Стальная флейта. Сказание о тёмном патриархе.

***

- Мужчина, хотите девочку?

Вопрос этот, заданный тихим, но в то же время настойчивым тоном, как бы превращающим его в утверждение, застал Дениса Александровича врасплох. Оторвавшись от незаконченного сообщения на экране мобильного телефона, он не нашёл ничего лучше, чем переспросить:

- Простите, что?
- Девочку. Хотите?

Близоруко сощурившись, Денис Александрович окинул взглядом "девочку", вынырнувшую перед ним из-под плаща сумерек внезапно и бесстыдно, словно набухший кровью инструмент эксгибициониста. На вид ей было лет двадцать девять. Большие карие глаза, как две спелые черешни, влажно блестели в отсветах Ленинградского вокзала. Округлое лицо с резкими скулами несло на себе печать усталости и чего-то ещё, неуловимого и влекущего. Поймав взгляд Дениса, незнакомка улыбнулась уголком рта и вдруг выгнула спину, потягиваясь, словно большая кошка. Полы короткой курточки разошлись в стороны, открывая взору тяжёлые спелые груди, туго облегаемые чёрной водолазкой. "Хочу," - неожиданно для себя подумал Денис Александрович, а вслух негромко поинтересовался:

- И почём нынче девочки?
- Четыре тысячи, - ответ был дан с таким видом, как будто речь шла о цене пальто.

Денис не знал, мало это или много, но на всякий случай поскучнел лицом и сделал вид, что уходит. Прохладные пальцы мягко сомкнулись на его запястье.

- Три с половиной. Пойдёмте, молодой человек, у меня квартира неподалёку.

Давно, очень давно Дениса Александровича не называли молодым человеком. В свои три с половиной десятка он был лыс, как бильярдный шар; лик его был обезображен высшим техническим образованием и густыми пшеничными усами, похожими по форме на обувную щётку. Прекрасно понимая, что при соответствующих обстоятельствах эта дама назовёт его хоть царём иудейским, он всё же ощутил к ней невольную симпатию. Впрочем, не последнюю роль здесь сыграло слова "квартира" и "неподалёку". Ближайший поезд до Красноярска отправлялся из Москвы где-то после полудня, и Денису пришлось бы, отчаянно сражаясь со сном, всю ночь проедать и пропивать командировочные в привокзальном кафетерии, если бы не эта нечаянно подвернувшаяся альтернатива. Приятная альтернатива.

Не дожидаясь ответа, незнакомка повлекла его за собой мимо стеклянной коробки вокзала, вдоль фонарных огней и бесчисленных припаркованных автомобилей. Глупо улыбаясь, Денис взял её за руку - ладонь была тёплой и на ощупь немного шероховатой. Свободной рукой он набирал СМС:"Доехал нормально, сижу на вокзале. Кофе отвратительный. Люблю, целую. До связи."

Миновав тихий дворик, где чёрные деревья пахли весной, они подошли к железной двери подъезда. Высвободив руку, девушка набрала код. Поднимаясь следом за ней по тускло освещённой лестнице, Денис Александрович безотчётным движением вытер освободившуюся ладонь о брючину. Его знания о женщинах древнейшей профессии ограничивались сведениями из жёлтых газет и третьесортных детективов. Кажется, их не полагается целовать, особенно в губы; однако уместно ли гулять с одной из них за ручку по безлюдным ночным переулкам, вдыхая апрельский воздух, разбавленный парами бензина, и вслушиваясь в удаляющийся перестук вагонных колёс?.. Устыдившись своей внезапной брезгливости, Денис поднёс ладонь к лицу. На длинных сухих пальцах инженера, более привычных к штангенциркулю и рейсшине, нежели к женским пальчикам, остался лёгкий аромат табака и жасмина.

- Вы идёте?

Стоя на верхней ступеньке пролёта, "девочка" терпеливо ждала, пока её ночной кавалер приведёт растрёпанные чувства в порядок. Глядя снизу вверх, инженер впервые обратил внимание на её губы - полные и чувственные, сейчас они были изогнуты в лёгкой, необидной усмешке, будто незнакомка знала, о чём думает её спутник. Или думала, что знала. А Денис Александрович думал о том, что правила устанавливает тот, кто платит, и сегодня он будет целовать эти прекрасные губы, невзирая ни на какие обычаи. А потом они будут целовать кое-что ещё... Шумно сглотнув, Денис продолжил подниматься по лестнице.

Квартира, в которую они вошли, знавала лучшие времена. Ожидавший чего-то наподобие будуара великосветской куртизанки, Денис был несколько разочарован. Светлые пятна на потёртых обоях и отдельные продавленные паркетины намекали на былую роскошь, однако в настоящий момент от меблировки прихожей остался лишь крючок для одежды. Дверь комнаты напротив входа оказалась заперта на массивный навесной замок. Стальная скоба заменяла ручку, ещё одна была с особым цинизмом вбита прямо в полированное дерево косяка. Правее в глубине коридора виднелся туалет с традиционным писающим мальчиком на двери. Возможно, именно оттуда доносилось тонкий, едва уловимый душок, будто в унитаз недавно смыли подтухшие мясные обрезки.

Денис Александрович осторожно повесил пальто на пресловутый крючок и стал разуваться, ощущая нарастающую неловкость. В этом чужом доме он чувствовал себя лишним и неуместным. Сейчас он снимет второй ботинок, поправит воротник, пройдёт, так сказать, в нумера - и что дальше? Как интеллигентный человек, он не мог просто взять и вступить в коитус с незнакомой дамой, не выпив с ней чаю, не побеседовав о современной литературе. Кстати, он так и не спросил, три с половиной тысячи - это за час или за ночь?

В лысой голове инженера крутились вычитанные всё в той же бульварной прессе истории о недобросовестных "ночных бабочках", которые тянули время, заговаривая зубы стеснительным клиентам. По истечении оговорённого срока приходил громила-сутенёр, которого, разумеется, нисколько не интересовало, чем конкретно клиент занимался с его протеже. Его интересовала лишь оплата услуг, и в этом вопросе он был совершенно непреклонен... Денис Александрович пообещал себе, что не будет стеснительным. При первом же удобном случае он набросится на свою гостеприимную хозяйку, аки лев рыкающий. И станет пользоваться ей не как Кассандрой, а как простой и ненасытный победитель.

Цитата из Высоцкого придала Денису решимости. Аккуратно поставив обувь на то место, где, согласно неписанным канонам советского дизайна, должна была находиться обувная тумба, он изготовился набрасываться. Но не успел. Тонкие пальцы вцепились в его рубашку так, что затрещали пуговицы. Мягкие губы приникли к его губам, и прежде чем Денис Александрович успел опомниться, влажный язык незнакомки проскользнул в его удивлённый рот.

Они целовались жадно, лишь иногда отрываясь друг от друга, чтобы глотнуть побольше воздуха. Рука Дениса, впившаяся в крутое бедро его пассии бессознательной хваткой грудничка, понемногу обрела волю и поползла вверх, под водолазку, однако незнакомка нетерпеливо оттолкнула инженера к запертой двери и, хрипло дыша, опустилась перед ним на колени. Справившись с ремнём и застёжкой-молнией, она извлекла из ширинки брюк внушительное достоинство Дениса Александровича. Из лёгких "девочки" вырвался протяжный вздох, какой мог бы издать кладоискатель, услыхав под штыком лопаты звон долгожданных пиастров. Откинув с лица прядь тёмных волос, она медленно, будто дегустируя, провела языком от основания к кончику. Затем, обсосав набухшую головку, словно чупа-чупс, отчего та увеличилась в размерах и приобрела цвет варёной свёклы, жрица любви вдруг заглотила мужское естество Дениса почти целиком.

Денис продержался почти три минуты. Затем с утробным рыком он излил своё семя в глотку незнакомки, чья голова ритмично двигалась вдоль его разгорячённого поршня, словно цилиндр дизель-молота, забивающий сваю. Облизнувшись, темноволосая гетера чмокнула на прощание уже начавшую никнуть головку, затем поднялась с колен и за детородный орган, как за поводок, потащила нетвёрдо стоящего на ногах, неспособного к сопротивлению инженера в дверь слева от входа.

Там оказалась небольшая спальня, где уютно горел ночник, а на книжных полках были расставлены пластмассовые фигурки из киндер-сюрпризов. Эта комната больше подошла бы маленькой девочке, нежели той, что недавно продемонстрировала такие чудеса обращения с мужским телом. "Впрочем, - подумал Денис, - в наше время маленькие девочки быстро взрослеют..."

Незнакомка толкнула его в грудь, и Денис Александрович со смесью стыда и облегчения повалился на широкую кровать, заправленную пёстреньким покрывалом. Миг затмевающего рассудок наслаждения прошёл, и инженер был вновь способен мыслить здраво. По всему выходило, что его банальным, хотя и приятным образом, надули. Облапошили. Обвели вокруг пальца. Потому что в ближайшие несколько часов он сможет проявить себя как мужчина, разве что забив гвоздь или починив кран. Даже в цветущей молодости ему редко удавался второй подход к снаряду. А годы, несмотря на здоровый, в общем-то, образ жизни и регулярные занятия спортом, понемногу брали своё.

Плюхнувшись на кровать рядом, девушка подпёрла голову рукой и уставилась на него насмешливо, словно и на этот раз зная, какие неловкие, нелёгкие думы снедают её визави. Глядя в до черноты карие глаза, на дне которых плескался свет торшера, Денис прикидывал, сумеет ли убедить свою нечаянную пассию взять оплату не за полный час, а лишь за первые пять минут. Но тут девушка чуть наклонила голову, прогоняя из зрачков блики, и Денис увидел, что у глаз нет дна, и из них смотрит то, о чём когда-то предостерегал Ницше.

"Пожалуй, не сумею", - смущённо подумал Денис. И, вздохнув, потянулся к ремню. Однако незнакомка остановила его руку. Текучим движением, словно выполняя элемент китайской гимнастики, она стянула с себя водолазку, открыв его взору сочные, чуть полноватые полушария. У Дениса перехватило дыхание - не столько от самой этой наготы, сколько от внезапности обнажения. Не в силах пошевелить руками, внезапно ставшими ватными, он следил за тем, как женские ладони, словно две тёплые бабочки, порхают по его рубашке - и рубашка раскрывается им навстречу, как бутон ночного цветка. Была невыразимая поэзия в этих движениях. Однако вовсе не о стихосложении, не о хореях и ямбах думал Денис Александрович, когда над ним, будто спелый плод на никнущей к земле ветке, нависла тяжёлая упругая грудь. Он думал совсем о другом.

Твёрдый горячий сосок коснулся его щеки. Денис потянулся, желая впиться в него губами, но жрица любви властным движением отстранила его голову, вжав её в подушку. Чиркнув по подбородку и едва разминувшись с ключицей, сосок спустился ниже, туда, где под кожей и рёбрами в бешеном синкопированном ритме заходилось сердце. Описав там замысловатую дугу, он медленно и невыносимо плавно пополз в сторону живота. Денис Александрович застонал. Его мужское достоинство вновь наливалось каменной твёрдостью, будто и не было той короткой разрядки в коридоре.

В самый последний момент, почти коснувшись кромки волос внизу живота Дениса, сосок потерял соприкосновение с его телом и взмыл вверх, словно авиалайнер, покидающий взлётную полосу. На лице инженера отразилась какая-то совсем уж детская обида, и незнакомка негромко рассмеялась. Сидя у него в ногах, она улыбалась настолько бесстыдно, что одну эту улыбку строгий ревнитель нравов уже счёл бы порнографической. Неторопливо, будто погружаясь в вязкую патоку времени, затопившего маленькую спальню, она склонялась всё ближе и ближе. В тот момент, когда её коричневый сосок коснулся лиливой от напряжения головки, между ними пробежал лишь им двоим ощутимый электрический разряд, и как чудовище Франкенштейна, пробуждённое к жизни этим электричеством, Денис Александрович взревел и вскочил с постели. Повалив смеющуюся незнакомку на кровать, он наконец сделал с ней то, что собирался сделать ещё в прихожей



***

- Интересная у вас квартира.

Они пили чай, согнувшись над низким журнальным столиком, который, судя по изрезанной вдоль и поперёк столешнице, здесь играл роль стола кухонного. Незнакомка, одетая в рубашку Дениса, сидела на подоконнике, молча и задумчиво перебирая пальцами босых ног. Денис Александрович вновь чувствовал себя неловко. Он поскрипывал венским стулом, шумно прихлёбывал, чтобы хоть как-то прогнать тишину. Но тишина смыкалась вокруг каждого звука, словно омут вокруг утопленника. Напряжение, незаметное для девушки, но тягостное инженеру, достигло некоей критической отметки, за которой оставалось лишь два пути: либо заплатить по счёту и уйти в сонную суету вокзала, либо разрушить молчание какой-нибудь в меру бессмысленной фразой. Денис выбрал последнее.

- Думаю, после того, что произошло в спальне, мы вполне можем обращаться друг к другу на "ты".

Девушка произнесла это с холодной отстранённостью, но в глазах её Денису почудилась тень улыбки.

- Как тебя зовут?
- Алиса. А тебя?

В бульварном чтиве, с которым Денис Алекандрович имел несчастье быть знакомым, имя "Алиса" носила каждая третья представительница древнейшей профессии.

- Меня зовут Денис... - инженер задумался, не добавить ли отчество, потом решил - не стоит. - Просто Денис. Интересное у тебя имя, Алиса.

Обладательница интересного имени фыркнула.

- Как говорил Антон Павлович Чехов, в человеке всё должно быть интересно. И лицо, и одежда, квартира, и имя.
- Кажется, Чехов говорил немного иначе, - улыбнулся Денис.
- Наверное, это потому, что его звали Антоном - парировала девушка с ленивой грацией опытного фехтовальщика словами. - Впрочем, что касается квартиры, она не моя.
- Тогда чья же? - зачем-то спросил инженер, хотя это и не интересовало его совершенно.
- Любопытный ты, "просто Денис", - вздохнула Алиса. - Однажды с тобой произойдёт какая-нибудь трагическая случайность, и это будет вполне закономерно.
- Аннушка уже разлила масло? - усмехнулся Денис, пытаясь игнорировать некий холодок, при звуке этих слов длинным арпеджио пробежавший вдоль его флейты-позвоночника.
- Невежливо цитировать "Мастера и Маргариту" в разговоре с женщиной моей профессии. Эту книгу проходят в одиннадцатом классе, а на панель идут после девятого.
- Ну вот не надо вот этого, - поморщился инженер. - У тебя на лице написано неоконченное высшее.

Вместо ответа Алиса стала шарить босой ногой в нутре журнального столика. Вскоре оттуда показалась мятая пачка "Данхилл", а за ней, звякнув о паркет, выпала тронутая ржавчиной бензиновая зажигалка. Тьма, обитающая в глазах девушки, шевельнулась и отдала неслышный приказ, повинуясь которому, Денис нагнулся, чтобы подобрать с пола эти орудия медленной смерти. Алиса поощрительно потрепала его по лысому затылку, и отчего-то этот жест не казался унизительным или фамильярным.

- У меня на лице, - Алиса сделала паузу, выпуская в потолок облако горького дыма, - написано исключительно то, что я хочу показать. Это необходимое качество.
- Для проститутки? - Денис впервые произнёс это слово вслух.
- Для женщины.

Инженер усмехнулся в усы. Ответ был ожидаемым и довольно-таки банальным, и ореол таинственности вокруг недавней незнакомки чуть померк.

- Ты - женщина, ты - книга между книг, ты - свёрнутый, запечатлённый свиток, - нараспев продекламировал он. Алиса поморщилась.
- Прекрати говорить цитатами. - Очередное облако дыма отправилось к оштукатуренным небесам. - От этого возникает ощущение, будто я - героиня какого-то псевдопостмодернистского романа.

Денис на несколько секунд прикрыл глаза, беззвучно и едва заметно шевеля губами.

- Ты только что произнесла слово из двадцати четырёх букв, - сказал он наконец. - Почти в три раза длиннее, чем самое длинное слово из словаря Эллочки-людоедочки. Всё ещё хочешь убедить меня, что твоё образование - девять классов и три коридора?
- Моя маман, когда у неё случалось разлитие жёлчи, могла произнести слово из тридцати трёх букв и не поморщиться. - Алиса с силой вонзила недокуренную сигарету в пепельницу. - Так или иначе, я ни в чём не хочу тебя убеждать.
- Разумеется. Это необходимое качество.

Денис, сам того не желая, настолько точно повторил интонации Алисы, что его ирония прозвучала откровенной издёвкой.

- Не поняла.
- Орудие женщины - загадочность. Чтобы максимально повысить меру неопределённости, нужно увеличивать размерность пространства состояний, давая при этом минимум информации. Намекать на многое, не подтверждая и не опровергая ничего.
- Думаешь, я тут с тобой играю в салонные игры? - на мгновение на лице жрицы отразилась ярость тридцати тысяч фурий, но вскоре по нему снова блуждала обычная неуловимая улыбка. - Если орудие мужчины - это логика, то ты пользуешься своим мужским орудием не слишком умело.