Теперь-то уверенно стучавший пулемет пытался нащупать совсем не Рика. О нет, совсем не его. И, против воли и пасмурного настроения, несмотря на холодные капли дождя и сонливость, лицо солдата растянулось в довольной улыбке. Едва заметной, но ощущалась так, будто от уха до уха.
	— Пожрите свинца, ублюдки, — прошептал Рик. Перед глазами всплыли картины прошлого утра – то, как легко и просто гибли сослуживцы.
	Крики стали громче. И ближе. Достаточно, чтобы расслышать проблески эмоций. Фрицы устали. Боялись. Паниковали, рвались куда-то вперед и… радовались? Не поверив ушам, Рик прислушался внимательнее. И правда. Какой-то гунн был чертовски возбужден и чертовски рад.
	А коса пулеметного огня неторопливо двигалась по нейтралке. Шмели из свинца и стали со свистом неслись над избитым войной полем, нащупывая цели – или улетая куда подальше. Туман не давал ничего рассмотреть.
	Рик же водил винтовкой из стороны в сторону. Где-то там? Нет. Может, где-то там? Кто знает. Солдат помнил, что многие умирали без единого звука, но ему проще было целиться в никуда, чем отпустить цевье побелевшими пальцами. Так он и ждал. А брошенный вдоль окопов взгляд показал, что ждал Рик не один.
	На языке снова появился прилипчивый вкус грязи.
	Отчаянные вопли. Лающие обрывки фраз на другом языке. Редкие выстрелы. Шорох дождя, стук пулемета и бормотание сослуживцев, все это беспорядочным потоком лилось в уши солдата. Как и вонь, трупная гниль и запах влажной земли впитывались в нос. А перед глазами маячила риска прицела, за которой была серая пелена тумана.
	И тут что-то исчезло. Рик даже не сразу понял, и лишь взглянув на укрепление догадался, что это стих пулемет. Но появился тихий звон проволоки. И крики стали разборчивее…
	— Нихт шиссен! Битте! — прорвался сквозь туман крик. — Нье стреляйте! Пожалуйста! Вир гебен ауф! Капитулирен!
	Осмотревшись, Рик увидел, что и остальные оказались нерешительны. Все молчали. Только поглядывали друг на друга, словно ища поддержку. Сам солдат тоже хотел промолчать. Но ведь это он подбил пулемет на стрельбу, так? Еще и убитый им сослуживец висел на колючке в какой-то кривой, будто осуждающей позе…
	— Не стре… — хриплый голос дал петуха, потому Рик закашлялся. — Не стрелять, парни! Эй, ганс! Иди сюда!
	Никто и не стрелял.
	Но стиснутые в руках винтовки были готовы. А вдруг это все обман? Как подберутся фрицы – да закидают окопы гранатами!
	Едва ли те три фигуры, которые вышли из тумана, могли такое сделать. Их ждали – но появились они все равно внезапно. Раз, и на сером фоне вдруг появились силуэты в серо-бурой форме. Гунны.
	Рик следил за ними через прицел. Винтовка, казалось, даже не дрожала. А вот фрицы покачивались, с трудом переставляя ногами, каждый шаг выглядел до боли неуклюже. Двое опирались на свое оружие как на костыли. Штык в землю, ладонь на приклад, полный боли шаг, вырвать винтовку из грязи и повторить.
	— Нихт шиссен! Битте! Ум химмельс виллен! — надрывно крикнул тот, кто шел на своих двоих. Его лицо было перемазано в грязи. — Нье стреляйте! Пожалуйста!
	Марко погиб. Брайан-младший, как говорили сослуживцы, лежал в тылу с простреленной рукой. А больше никто из взвода языка гуннов не понимал. И чего он кричит?
	Троица вражеских солдат медленно ковыляла к окопам. Непрерывно оглядывалась, торопилась как могла – могла плохо. Они шли чуть наискось, обходя цепочку глубоких, утопавших в липкой грязи воронок, прямиком к Рику. Под прицелом полутора десятков винтовок, пулемета, под ярко-бледным огнем осветительной ракеты.
	Чем ближе фрицы подходили к окопу, тем хуже они выглядели. Без касок. В грязи и крови. В растрепанной и потрепанной одежде. С широко раскрытыми, почти выпученными глазами и распахнутыми ртами.
	Один не выдержал. Выпустил своеобразный костыль, рухнул на колени и, скрючившись, повалился в грязь. Даже на расстоянии, даже чуть оглохнув из-за стрельбы, Рик слышал горькие рыдания и жалобные, звероподобные завывания. Но они затихали.
	Оставшиеся двое, не обратив внимания на павшего собрата, брели дальше.
	За десяток ярдов упал второй. Споткнулся или подвернул ногу, плашмя повалился на землю и так и не встал. Его винтовка осталась торчать прикладом вверх.
	Да и последний опустился на колени. Посидел с секунду, качаясь словно дерево на ветру. Сплюнул что-то темное и на четвереньках пополз в траншею, совсем не разбирая дороги. Но все-таки добрался. Кое-как вполз на бруствер, заметил Рика и двинулся к нему.
	 — Битте! Хелфен си! — пробулькал фриц и разразился кашлем.
	— Не понимаю, — Рик качнул головой, отступил и поманил солдата к себе. — Иди сюда! Ко мне!
	Тот понял. И дополз, хлюпая липкой грязью. На мгновение навис над окопом, но руки соскользнули – и фриц мешком повалился на дно. Без криков, лишь протяжно застонал, ударившись о гнилые доски. На лице были свежие, глубокие на вид ссадины, форма оказалась изрезана и порвана, а левый ботинок вообще куда-то подевался.
	Рик опустил винтовку… и тут же вскинул, когда солдат медленно, с болью на лице полез за пазуху.
	— Битте… — прошептал тот. А за спиной Рика хлюпали сапоги сослуживцев. — Битте, нехмен си дас!
	Палец лежал на спуске, дуло смотрело прямиком в лоб, но фриц все-таки достал кое-что из-под одежды. Заляпанные кровью фотографию и конверт. Вздохнув, Рик перехватил оружие и осторожно взял протянутое.
	— Данке… — выговорил враг. Его глаза закатились, рука безвольно плюхнулась в грязь, он весь обмяк.
	Мертв. Как есть мертв.
	Чудом сохранивший немного белизны платок, пара-тройка аккуратных движений – фотография относительно чиста. Можно разглядеть, что вообще на ней.
	Семья на фоне какого-то городского дома. Конечно. Фриц и его родня. И письмо тоже наверняка им. Хотел отправить, а вместо этого умер во вражеских окопах черт знает от чего, и никогда уже не вернется домой.
	Как мог и Рик. У него не получалось оторвать взгляда от фотокарточки, взгляд все рассматривал и рассматривал веселые лица мужчин и женщин, парней и девушек. В гражданской одежде, чистые, счастливые – а вышло вот так.
	Сердце забилось еще быстрее. Выступил холодный пот. В голове как-то неожиданно появилось осознание того, что его надежды отслужить до конца войны и вернуться домой могут разрушиться в один миг, одной пулей, одним снарядом или метким ударом ножа в печень. Смахнув влагу с лица, Рик опустился на землю и прислонился к стенке траншеи. Фото не отпускало. А рядом возились, ворча и бурча, сослуживцы.