Э. А. По, "Ворон"

Как-то в полночь, в час унылый, как, усталый и тоскливый,
Я раздумывал над томом позабытого труда, —
Как дремал я, засыпая, звук донёсся, пробуждая,
Словно кто-то, в ночь блуждая, постучать решил сюда;
"Просто кто-то", проворчал я, "постучать решил сюда, —
Так бывает иногда."

Ясно вижу, вспоминая: шёл декабрь, угасая,
И, как призраки мерцая, стыли угли уж тогда.
Ждал я утра наступленья; — тщетно я искал спасенья
В своих книгах от мученья об ушедшей навсегда, —
О блистательной, чьё имя ныне стихло навсегда; —
Имя — ныне пустота.

Шелковистый и нерезкий вздох пурпурной занавески
Вдруг меня повергнул в ужас, незнакомый мне тогда;
Трепет сердца усмиряя, всё шептал я, повторяя:
"Это кто-то, в ночь блуждая, постучать решил сюда —
Просто кто-то, в ночь блуждая, постучать решил сюда; —
Так бывает иногда."

Дух воспрянул мой, подъемлясь, и, уж больше не колеблясь,
"Господин", сказал, "иль дама, я сгораю от стыда,
Но дремал я, засыпая, и, так тихо пробуждая,
И так мягко пробуждая, Вы стучались в дверь тогда,
Что с трудом услышал я Вас услышал...", — распахнул я дверь тогда; —
Мрак вокруг и пустота.

В мрак вперяясь беспросветный, долго я стоял там, бледный,
Видя злые сны, что смертный взор не видел никогда;
В тишине, столь нерушимой, в темноте, столь недвижимой,
Только имя мной любимой с губ моих сошло тогда, —
Лишь "Ленора?" шёпот эха до меня донёс тогда! —
Только это и едва.

Вновь за книги возвращаясь, всей душою содрогаясь,
Вдруг опять услышал стук я где-то громче, чем тогда;
"Точно", рек я, "точно, это за окном стучатся где-то,
Нужно мне взглянуть на это, страх развеяв без следа, —
Замереть лишь на мгновенье, страх развеяв без следа; —
Ветер это и листва!"

Замер, ставни распахнув — в миг тот, крыльями взмахнув,
Древний и надменный Ворон медленно вошёл сюда;
В миг тот, он, не поклонившись, на мгновенье не смутившись,
Горделиво покружившись, медленно влетел сюда —
Выбрав целью бюст Паллады, медленно влетел сюда —
Подлетел и сел туда.

Этой птицы облик чёрный мыслей ход прервал тлетворный, —
И, дивясь суровой стати, я с насмешкой рек тогда:
"Пусть растрёпан он и гол он, всё же он величья полон,
Древний и зловещий Ворон, что из Тьмы забрёл сюда, —
Назовёшься ли, о Ворон, с брега Стикс пришед сюда?"
Молвил Ворон: "Никогда."

Вновь пришлось мне поразиться — явно речи внемлет птица,
Хоть ответ внёс мало смысла — мало ясности сюда;
Ведь нельзя не согласиться — вряд ли кто-то мог дивиться
Прежде зрелищу, как птица, подлетев и сев туда,
Где хранится бюст Паллады; — подлетев и сев туда,
Молвит ясно: "Никогда."

Но, верхом на бюсте этом, произнёс он, счёв ответом,
Только это слово, словно душу всю излив туда.
Так сидел он, не моргая, крыльями не колыхая,
Но, пробормотал едва я: "Как друзья мои тогда,
Так и он наутро сгинет, как Мечты мои тогда!",
Молвил вновь он: "Никогда."

Повторённым вновь ответом, столь осмысленным при этом,
Поражённый, рек я: "это просто слово, что тогда
Повторял один несчастный, когда Рок его ужасный
Гнал и гнал вперёд, ненастный, до тех пор, как навсегда, —
До тех пор, как песнь Надежды заменило навсегда
Это слово — "Никогда."

Но опять сей Ворон чёрный мыслей ход прервал тлетворный:
Своё кресло прямо к бюсту пододвинул я тогда;
В мягком шёлке утопая, долго я сидел, мечтая,
Мысль за мыслью, всё гадая, что же он вложил туда, —
Что же он, зловещий, страшный, всё же мог вложить туда,
В это слово — "Никогда."

Так сидел я и дивился, но ни слова не решился
Бросить птице, чьи глазницы в душу вгрызлись мне тогда;
Так сидел я, размышляя, спинку кресла попирая,
Бархат тусклый чей, мерцая, в полутьме алел тогда,
Но чей мягкий тусклый бархат, что во тьме алел тогда,
Ей не тронуть – никогда!

Сладость воздух тут пронзила, как незримого кадила
Взмах рукою Серафима, что с небес сошёл сюда.
"Как же слеп мог быть ты прежде — шлёт Господь тебе, невежде,
Утешенье в злой надежде об ушедшей навсегда;
Пей же, пей же утешенье и забудься навсегда!"
Молвил Ворон: "Никогда."

"Вестник!", рек я, "вестник в зле он! Вестник, птица ты иль демон!
Зашвырнула ль тебя буря, Дьявол ли заслал сюда,
Страшный но неустрашимый, в край пустынно-нелюдимый,
В дом сей, Горем одержимый, — утолится ли нужда?
Есть ли — есть ли тот бальзам чудесный? — в нём теперь моя нужда!
Молвил Ворон: "Никогда."

"Вестник!", рек я, "вестник в зле он! Вестник, птица ты иль демон!
Перед Господом, нам милым, что над нами сущ всегда,
Ты скажи душе ненастной, сможет ли в дали прекрасной
Встретить лик моей несчастной и ушедшей навсегда, —
Лик блистательной, чьё имя ныне стихло навсегда?"
Молвил Ворон: "Никогда."

"Прочь, со мною расставаясь!", — возопил я, поднимаясь, —
"Прочь в объятья этой бури, что тебя несла сюда!
Не оставь в знак расставанья лжи своей воспоминанья!
Впредь не множь мои страданья! — вон же с бюста навсегда!
Вынь из сердца чёрный клюв свой и умчись же навсегда!"
Молвил Ворон: "Никогда."

И с тех пор не улетит он, и сидит он — всё сидит он
На Паллады бледном бюсте так же, как сидел тогда;
И зрачок его горящий, словно демон полуспящий,
И под лампой, свет струящей, тень бросает он сюда;
И душе из этой тени, что бросает свет сюда,
Не подняться — никогда!