Промозглый Вестервальд

О, красивый Вестервальд,                                                                                                                                                                 За твоими холмами свистит ветер, так холодно,                                                                                                                                Но всё же маленькое солнышко                                                                                                                  Проникает глубоко внутрь, в сердце
                                                                                                 Westerwald marsch текст Джозеф Неухаузер


Помню, в тот день я его не узнал. Он сидел за столиком ближе к окну и пил уже давно. Его форма СС, которая всегда была выглажена и чиста, изрядно помялась, и уже имела несколько следов от пепла на рукаве. Взгляд был устремлен вдаль и не выражал ровным счетом ничего. Я подсел к нему, поздоровался и уже готов был ответить на обыденную дружескую улыбку взаимностью, но он так и остался сидеть с сигаретой в руке и смотреть уже сквозь меня вдаль.
  Уже несколько дней по радио я слышал речи фюрера и господина Геббельса о предателях революции и мятежниках и сегодня утром прошел слух, что что-то произошло, якобы штурмовые отряды подняли мятеж. Так как Георг являлся шарфюрером, я хотел расспросить его об этом.
  Георг был способным малым. Его отец был военным, и Георг уже с малого возраста мечтал, что превзойдет своего отца в военном деле. Сначала кадетский корпус, потом военное училище. Но потом, когда у его отца отнялись ноги, Георгу пришлось идти работать на стройку. Он знал каким трудом достаются деньги, поэтому не был из “золотой молодежи”. Из старых сбережений отец еще мог платить за обучение сына в военном училище, но на еду им часто не хватало. Еще в начале двадцатых его несколько раз приглашали на выступления членов НСДАП, и тогда он поверил в то, что партия сможет принести процветание и даст защиту народу Германии. Георг не был фанатиком, он, как и многие был поражен оккупацией Рура и убийством людей, которые сопротивлялись интервенции.
  По его лицу прошла мимолетная судорога. Он поприветствовал меня и продолжил курить. Я хотел начать из далека, но он перебил меня и спросил:
-Ты ведь пришел спросить меня о том, что происходило сегодня утром, ведь так?
Его нижняя губа дрожала. Я осторожно кивнул.
-Они всех их убили.
Его голос дрожал. Он резко обхватил голову руками и стал шептать.
-Я не хотел… Я старался… Я не отдавал приказ, не отдавал…. Я не стрелял…
Я сидел и с ужасом смотрел на его глаза, которые пытались, как будто что-то нащупать перед собой.
Когда приступ прошел, Георг опустил руки и стал смотреть на стол перед собой. Тогда спросил меня:
-Помнишь Отто? Из военного училища, где мы с тобой учились. Пухлый, маленький Отто… Он был там… Мы расстреляли 23 человека, он был 21-ым…
Сделав еще один глоток спиртного, он нервно закурил.
-Это лицо… Животный ужас в глазах и стеклянные смотрящие вдаль зрачки… Это лицо оно тут передо мной, я ничего другого не вижу… Они сказали мне, что за мужество, проявленное при подавлении мятежа, меня повысят… Разве эти чертовы звания стоят таких жертв?
Я пододвинул ему рюмку. Он откинул ее от себя. Он резко встал, начал срывать с себя все значки, шевроны и погоны. И дико кричать, мне казалось он рвет глотку.
-Они должны были защищать людей, а не расстреливать своих! Они обещали нам защиту и процветание нации! А мы получили только страх, что завтра нас так же, как и зверей забьют, поставят у стенки и похоронят за городом в яме, которая станет последним пристанищем еще для толпы таких же несчастных!