«Еврейская составляющая у Шаинского была очень сильна»
Как известная израильская поэтесса восприняла историю о кузнечике, который пал жертвой лягушки с прожорливым брюшком? Какое произведение стало песней года в кибуце на севере страны? Зеэв Гейзель перевел припев «Голубого вагона» благодаря длинному коридору иерусалимского кафе, узнал, что такое бардовский тенор, и даже сводил легендарного детского композитора в синагогу. Результат — Чебурашка, Гена и остальные герои детства овладели ивритом.

— Вы переводите Пушкина, Бродского, Гумилева, Ахматову, Мандельштама... Что побудило вас взяться за «Чунга-Чангу» и «Пусть бегут неуклюже»?
— Я тогда еще не был тем, кем считаю себя сегодня, — профессиональным переводчиком русской поэзии на иврит. Песни Владимира Яковлевича стали моим первым большим проектом. В декабре 1998 года Шаинского пригласил в Израиль фонд, занимающийся детьми. Я тогда работал советником Биньямина Нетаньяху, и с композитором меня познакомил поэт Борис Салибов. Встреча состоялась в кафе «Алей-гефен» на иерусалимской улице Агрипас. Существенная деталь — в недра заведения вел длиннющий коридор.
За столом завязался разговор. Я сказал Шаинскому, что перевожу стихи на иврит. «А что-нибудь моё вы переводили?», — оживился композитор. Ответил: «Да, „Чунга-Чангу“». «А, например, „Голубой вагон“?» — спросил Шаинский. И я слукавил, сказал, что именно сейчас работаю над «Голубым вагоном», но готов только припев. «Спойте», — не отставал маэстро.
— К стенке припер.
— Тогда я сказал, что мне надо на пару минут отлучиться, прошагал по бескрайнему коридору, напоминавшему сосиску, а потом вернулся. За это время я придумал, как «Катится, катится, в дальний путь стелется» будет звучать на иврите:

Кмо шатиах, кмо шатиах
Раца дерех ла-ракиа,
Шама бевадай тагиа
Коль а-мишала
Бе-либо шель коль эхад
Йеш тиква леадей-ад,
Ше-кулану яхад ба-ракевет а-кхула!

Я чуть-чуть изменил ритм, и Владимиру Яковлевичу это поначалу понравилось. Мы продолжили общаться. А потом был концерт, где должны были исполнить совсем уже еврейскую песню «Зажигайте субботние свечи», написанную Шаинским на слова Салибова. Я влетел в зал, когда дети пели последний куплет, и вытащил листочки с переводом: «А теперь то же самое — на иврите!» Пел я, пел Борис, пели основатель сети школ МОФЕТ Яша Мозганов и известный русскоязычный раввин Элиягу Эссас. Аплодисменты убедили композитора в том, что знакомство надо продолжать.
— А потом?
— Потом я поехал в Москву, мы встретились, я показал уже имевшиеся переводы. Мы составили список из 15 самых известных детских произведений Шаинского, плюс «Зажигайте субботние свечи». А вот «Голубой вагон» пришлось переводить заново.
— В чём была причина?
— Я напомнил Владимиру Яковлевичу о той, иерусалимской, версии, сделанной экспромтом. Он скривил гримасу: «Никуда не годится. Я изобрел новый ритм. Любому человеку простучи „та, та-та, та-та-та“, и он отгадает песню». Пришлось подчиниться:

Кан эйфо ше-погшим
Ба-ракиа пасим
Шам эль а-тхелет ракевет тиканес.
Коль эхад, коль эхад
Мехаке ла-нисим,
Коль эхад, коль эхад
Мехаке ло нес.

— Чем стали для него известные всем советским детям песни в переводе на иврит? Приятным курьезом или чем-то более значительным?
— Шаинский отнесся к этому проекту очень серьезно и сам сделал заново все аранжировки. Был в этом определенный практический смысл, потому что как раз тогда композитор готовился к переезду в Израиль, надеялся, что песни помогут освоиться на новом месте. Но с другой стороны, еврейская составляющая у него была очень сильна. Он гостил у меня в поселении Алон-Швуте, в субботу пошел в синагогу. Жену Светлану он называл Орой на ивритский манер.
— Как восприняла произведения Шаинского целевая израильская аудитория?
— Взрослые среагировали довольно специфически. Известная поэтесса, услышав «Кузнечика», сказала: «Какой трагический сюжет!» Еще один человек, тоже творческий, внимательно прочитал «Улыбку», после чего удивился: «Мне сказали, что это детская песня, но там такой глубокий философский посыл». А вот дети восприняли произведения Владимира Яковлевича адекватно. В киббуце Манара местные юные киббуцники даже выбрали того же «Кузнечика» песней года и с восторгом исполняли это произведения чуть ли не в День Независимости. Ко мне также обращались за разрешением использовать переводы в работе с трудными подростками.
— Вы не только перевели, но и исполнили переведенное. Почему Владимир Яковлевич предпочел вас условному детскому хору израильского Гостелерадио?
— Он хотел, чтобы проект был реализован максимально быстро. Мы сидели в ресторане, я что-то подпевал вторым голосом, и Шаинский заметил: «У тебя бардовский тенор». — «А что это такое, Владимир Яковлевич?» — «Я и сам не знаю. Но он у тебя есть». Ему понравились мои восточные рулады, «Никрэти Чебура-а-а-а-ашка». «Отлично, — заявил композитор, — так и пой. Пусть Чебурашка будет йеменским евреем».
— Каким человеком он был вне пюпитра?
— Жизнь била из него ключом. Владимир Яковлевич поселился в Ашдоде. Что делает человек его возраста по утрам? Ответ: бежит на пляж — бежит! — и не просто плавает, а ныряет с аквалангом.
Шаинский много путешествовал и в советское время насмотрелся на разных прогрессивных лидеров. Он изображал выступление Фиделя Кастро: «Выходит этот козел на трибуну и кричит: капитализмо! Публика свистит и топает ногами. Кастро продолжает: империализмо! Публика опять свистит. Сионизмо! Кубинцы дружно негодуют, не сбавляя громкости». «Я был так горд, — улыбнулся Владимир Яковлевич, — Фидель считал, что это три мировые главные силы. Уважал!»
— А кого уважал сам Шаинский?
—  Ни к кому с особенным пиететом он не относился. Кроме, разве что, великих композиторов. Я его однажды спросил: «А вот если бы взяли и оживили Моцарта, он бы себя нашел в современном шоубизнесе?» «Запросто, — ответил Владимир Яковлевич. — Освоил бы компьютер и стал сочинять музыку... для мультфильмов».