свод. На каждую из шести комнат приходилось по два узеньких окна. Доски выглядели обшарпанными, светлая краска давно выцвела. Осень на фоне добавляла картинке аутентичности. Открытка «Поздравляем с прожитой жизнью».
– Это ты здесь живёшь?
– Ага.
– Подожди, так он, блин, старше города. Как такое может быть?
– Всё правильно. До войны здесь была усадьба мелкопоместного дворянства. Потом районная библиотека. Тут возле реки всегда гнездилась куча людей в сёлах и на хуторах. Что, ты никогда не слышала? Дом Кажана. Принадлежит моей семье, наверное, лет двести. Ну, с перерывами конечно.
– Я… ну… да… нет…
«Хренова аристократка. Как знала».
Внутри стариной веяло ещё сильнее, чем снаружи: часы с кукушкой, скрипящая лестница, свист заблудившегося ветра. Жидкокристаллический телевизор и современная мебель в гостиной напоминали работу мастера Фотошопа. Капитальный ремонт настиг только ванную – ощущение, что дверь туда была порталом в какой-то совершенно другой дом. На верёвочках для белья висели большие чёрные прищепки с крылышками, видимо, изображавшие летучих мышей.
Влада Казимировича дома не оказалось. Кристина с энтузиазмом проводила экскурсию, объявляя названия комнат, будто Соня в принципе не знала, что такое «гостиная», «ванная», «спальня» …
– А это моя комната!
В интерьере преобладал розово-персиковый и креветковый цвет . Значительную часть комнаты занимал шкаф с одеждой. О стену опиралось ростовое зеркало с подсветкой. На этажерках стояли учебники, шкатулочки, косметика и мягкие игрушки. Смущал только…
– Гроб. Ты спишь в гробу? Это получается, как в «Интервью с вампиром»? Тебе обязательно нужен гроб, чтобы спать?
– Нет, это вовсе не обязательно. Впервые слышу.
– Не обязательно? Подожди, спать в гробу не обязательно, но ты спишь…
– Да.
– Кристина, ты что готка? – Соня захихикала. – Тебе не хватает того, что ты вампир? Как твой папа вообще согласился на такую дичь? Или ты косишь под Белоснежку?
– Надо было тебя всё-таки глушануть лопатой, – обиделась Кристина.
Плюшевый розовый кролик тоже смотрел из гроба обиженно. Экскурсия продолжилась. «Кухня!».
– Это холодильник. Здесь мы храним еду для смертных.
На полках хранились три яйца, два яблока, сосиска, хлебцы, масло, упаковка укропа и бутылка красного вина.
– Ты когда-нибудь пила алкоголь? – Кристина потянулась за бутылкой.
– Я иногда наливаю себе чай со льдом в стакан рокс и притворяюсь, что пью виски.
– Значит надо попробовать. Отметить встречу! Выпить за знакомство! Вино как раз на кровь похоже.
– Нельзя же алкоголь.
– В смысле, нельзя? Мне ничего не будет. Я могу кое что есть и пить.
– Нам же по шестнадцать лет.
– Соня, если бы тебя сейчас слышали Ранеткина с Розеткина, они бы подавились пивасом.
– Я имею в виду…
– А может и чем другим бы подавились, – она взяла бокалы и штопор из витражного шкафа. – Что с тобой станет от двухсот грамм?
– Но мама и твой папа…
– Соня, представь. К тебе подходит мужчина твоей мечты, и такой «Мазель, можно… вас»? «Не, я не такая, мне только шестнадцать. Что скажут мама и папа! Надо бы спросить у них разрешение, перепроверить какой возраст согласия у нас в стране, а то не по протоколу выходит. До свадьбы нельзя». Да?
– Это другое.
– Мышкина, не будь кайфоломкой. Пошли в гостиную, там телик.

Вино оставалось только на дне бокалов. Девушки сидели, оперившись спинами друг о друга и болтали о ерунде.
– …В младшей школе мне дали кличку Эльза.
– Мне – Минни Маус. Никогда не забуду то своё платье.
– Потом, с двенадцати лет я часто гуляла с разными мальчиками… Обделённые моим вниманием мальчики, и девочки, обделённые вниманием моих мальчиков, быстро и единогласно пришли к «Кристина – блядина».
– Понятно, – Минни Маус сделала последний глоток. – Когда класс узнал, что князя у Достовеского в «Идиоте» зовут Лев Мышкин, иначе как идиоткой меня месяц никто не называл.
– У тебя все косяки происходят на уроках русского?
– Ага. Почему, например, меня не любит Мальвина?
– Ты имеешь в виду больше, чем другие одноклассники? –Кристина тоже допила своё вино. – Почему?
– Клара Клар… Карал… блядь, Карловна, – Соня отставила бокал в сторону и встряхнула головой. – Клара Карловна три раза проводила на уроках анонимные конкурсы поэзии. Местное шоу «Голос». А Мальвина, понимаешь ли, не-такая-как-все, самопровозглашённая начинающая поэтесса. Победа для неё была очень важна и принципиальна... Буду краткой, выигрывала всегда я.
Кристина хрюкнула и засмеялась:
– Осторожно, Моцарт, сыпанут тебе яда когда-нибудь.
– Ещё случай, – девятиклассница привстала и важно подняла палец. – Нам дали домашнее задание написать детскую сказку. Один пассажир не заморачивался, а тупо списал сказку у Биссета.  Наверное, взял из сборника «Путешествие дядюшки Тик-Так». Он зачитал две строчки, и чёрт меня дёрнул в слух ляпнуть «это что-то знакомое». Клара Караловна сразу отреагировала и потребовала рассказать это «что-то знакомое». Я рассказала. Обман раскрылся. Парень пересдавал.
– Оооооо! Жесть! Стала классным полицаем?
– Иуда рядом не стоял. После урока можно было смело отправляться на девятый круг ада и вмораживаться в лёд.
– А ты какую сказку тогда написала?
– Эээээээээээ… В общем, школьник попадет в мир тетрадей и учебников, где ему предстоит исправить свои последние оценки, – Соня оживлённо зажестикулировала. – Две двойки, мальчик и девочка, были озорниками-близнецами. Они постоянно дурачились, вставали на головы и шутили, что «они уже и так пятёрки». Ещё одной оценкой была Четвёрка-с-плюсом. Вся такая важная, но с плохо скрываемым комплексом неполноценности. Четвёрка таскала с собой плюс как Оскар или как гламурные стервы таскают с собой маленьких собачек. Школьник отправлялся с этими тремя кадрами в путешествие через красные строки, леса цифр, моря букв и прочее фентези. Всё хорошо заканчивалось и оценки становились пятёрками. Но оценки грустили. Бывшим двойкам стало не солидно дурачиться и незачем вставать на голову, а бывшая четвёрка расстроилась из-за пропавшего плюса как Том Хэнкс из-за Уилсона в фильме «Изгой» . Когда главный герой в конце готовится вернуться домой, оценки просят его не забывать их.
– Прикольно.
– Смысл в том, что мы получим результат. Лучше или хуже, трудами или обманом, не важно. Всем нам когда-нибудь будет «пять» …, например, пять дней в неделю с девяти до пяти. Мы станем этими одинаковыми пятёрками, нормальными гражданами, сдавшими выпускной экзамен, но мы не должны забывать наши ошибки и всё такое… Может глупости понаписала. Мама тогда почитала мою сказу и сказал, чтобы я не писала про двойки и четвёрки, а только про пятёрки, иначе мне не поставят хорошую оценку.
– Может быть нормальным без всяких «но» не так уже и плохо.
Кристина внезапно поникла, завяла и виновато уставилась на красную капельку на дне бокала.
– Ты чего?
– В детстве я редко нуждалась в крови. Ела обычную еду, только мало, редко. Потому в шестом классе перед контрольной по математике у меня разболелся живот. Я впервые почувствовала голод. Из тебя словно вырывает орган и эту дыру надо заполнить. Теперь так по пять раз в месяц. Как наркоша живу от дозы до дозы. Постоянно нужно дурить голову мальчишкам. Постоянно нужно следить кого кусаешь, чтобы не разносить заразу и, например, не кусать людей с глаукомой. Папа иногда ворует кровь на работе, даёт пить свою, покупал свиную на скотобойне. Бывает, что я набрасываюсь со спины на одиноких людей, которые поздно возвращаются с работы домой, – Кристина скривила личико и захныкала. – Как маньяк! На прошлом месте, когда мы жили в панельнике, соседка оставляла нам запасные ключи от квартиры. Я однажды ночью прокралась к ней и тоже укусила.
Кристина почти расплакалась. Соня почувствовала себя насквозь мокрой жилеткой. Жилеткой мокрой от крови.
– Это… не всё так плохо. Ты отражаешься в зеркале и солнце тебя не берёт. Ты хороший вампир. Как Блейд, например.
– Ох, Соня… Когда маленькой я плохо себя вела и не слушалась папу, он пугал меня, что за непослушными вампирятами приходит Блейд. Я до сих пор боюсь негров.
Соня впервые почувствовала культурный шок от знакомства со Кристиной и не знала, что сказать.
– Ты только Воиновой в школе не говори, что боишься негров. И вообще перед ней не говори «негр». Говори «чёрный» или «афроамериканец». Лучше не упоминай другие расы. Знаешь… не общайся с Воиновой.
Соня начала перечислять одноклассников и то, что о них думает. Кристина отвлеклась и прекратила хныкать.
– А что это за микрофоны на полочке под теликом?
– Это для караоке. Правда, мы им не пользуемся никогда.
– Каракоке это когда поют под минус?
– Да, типа под фонограмму.
– Со словами на экране?
– Ага.
– Страшная глупость.
– Полнейшая глупость.
– Кто только такой ерундой занимается?
– И не говори!

Девочки пели сорок шесть минут подряд.
– Как я играла на гитаре, не жалея маникюра! И, как фея, танцевала, и хихикала, как дура! Чтобы только ты заметил, что к тебе я равнодушна! Чтобы только ты не понял, для чего все это нужно… – внезапно Кристина принюхалась и обернулась. –…Папа?! Ты давно тут так стоишь?
– Минуток пять, – Влад стоял в дверях комнаты с пальто в руках. – Получается, вы не такие уж и занудные вредины как мы думаем со Светланой Станиславовной.
– Что?!
– Здравствуйте, – Соня смущённо завертела микрофон в руках.
Старые часы пробили семь вечера, намекая, что с дружескими посиделками стоило закругляться.

– Пап, слушай, ты же отвезёшь Соню домой? Тут не далеко, но уже темно и…
– Сколько вы выпили? – врач поднял пустую бутылку с журнального столика, надеясь, что она была одна.
Соня обняла мужчину:
– Покатай меня, большая черепаха!
Влад сделал такое движение рукой будто хотел сорвать с себя лицо.
– Влад Казимирович, вы чего? Я же прикалываюсь.
Мужчина облегчённо выдохнул и протянул ребёнку жевательную резинку:
– Держи.

Вечером старый дом Кажанов смотрелся зловеще. На улице начался дождь. Соне хотелось, чтобы лето не уходило, а снова начиналось. Она завертела Ворпал в руках, надела наушники, нашла трек. Татьяна Овсиенко запела: «Лето нам дарит в подарок много дней и ночей… Нежно вздыхают гитары… Снова влюбленные пары … Бродят по улице юности моей». Темноту разрезали фары Кадиллака.
Кристина убрала одну капельку из уха подруги.
– Кристина?
– Кажется, ты кое что забыла.
«Ждет у подъезда мальчишка. Может, я смелая слишком…»
– Что?
– Это.
«…Что разрешила себя поцеловать».