Черная мамба

Все произошло в считанные секунды.
Три часа дня, знойный денек в самом разгаре августа. До начала занятий во всех школах страны – всего ничего, каких-нибудь полмесяца. Роскошный подарок малышне от родителей – в честь прощания с беззаботной порой лета: парк аттракционов «Весельбург» бьет рекорд по посещаемости. Здесь не только самые маленькие, конечно, полно и беспечных подростков. Фанаты «Очень странных дел», открывшие для себя восьмидесятые – эпоху, в которой их не было, – осаждают просторный, хорошо кондиционируемый зал с аркадными автоматами (все отделаны под чарующую старину). Тут даже несколько мужчин лет тридцати, и они искренне счастливы. А та аудитория, что чуть более казуальна, заняла киберспортивный корт. Эти – в массе своей лишь услышали, что там, снаружи, произошло. Кто-то даже не стал отрываться от увлекательного матча, не выбежал наружу – поглядеть, что же это там такое громыхнуло. До чьих-то ушей, закрытых наушниками, ни сам звук, ни последовавшие вскоре крики так и не дошли. До чьих-то очень счастливых ушей.
Но снаружи народу было ничуть не меньше, чем в залах и помещениях. По факту – в разы больше, и плевать на жару. Недостатка в свидетелях не было.
Три часа дня.
Аттракцион назывался «Черная Мамба». Извилистая металлическая змея скользила то вверх, то вниз по сияющим хромом рельсам. Самый первый, головной вагончик – выполнен в форме змеиной головы с раззявленной пастью: с пластмассовых клыков стекает карикатурно-зеленая «ядовитая слюна». Тоже пластмассовая. Состав – битком набит пассажирами: в жару порывы ветра, бьющие прямо в лицо на крутых виражах, взлохмачивающие волосы, воющие в ушах, кажутся чем-то практически желанным. Сердца пассажиров замирают, когда поезд вскарабкивается на самый верхний пролет – и резко летит вниз. Но этот трепет – желанный, сладостный, оплаченный по карте или наличными (по карте постоянного посетителя даже предусмотрена оплата баллами). Здесь не найти подлинного страха, конечно, здесь есть лишь его кратковременная иллюзия, рожденная бездумным телесным восприятием высоты. А так – «Черная Мамба» гордость парка, построена с соблюдением всех стандартов безопасности.
Три часа дня: как и тысячу раз в своей жизни до этого, стальная змея взяла небывалую высоту – и понеслась вниз. Когда она миновала одну из секций, та рухнула. Возможно, всему виной была та самая проклятая погода последних дней – большой город то бросало в дрожь из-за невесть откуда берущейся влажности, то иссушивало до предела палящим солнцем. На памяти старожилов редко такое бывало. А может, повинен во всем был Валерий Валерьевич Елькин. В одну из своих смен он чувствовал себя очень несчастным – поссорился с женой. В тот день вообще много всего накатило – и горестные думы о том, что дочь растет отбившейся от рук, и алкогольная «завязка» начала изматывать, и зарплата, довольно высокая, если брать средний показатель по России, начала казаться несправедливо маленькой – еле-еле хватает, а тут и автокредит (семейную машину Валерия Валерьевича, хорошенькую новенькую «ладу», недавно угнали), и думать, кому и сколько заплатить, чтобы дочь поступила на этот свой ненаглядный дизайн (по своим-то баллам, как пить дать, не пройдет, на учебу забила – и при этом метит на топовую специальность, нет бы в бухгалтера, как мать). Одним словом, было дело – отнесся к своим обязанностям Валерий Валерьевич, ответственный за безопасность, спустя рукава. Плюнул на все и ушел со смены раньше, попросив друга-коллегу отбрехаться, в случае чего, перед проверяющими. Имел право человек – жизнь-то не сахар.
Истинная причина обрушения рельсовой секции, впрочем, не так уж и важна. Важен результат. Огромный вес металлических вагонов и их пассажиров в сочетании с инерцией, порожденной бешеной скоростью поезда, были комбинацией, которую законы гравитации едва ли могли опровергнуть. С оглушительным грохотом состав на скорости около двадцати метров в секунду завалился в сторону и протаранил стальную опору у подножия спуска. Во все стороны брызнул пластик – разлетелась декоративная змеиная голова. Пассажиры первых вагонов посыпались на твердый и холодный бетон внизу, словно диковинные плоды с какого-то человеческого дерева. Владик, молодой блондин с прической полубокс, падал, держа за руку Жанну, свою девушку, с которой они встречались уже месяц; в другой руке у него был поручень оторвавшегося крепления. Жанна немного боялась за задержку месячных, все никак не могла сказать об этом Владу – ей совсем не улыбалось в свои семнадцать с половиной, в расцвет легких и беззаботных лет, обзавестись «спиногрызом» (меткое словечко она усвоила с детства – от родителей). За шанс немножко отдохнуть и развеяться она ухватилась, будто за спасательный круг. Еще и порадовалась обходительности Владика – как ни крути, а хороший парень, не скупится на нее, водит то в кино, то на концерты, то вот в парк… Их тела ударило о бетон почти одновременно – осколки ребер проткнули в десятке мест легкие Влада, его нос провалился в череп, словно в гнилую тростниковую корзинку – упал он ничком. Мочевой пузырь Жанны лопнул от удара вместе с селезенкой и экстренно опорожнился, часть волос, выкрашенных в пепельно-серый, сорвало от трения об опору, задетую почти у самой земли, и абсурдной паклей отбросило в сторону – где уже лежал двенадцатилетний мальчик Ваня со своим отцом Сергеем. Ваня прожил на целых двенадцать минут больше родителя. Отец умер еще в воздухе – оторвался тромб.
Не всем повезло упасть. Кто-то, как тридцатипятилетняя Анна, все еще молодая душой бьюти-блогерша, был смят в гармошку вместе со стальными бортами вагончиков: небывалый союз изначально мертвой стали и только что умершей плоти – не разберешь, где начинается одно и заканчивается другое. Двух супругов обезглавило – кровь из обрубков их шей, будто алый дождь, пролилась на трупы их детей, мальчика и девочки восьми и девяти лет от роду соответственно. В кратчайший промежуток времени до схода «Черной Мамбы» с рельс, мать успела заметить неладное – и приказала детям, худеньким, без труда выскользнувшим из-под поручня безопасности, присесть у ног и свернуться клубочком, чтобы, когда поезд врежется в опору, был хоть какой-то шанс. Ничего не получилось. Сила удара убила их, а очень толстого мальчика в вагоне впереди, на которого-то и поручень с трудом налез, рывок вскрыл, точно орех – мотки кишок, влажно чавкнув, шлепнулись ему на легкие парусиновые туфли, все в крохотных дырочках, чтобы нога дышала.
Три часа пять минут: визг и скрежет металла, рвущего металл, исполненные муки вопли раненых и умирающих. Аттракцион назывался «Черная Мамба», но в тот августовский денек, полный зноя и горя, его полноправно можно было переименовать в «Черную Смерть».
Никому не повезло.
Никому, кроме десятилетнего Кирюши Миронова, который и сам не был пока уверен, считать ли свое положение везением.
Кирюша, тихий и послушный мальчишка, сидевший в одном из срединных вагонов, по иронии судьбы, почти не пострадал. Он сильно ободрал колени и руки, вывихнул ногу, его чудом миновали тяжкие увечья. Но до спасения все равно было еще далеко. Середина змеи-состава, частично смявшись, частично разлетевшись, переплелась с рухнувшей решетчатой секцией опор. Два соседних вагона встал на дыбы, образовав нечто похожее на букву «А»: из них во все стороны торчали смертоносные обломки арматуры, уподобившие конструкцию не то капкану, не то крокодильей пасти, сомкнувшейся – пока еще неплотно – на едва живом, еще не до конца осознавшем весь ужас ситуации мальчике. Смертоносный частокол обрел хрупкое равновесие, но металл, то и дело лязгая и вздрагивая, придвигался все ближе и ближе – ощерившись зазубренными краями.
Кирюша осторожно осмотрелся, тихонько всхлипывая. Кто-то кричал вдалеке, тянулась без конца одна истошная, монотонная, нечеловеческая нота. Его соседа по вагончику – сына маминой подруги, ровесника – выбросило наружу перед тем, как жуткий капкан сомкнулся. Внизу, на дне повисшего почти под прямым углом вагона, у основания импровизированной металлической литеры «А», лежало чье-то крупное тело в фиолетовом бомбере. Кирюша не мог видеть лица мужчины, но оно было к лучшему – от того мало что осталось. Он аккуратно свесил ноги, держась дрожащими руками за перекладину, пытаясь найти какую-то наиболее удобную позу в центре капкана. Смятые вагоны зловеще лязгнули – и зазор, брезживший впереди, сократился. Любое неаккуратное движение могло превратить «А» в «I». Кирюша Миронов был очень напуган, но страх не помешал ему осознать нехитрую истину – самому ему отсюда не выбраться.
Повиснув на поручне и уперевшись кое-как пятками в дрожащие от напряжения борта, он, шмыгая носом, стал ждать, пока его спасут. Добрые дяди непременно придут и вытащат его отсюда. Так ведь всегда бывает – в фильмах, мультиках. Не может быть, чтобы его в этом жутком клубке искореженной стали попросту забыли. Рано или поздно за ним придут.
О его присутствии догадались только через два часа – и то лишь потому, что кричащий неподалеку человек наконец-то умер, прямо на руках у двух сотрудников парка, бледных и еле живых от ужаса. Жуткий монотонный вой стих, и Кирюша решил позвать на помощь. Его руки и ноги, служившие распорками, помогавшие хранить равновесие внутри стальной пасти, уже затекли, их била сильная дрожь перенапряжения. Пот и слезы заливали ему глаза, сопли в носу оставили возможность дышать лишь ртом – гортань пересохла, воспалилась. Собрав остатки сил, мальчишка крикнул – Помогите! Я тут, я живой! – и его услышали.
Минут десять спустя в щели кто-то показался. Свет в капкане погас. Оксана, совсем еще молодая сотрудница парка, трогательно хрупкая на вид девушка, в которой никто до поры и не подозревал столь завидную выдержку, пролезла внутрь с фонариком. Максим, ее коллега, долго отговаривал от подобной авантюры. Оксана ему втайне нравилась.
- Убьешься же, дура! – орал он. – Ты посмотри на эту хуйню, она же сложится в любой момент! Тут спасателей ждать надо! С гидравликой! Пусть разжимают!
- Да они еще когда приедут! А там ребенок внутри! Ты совсем глупый, да? Убери руки! – Она вывернулась из его грубой хватки, ухватилась за торчащую из жуткого переплетения арматурину – и по-пластунски полезла вверх, к прорехе, в которую, как казалось со стороны, едва ли кто-то может поместиться. Макс остался внизу. Он ошалело таращился на нее, рот у него был чуть приоткрыт. Весь ужас ситуации не помешал ему отметить, что попа у Оксаны, обтянутая джинсовыми шортами, очень даже ничего. Эту самую попу он частенько любил представлять колотящейся о своей живот. Идиотская, неуместная эрекция расперла брюки.
Она слезла минут через пятнадцать. К тому времени на месте уже оказался Евгений Сталеваров – главный инженер парка. Он одним из первых бросился к месту трагедии – и сразу стал помогать с посильным разбором завалов. Тридцатичетырехлетний, холостой, в отменной форме, с волевым лицом старой закалки, каштанового цвета волосами (мягкими и шелковистыми на ощупь, как хорошо знала его старушка-мама), он внушал некое подспудное умиротворение даже в самом сердце кошмара – поэтому Макс и позвал его. В трех словах объяснив ситуацию, он попросил предпринять что-нибудь, как-нибудь образумить эту дуру Оксану, убьется ведь, куда девка тупая лезет. К тому моменту Оксана и сама спустилась. В ее васильковых глазах стояли слезы. Она была щуплая, маленькая, худенькая – но ей хватило сноровки пролезть внутрь лишь наполовину. Кроме того, она случайно задела ногой труп мужчины с ободранным лицом – и тот вывалился наружу, скользнув по ее ноге и рухнув в груду обломков внизу. На бледной коже Оксаны осталась размазанная алая полоса.
- Там мальчик, – объяснила она, всхлипывая. – Маленький совсем, лет десять.
- Мертвый, да? – спросил Макс, и она одарила его уничижающим взглядом. Переведя на Евгения глаза, полные немой мольбы, она сбивчиво затараторила:
- Живой, Евгений Александрович, в том-то и дело, что живой мальчишка, плачет, устал, говорит, очень, просит помочь… ну надо же что-то скорее сделать, ну хоть что-нибудь, там столько этих железок страшных, господи!
- Что тут поделаешь… спасателей ждать надо! – со знанием дела произнес Макс. – Сами мы его оттуда хуй вытащим. Тут не попишешь ничего, блин…
 - Спасателей уже вызвали, – сказал Евгений. – Но по пробкам сегодняшним они к нам доедут где-то через час-два.
- Да он же там умрет за это время! – Оксана округлила глаза, и как раз в этот момент шаткая конструкция из смятых вагонов угрожающе заскрежетала над ними.
- Мы сами там сдохнем, если полезем, дура! – визгливо отпасовал Макс.
- Или нет, – заметил Евгений, потирая подбородок. У него было тяжко на сердце, и он понимал, что когда спасатели и медики приедут, им останется только забрать изуродованные куски мяса, еще недавно бывшие людьми. О чем-то думавшими. За что-то переживавшими. Кого-то любившими. Вполне возможно, мальчишка – единственный выживший. Настоящее чудо. Действовать нужно было как можно скорее. – Макс, помнишь, у нас в прошлом году лифт между этажами в ТЦ застрял? Еще двери разжимать тогда пришлось.
- Ну да, помню. – Макс почесал в затылке.
- Помнишь же, где пневморазжим лежит? Сбегай за ним, будь добр.
Теперь уже от ужаса округлились глаза Макса.
- Евгений Саныч… да вы чего хоть…
- Сбегай, – твердо повторил главный инженер и положил руку Максу на плечо. – Если можно – поскорее. Давай.
И Макс побежал. Пока он искал пневморазжим, Евгений, как мог, облегчил подход к щели капкана. Даже возвел из обломков что-то вроде импровизированной лестницы. Сунув голову в проход, Оксана говорила с Кирюшей. Убеждала его, что помощь уже пришла, и его сейчас вытащит большой и добрый дядя. Говорила, что накормит мальчика сладкой ватой со своего киоска, как только он окажется снаружи. Образ мальчишки – бледного, кудрявого, чье маленькое тело ходило ходуном от перенапряжения, – буквально ранил ее; она обливалась слезами, кусала губы до крови и молила, чтобы этот придурок Макс, который только и был горазд, что таращить на нее сальные глазенки украдкой, поторопился.
Инструмент принесли, и Евгений, закинув разжим на плечо, стал карабкаться к пролазу. Стальная конструкция вибрировала под натиском распорок, но, кажется, держалась – всякий раз, когда металл недобро щелкал и гудел, у него в груди болезненно екало. Наконец, проход был худо-бедно готов. Стиснув зубы, Евгений стал осторожно, медленно протискиваться вперед. То, что он увидел в сердце капкана, вызвало у него тошноту, почти физическую. Жутко острый обломок арматуры уперся в грудину – прямо напротив сердца.
- Малыш! – окликнул он Кирюшу – бледного, смахивающего на призрака. – Ты можешь ко мне спрыгнуть? Я тебя поймаю!
- Я боюсь, – тонким, надорванным шепотом ответил мальчик-призрак. – Тут подо мной все шатается.
- Не бойся. Я тебя поймаю. Ну, давай же! – Евгений протянул руку. Каких-то тридцати сантиметров не хватало, чтобы ухватить мальчишку за лодыжку, быстро стащить вниз – и спрыгнуть вниз, к безопасности, к ждущим снаружи, в испуганном и огорошенном мире, Максу и Оксане. – Давай, я прошу тебя! Чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше!
- Хорошо! – прошептал мальчишка. – Вы только поймайте меня… пожалуйста!
- Поймаю! Давай сюда, ко мне… вот так… аккуратненько….
Тело мальчишки ударилось о его руки, и Евгений перевел дух. Опустил ногу назад – и тут же сердце у него екнуло. Желчь, едкая и мерзкая, подступила к самому горлу. Нога никак не могла найти опору в виде спинки кресла – и зависла над пустотой. Он стремительно терял равновесие.
Зловеще застонал металл, стальные челюсти поползли медленно вперед…
Все произошло в считанные секунды.
Закричала Оксана, когда кровавый фонтан, брызнувший из проема, ослепил ее. Слепо всплеснула руками – и в ту же секунду стальная «А» обрушилась на нее, разломав грудную клетку. Скрежетал металл, пережевывая свою добычу. Вагоны рухнули вниз, подняв облако пыли, по серому бетону покатилась отсеченная тоненькая рука – рука ребенка лет десяти, не меньше. Следом из капкана вылетела голова Евгения. Она подкатилась к ногам Макса – тот в самый последний момент успел отбежать на безопасное расстояние, – и уставилась на него испуганными глазами. В волосах – мягких и шелковистых на ощупь, как позже отметит один из спасателей, паковавших голову в мешок для трупов, – запуталась металлическая стружка.
Макс с минуту стоял, глядя на эту голову, чувствуя, как по штанине стекает моча.
А потом – завизжал, как резаный.