Снайпер с Орджоникидзе.

Мы слишком оторвались от своих и теперь, для возвращения, нам нужно было пересечь проспект Орджоникидзе. Нам бы до вечера, до темноты бы досидеться, да нихера мы не досидимся. У нас уже двое раненых, а нас щемят все ближе и ближе. Выхода нет, надо прорываться по светлу. Наши вроде рядом, за проспектом. Сам проспект почти весь за чеченами, так, есть пару мест, на перекрестках, где наши коробочки носятся, там еще можно аккуратно постоять. А тут из каждого окна злой дух смотрит. Вдоль проспекта смотришь, и взгляд упирается в горелые танки.
Надо выходить к своим, но дым ставить нельзя, сразу миномет привлечем, или просто подствольниками закидают.

Моя очередь. Только бы успеть, только бы успеть. Бля, я третий, меня точно поймает. - неумолимо кружилось в моей голове. В ушах стучала кровь, адреналин затмевал разум и тряс все тело мелкой дрожью. Всего один бросок, всего пятьдесят метров и я жив. Пока жив. Но пятьдесят метров по открытой площадке это почти самоубийство. Мировой рекорд на стометровку — десять секунд. В шортах и майке, в шиповках по тартану. Я в таких условиях из 12 выбегал то с трудом. А теперь я в броне, битком набитой разгрузке, и рацией, в кирзовых сапогах по битому стеклу и камню. Секунд 15 я эти пятьдесят метров бежать буду. Не надо быть большим талантом, чтобы за 15 секунд меня завалить тут. Тем более я третий. Первого замечают, второго целят, третьего стреляют.
- Рожай! - сиплый крик слышу я сзади. - Взводный подгоняет — нельзя зависать на месте.
"Господи, помоги!" - я не верующий, но не сейчас. Срываюсь с места, и бегу что есть сил. А сил ни хрена нет, мне кажется что я ползу как черепаха. Ножками семеню быстро быстро, делаю шире шаг, и все равно я ползу как черепаха. Сердце сейчас лопнет! Двойная сплошная! Бля, пиздец, только половина пути, а я уже замедляюсь, я реально не могу больше бежать! Тротуар! Блять, почти живой!
Удар. В бок. Я валюсь головой вперед. Сука, попал. Как таракан карабкаюсь ко входу в здание, не могу встать, ползу на четвереньках. На последнем метре выскакивают двое и затаскивают внутрь.
- Сука, зацепил меня! Клепа, Бобен - че там? - спрашиваю товарищей поворачиваясь на живот - сквозное? Я ни хуя не чувствую!
Они шустро сняли с меня рацию и начали щупать под броней. Щупали, смотрели, ничего нет, крови нет.
Через минуту Клепа снял батарею с рации и сунул мне в руки.
- Рано обосрался. Повезло тебе.
В батарее было сквозное отверстие от пули. Я обрадовался, минус два кило нести. Что не в меня попало тоже обрадовался конечно. Но, что батарею нести не надо больше.
- А вы кто такие? - вдруг донеслось из подвала.
Мы переглянулись, вроде без акцента.
- 81 полк, махра. А вы чьих будете? - ответил я с долей оптимизма.
- разведка 104 вдд. - ответила вылезающая из подвала грязная рожа.
- Далеко до наших? - спросил я?
Дальше разведчики объяснили нам как выйти к своим и предложили прикрыть огнем и дымом, чтобы все остальные разом перебежали, а то на проспекте работает куча снайперов. Про снайперов мы уже хорошо знали. Их предложение было рисковым, но не рисковее моего опыта. Мы прокричали своим что через две минуты кинем дымы и прикроем, пусть тоже кидают дымы и бегут к нам.
Как только дымы встали со всех сторон застрекотало, но шесть шашек дали такую пелену, что остальной взвод проскочил без проблем.

Сразу выйти в наш тыл не получилось. До темна пришлось сидеть на импровизированном опорно-наблюдательном пункте. Ночью мы выдвинулись к своим. Но штабных там не нашлось, а солдаты связисты слышали, что наш батальон вывели из Грозного - разъебали под корень. Наш взвод теперь вроде как ничейный. Взводный узнавал как нам быть. Но нас никто не хотел себе привязывать. Своих забот хватает. И нам поручили этот штаб охранять, наблюдать, и ходить на зачистки зданий по району.
За несколько дней наша махра, то есть пехота, взяла целиком квартал, и линия относительного контроля проходила уже по проспекту Орджоникидзе, там где меня почти достал снайпер. Когда наши стали ходить в атаки через этот самый проспект, то кого-то постоянно доставали снайперы. Они были профи, стреляли в живот, чтобы не убить, а только ранить. А вот тех, кто будет доставать раненого можно и насмерть сразу. Наш взвод поставили на этот проспект наблюдателями за снайперами.
Ночью мы расселись по верхним этажам четырех домов по нашей стороне. За день наблюдений мы выявили около десяти позиций и почти все их обработала артиллерия или наши БМП. На следующий день мы решили продвинуть свою позицию и как только стемнело перешли на другую сторону и стали наблюдать.
Мы разбились по четыре человека. Со мной был Бобен, Клепа и Поляк. Бобен - жирный и гнусавый парень, по жизни дебил, но когда надо умеет собраться. Клепа - самый низкий в полку. Прозвали Клепой, потому что у комбатовой жены собачку-болонку так звали, обычный парень, кроме роста. Поляк был спортсменом и потомственным военным. После срочки собирался поступать в артиллерийское училище, как делали его отец, дед и прадед. И собственно Я, рядовой Умаков, по прозвищу Умка. Все четверо из разных городов, но одного призыва, все рядовые.
Расселись у окон и стали сверлить глазами темные улицы Грозного. Посреди ночи вдруг началась жутка стрельба по всему Грозному. В воздух по всей округи летели тысячи трассеров всех калибров. Сначала подумали, что начался большой штурм, но странно, не было долгого арт-обстрела и все стреляли только в небо. Но Поляк сообразил - старый новый год отмечают.
- Сто грамм бы. - вздохнул Бобен.
- Тебе родина только ржавые галеты дала, вот их и жри. - с досадой сказал я.
Поляк достал пачку Мальборо. Большая ценность тут. Видимо с духа мертвого снял. Мы все взяли по сигарете, сели на пол и закурили молча, каждый думая о своем.
Остаток ночи для нас прошел спокойно, и мы смогли по очереди немного поспать.
Ближе к рассвету заглянул наш старлей, узнать как дела и занести банку найденных консервов, то ли лечо, то ли аджика. Мы ее шустро умяли с безвкусным галетами. Было вкусно, у всех разыгрался аппетит. Бобену было тяжело. Он толстый, любит поесть. Ничего в жизни он так не любит как поесть. Я его даже Тьяденом хотел прозвать, как у Ремарка в романе, да не прижилось.
Облизав ложку он решил выйти на продовольственную разведку по соседним квартирам. В первой квартире он нашел немного крупы, макарон, тухлые овощи и единственно съедобное для нас это был пакет леденцов. Немного и не наешься, но это нас порадовало, сладости для нас редкость. Не удовлетворившись результатом он продолжил поиски. Минут десять спустя он заскочил к нам с новостью, что нашел лежку снайпера в соседнем подъезде. Жестом показал нам тихо идти за ним.
Зайдя в квартиру он пошел на кухню, кухни как таковой не было, была дыра. Снарядом или бомбой выбило стену и обрушило перекрытия. Он пальцем ткнул в обваленную стену, которую сверху накрывала плита крыши. В этих руинах был широкий лаз, в который видно было подготовленную по всей науке позицию снайпера. На обеденный стол были наложены матрасы чтобы можно было долго и комфортно лежать, сам стол был отодвинут от окна, чтобы вспышку выстрела не было видно с улицы. Выбитая рама и часть стены позволяла простреливать проспект вдоль. Оттуда было видно и место где меня самого несколько дней назад зацепила эта падла, может быть именно отсюда и стрелял. На позиции были запасы воды, и немного еды. Вместо подушки снайпер использовал большого плюшевого медведя. Как мило блять.
Очевидно позиция была рабочей. Недолго посовещавшись мы решили затаиться в соседней квартире и подождать нашего сердечного друга. Нам очень хотелось очной встречи с ним. Ведь столько было всего обсудить.
Мы засели в соседней квартире. Двери на площадке были выбиты, что нас взаимно демаскировало. Мы расселись по углам спальни, приготовив гранаты и подствольники, если решит проверить, нет ли тут нас. Началось томное ожидание. Конечно мы понимали, что нет никакой гарантии, что он вообще явится сюда, ведь наши уже заняли часть проспекта. Сидели как мыши, не шевелясь. Ни поесть ни попить, ни даже поссать нельзя было. Любой шорох его отпугнет.
Было уже за полдень, а мы так никого не дождались. Примерно через два часа после обеда мы услышали шум и голоса на лестнице. Их было несколько и мы все взяли оружие на изготовку. Они медленно поднимались наверх, но во все квартиры детально не заглядывали. По звуку их было трое или четверо. Когда они поднялись на наш этаж, то мы среди грубых чеченских голосов услышали голос девушки. Я переглянулся с Клепой, не послышалось ли мне. Но он видимо тоже думал о том же. Они на время умолкли и мы навострили уши. Когда диалог продолжился мы уже все четко услышали женский голосок, даже девичий скорее.
Сука, снайперша. Но она была не одна, как минимум еще два боевика с ней. Умно, хорошие стрелки на вес золота на войне. Наверняка у подъезда тоже стоят, стрелять сейчас не лучшая идея. Мы не знали что делать и просто сидели, ждали чего-то. Они говорили на смеси чеченского и русского, но мы все равно ничего разобрать не могли. Вдруг они вышли в подъезд, и мы решили, что будут проверять квартиры или просто займут тут позиции. Мучительно ждем боя. Первого мы убьём точно, а вот второй нас гранами закидает. Мы тут вчетвером в одной комнате. Не продумали.
Но вместо осмотра квартир мы услышали шаги по лестнице вниз. Они прошли все этажи и ушли совсем. Значит они ее только сопровождали. Это хорошо.
Мы ждем еще минут двадцать. Тишина, только слышен шорох ее движений. Хорошо, это очень хорошо. Живой возьмем. Жестами мы решаем тихо ее взять. Клепа самый мелкий. Он снимает сапоги и в одних портянках крадется к ней. Теперь кто быстрее доберется. Клепа или жуткий смрад его портянок. Мы на изготовке. Как только раздастся шум мы сразу же подскочим.
Через секунду слышим непонятный утробный звук из той комнаты и кидаемся туда. Клепа кинулся ей на голову и закрыл рукой рот. Бобен врывается в комнату и бьет ей в челюсть. Хороший удар, она теряется на секунду. В этот момент происходит нечто ужасное. Клепа снимет портянку с ноги и заталкивает ей в рот. Потом срывает косынку с ее головы и намертво фиксирует это кляп во рту снайперши. После мы заламываем ей руки и связываем валявшейся бельевой веревкой.
- Господи, наконец-то можно поссать. - с радостью говорю я доставая хер и отворачиваясь в угол. Моему примеру следует Поляк.
- Бля пацаны, вот удача то. Охуеть же! Живую снайпершу взять. Особистам за ящик водки продадим! - восторгается Бобен.
Поссав я беру ее винтовку. СКС, старая штука, еще времен ВОВ, но убойная. Оптика правда не наша, иностранная. Смотрю на приклад, и не по себе становится. Считаю зарубки, двадцать три зарубки на прикладе. Двадцать три оборванные или покалеченные жизни. Передаю винтовку Поляку. Он смотрит, молчит. Передает дальше.
- А знаете, да хуй с этим ящиком. Она же баба, отсидит свою десятку и выйдет. А мы не факт, что отсюда выйдем. - заговорил я - думаю, что она оказала ожесточенное сопротивление при попытке задержания. Как считаете?
- Да, я тоже помню, что она сказала, что будет стоять насмерть. Как бы эта смерть ей не была ужасна. - подхватил Клепа.
Мы перевернули ее на спину. На нас смотрели глаза полные ужаса. Для нее не секрет, что снайперам в такой ситуации уготована самая печальная учесть. Она бы была рада, если мы ее расстреляли прямо сейчас. Она быстро дышала и смотрела просящими глазами то на одного, то на другого. Пыталась что-то промычать, но кляп надежно затыкал любой звук. Господи, кляп из солдатской портянки сам по себе пытка адова.
Начинаю копаться в ее вещах. Нахожу несколько банок консервов. Турецкие, что написано не знаю, но нарисована корова. Открываю, в нос бьет запах вкуснейшей тушенки, вчетвером накидываемся на них, потом нашли килограммовую банку консервированных персиков. Прям грязными руками все умяли. Как же было вкусно, за несколько недель отвратных наших консервов и перловки из полевой кухни эти обычные для кого-то консервы казались нам кулинарными шедеврами. Пошарив в ее сумке еще нашел небольшой медицинский набор. Жгут, несколько шприц-тюбиков промедола и бутылек. У меня и наблюдавшего за мной Бобена зажглась надежда, и я быстро снял крышку пузырька и понюхал. Да! Оно. Чистый медицинский спирт.
- Мужики, живем! - с широкой улыбкой сказал я.
- Да пиздишь! - не веря такой радости подскочил Клепа и сам понюхал.
Бобен вспомнил, что в комнате, где мы сидели, был разбитый сервиз и пошел туда. Вернулся он уже с двумя рюмками и двумя фужерами.
- Все, что уцелело. - с досадой сказал Бобен.
Я принялся разливать содержимое по посуде. Чистый спирт мы пить побоялись и разбавили водой из запасов снайперши. Сама снайперша лежала тихо и не дергалась, ее сковал страх и надежда, что мы поедим, попьем да и оставим ей жизнь. Разлив бутылек поровну на всех я посмотрел на снайпершу и сказал: "За пацанов."
- За пацанов.- ответил Поляк и мы разом выпили содержимое.
Внутри стало тепло. Все мы еще раз посмотрели на ее винтовку. Больше ничью жизнь она не заберет.
- Что с этой сукой делать будем? Расстрелять скучно же. Она вон как с нашими забавлялась. - продолжил Поляк.
- Я бы этой суке хер отрезал, и в рот засунул. Как они нашим пленным. - сказал Бобен наклонившись над ней и достав нож. - Может глаза ей выколоть сначала, раз хуя нет?
Она забила ногами пытаясь отползти от него. На лице был ужас, из глаз текли слезы.
- Связать ее покрепче надо, шумит дохуя. - заметил Клепа. Он осмотрелся по квартире и нашел смотанный телефонный провод. - вот это сойдет. - заключил он принявшись обматывать ей ноги.
Пока Клепа ее мотал, я пригляделся к ней. Совсем молодая девчуха, ей ведь не больше двадцати, а уже руки в крови по локоть. Прямые черные волосы были растрепаны и частью налипли на заплаканное лицо. Мне она даже показалась красивой. Если бы не грязный мешковатый камуфляж и не такие условия вообще, то я бы определенно счел ее красивой чеченкой. Она была маленького роста, и худая. Из грузного бушлата очень комично торчали ее тоненькие ручки. Будь мы летом, где-нибудь в Москве, я бы к ней подошел знакомиться обязательно. Сейчас же перед нами лежала мразь хладнокровно убивавшая наших пацанов.
- Отнести бы ее в батальон, чтобы ее там все триста человек выебали. - вслух подумал я.
- А чего нести-то? Мы ее сами, прямо тут выебать можем. - подметил Бобен.
Поляк заулыбался, за ним и Клепа. Видимо нас всех посетила одна и та же прекрасная мысль.
Бобен потянулся к ее лицу, она одернулась. Перспектива жуткой смерти теперь еще украсилась перспективой группового изнасилования грязными русскими солдатами.
- Не дергайся, мразь! - прошипел Бобен и начал расстегивать ее бушлат.
Под бушлатом оказался толстый вязаный свитер и Бобен прямо через него начал мять ее сиськи. "А ничего, спелая." заключил он. Потом он предложил отнести ее в гостиную и положить там на стол, чтобы удобнее было, и все подойти могли. Так мы и сделали. Кинули на стол ватный матрас - чтобы не шумела, а сверху ее. Бушлат уже был распахнут и я завел ей руку под свитер. Там оказался еще они свитер: "Капуста, блять, чеченская" - подумал я. Хотя чего уж, январь на дворе. Я залез под второй свитер и ощутил тепло ее кожи через нательное белье. У меня внутри все заиграло. Я предвкушал что-то хорошее на этот вечер. Я протянул руку дальше, к ее груди. Грудь была приличная, не маленькая. Я мял сиськи через ее лифчик, ближе было не подобраться пока. Клепа заметил под ее бушлатом ножны, а в них отличный нож. На ручке и лезвии была гравировка, а сам он исполнен из дамасской стали и поразительно острый. Он завел его под оба свитера и без труда рассек их то низа до горла, освободив всем доступ. Мы сразу стали спускать весь этот ворох одежды на связанные за спиной руки, так чтобы ничего не мешало пользоваться ее телом. Потом наступил черед водолазки, ее он рассек еще проще, и мы все увидели чистую белую кожу. Кожа была очень нежной, а тело совсем худеньким. Я положил руку на живот, он был очень теплый и бархатный. Последние три месяца я держал в руках только холодный автомат, а тут такое! Бобен и Клепа стали заводить ей руки под лифак. На что Поляк неодобрительно качнув головой молча его расстегнул у нее за спиной и стащил на живот.
Мы замерли. Никто из нас не был девственником, всем выпадало посмотреть на голых баб. Но тут, на войне в Грозном, такая красивая, живая и вся твоя. Это перебивало дух. Перед нами была прекрасная голая грудь. Они были уже не малые, и с яркими темными сосками. Соски были напряжены от холода. Мы все кинулись их яростно мять. Она дергалась, но на деле только елозила сиськами по подставленным рукам. Мы гладили ее грудь, живот шею. От нее даже пахло хорошо, чистым нежным телом. Все из нас были возбуждены. Кроме нее разумеется, хотя тут конечно поручится не могу, может и ей это нравилось. Однако на лице был ужас, отвращение и просьба убить ее поскорее.
С груди я быстро переключился на ее штаны. Я расстегнул ремень и запустил руку в ее трусы. Она машинально согнулась, но ее тут же разогнули восемь крепких рук. В трусах были густые волосы и очень тепло. Я протолкнул руку подальше, к ее пизде и крепко ее сжал. Мой пульс участился. Все стали смотреть как я вожусь у нее между ног. Она тоже, но в ее взгляде читался все тот же ужас.
Клепа полностью вытащил ремень из ее штанов и мы в четыре руки стали их спускать с нее. Штанов тоже оказалось двое, а под ними еще и кальсоны. Для снятия их пришлось разрезать веревку, которой были связаны ноги. У нее были еще худенькие и покрытые мягким детским пушком короткие ноги, которыми она безуспешно пыталась прикрыть свою промежность. Из ее груди доносились непонятные звуки, кажется она пыталась кричать. Тогда Поляк смеху ради зажал ей нос. Она стала задыхаться, но заткнулась, он отпустил и она жадно втягивала воздух сопливым носом.
Я развел ее ноги руками, и в черных не до конца оформившихся кустах появилась ее ярко-красная пизда. Ну сейчас я тебя...- подумал я. Стоя между ее ног я скинул броник, разгрузку и бушлат, и потянулся к штанам. Пока я возился все трое лапали ее во всех местах, и ждали своей возможности засадить ей. У меня, как и у остальных был уже крепкий стояк. Спустив штаны до колен, я взял ее за бедра и подтянул к себе. Перед тем как засадить я присел и смачно наплевал ей на пизду. Ибо смазки от нее сейчас не дождешься. Я развел ее губы и заподозрил, что она еще целка. Я провел рукой по ее пизде, чтобы размазать смазку и завел палец в нее. Палец уперся во что-то упругое. Я поднялся и сказал всем, что она целка.
- Давай нахуй, рви ее, не жалей, как она рвала плоть нашим. - с оттенком зверства сказал Бобен.
Я приставил хер к входу в еще девственное лоно юной чеченки и посмотрел ей в глаза. Это была просто жуткая картина, в ее глазах читалось все самое страшное что может выразить девушка. Мне на секунду стало ее жалко, но я вспомнил про двадцать три зарубки на ее винтовке и с силой засадил хер на полную глубину. Пизда была настолько узкая и сухая, что мне стало откровенно больно. Она же от боли закричала что было сил, хоть ее кроме нас никто и не мог услышать. Она пыталась оттолкнуть меня ногами, но я крепко стоял на ногах. Поляк и Бобен взяли каждый по ноге, чтобы мне не мешала.
Я немного замер в ней ощущая тепло женской плоти. Потом я немного вытащил член, он был в крови. Это хорошо, я вытащил его совсем, подождал пару секунд пока там натечет крови и снова загнал его внутрь. Кровь не лучшая смазка, но альтернативы не было. Я начал ее трахать. Она была настолько узкая, что мне давалось это только с усилием. Но постепенно я нарастил скорость. Как же было приятно среди всего этого кошмара войны почувствовать женскую плоть, хоть и вот так. Я разогнался как следует и ее сиськи подрагивали в такт моих ударов. Я возбудился до нереальной степени, видимо весь нервный накал последних месяцев в Чечне нашел свой выход. Стояк был крепким как никогда, и я даже перестал ощущать что-либо членом. Спустя минут пять долбежки на полной скорости я заметил, что она уже не сопротивляется, а просто смотрит в потолок и мычит. Ну да и похуй на нее. Я задышал тяжелее и почувствовал как подкатывает оргазм.
- Внутрь только не кончай, нам еще там после тебя долбить. - заметил Поляк.
Разогнавшись до предела я резко вытащил хер и выстрелил ей на грудь и живот несколько тугих струй спермы. Я был изможден, как будто вместе со спермой вылетели все силы. Так я не кончал еще никогда. Тяжело дыша я стал от нее отходить, а на моё место встал Бобен. Он присел, чтобы в деталях рассмотреть что я там наделал. Картина ему понравилась и с довольной улыбкой он встал и примостился к ее пизде. Бесцеремонно войдя в нее он застыл и начал медленно водить туда-обратно явно смакую и прислушиваясь к ощущениям. Зайдя на полную он начал постепенно разгонятся. Я подошел к ней и помогал парням придерживать ее ноги. Ббобен потрахав ее минут десять захотел, для полной гаммы унижений, кончить ей на лицо и попросил меня поднять ей голову. Я взял ее за волосы и как смог, подтянул к нему. Он не заставил ждать и заляпал ей весь лоб, глаз и щеки. Хотелось бы ей кончить в рот, но оттуда торчала портянка. Его сменил Клепа. Из-за своего роста он с трудом доставал членом до ее пизды и не мог нормально трахать. Посмеявшись и я достал ящик из стола поставил ему под ноги. Так ему стало намного проще. Не особо мудря он поработал минут пять и тоже попросил накончать ей на лицо.
Последним был Поляк. Внезапно у него оказался огромный хер. Мы конечно видели друг друга в бане не раз, но не приглядывались. Его хер был не столько длинным сколько очень толстым, с пивную банку, если не больше.
- Ну сейчас я тебя разорву сука! - злорадно заявил Поляк.
Она не среагировала. Она уже лежала в какой-то печальной прострации уставившись пустым взглядом в потолок и ждала когда этот кошмар закончится. Или ничего не ждала. Было понятно только то, что удовольствия она явно не получает.
Поляк склонившись к пизде щедро туда наплевал и оценил ее дыру до. Пизда была вся в крови. От постоянной ебли кровотечение не останавливалось, а три члена еще и до крайности натерли ничего не видавшую до сего дня пизду. Поляк поднялся и следуя нашему примеру стал заводить в нее член. Это ее вытащило из прострации и она как бы опомнившись, что ее насилуют солдаты снова состроила гримасу ужаса. А когда поляк начал углубляться в нее, то еще она еще как могла, выражала нестерпимую боль. Поляк разгонялся, но сам корчился от боли. "Пиздец какая узкая." - сказал он. Он вытащил член, плюнул на него еще раз и завел опять.
Поляк ебал ее долго, как он ни хотел кончить у него не получалось. Он ее долбил минут двадцать, за это время пизда оказалась просто разорванной, поскольку под ней на столе натекла уже лужа крови. В конце концов Поляк на исходе сил смог густо кончить. И поскольку он был последним он, кончил ей внутрь.
Мы оделись, и вдруг я проявил невиданное благородство. Я снова застегнул на ней бушлат и накрыл валявшимся одеялом ее дрожащее изъебанное тело. Она сжалась в комок, полностью укрывшись под ним. Нашей радости не было предела. Мы закурили и с наших чумазых небритых рож не сползала улыбка. Мы сидели молча. Впервые за долгое время мы отвлеклись от войны. Конечно, на самом деле мы никуда от нее не отвлекались. Мы совершили уголовно наказуемое деяние, причем за такое судить должны как за военное преступление. Но сейчас мы себя этим не занимали. Мы наелись вкусной еды и трахнули симпатичную молодую девку, и более того, мы еще за товарищей отомстили. Лучше не придумаешь.
Бобен пошел к ее лежке за последней банкой консервов. Его чутье вывело его еще на две банки прибалтийской кильки в масле. Наша трапеза продолжилась. Набив животы и еще раз покурив мы стали думать, что с ней делать дальше. Сдавать нашим уже нельзя, из солдат наш поступок никто не осудит, но особисту и военному прокурору тоже звездочки нужны за раскрытие преступлений в армии. Бобен предложил перетащить в подвал и водить туда солдат за бутылку водки, военно-полевой бордель так сказать. Но фантазии это одно, а решение надо было принимать сейчас. День подходил к концу и к ней могли наведаться ее друзья.
- Мужики, валить ее надо да самим уходить. Нас взводный скоро искать будет. - резюмировал наши фантазии я.
- Ну давай я ее стрельну. - сказал Клепа потянувшись к автомату.
- Не надо шуметь, зарежь ее. - сказал я.
- Бля, я конечно ей ничего доброго не желаю, но как-то мне не приходилось живых резать. Давай сам, а? - ответил Клепа.
- Я зарежу. - вызвался Бобен.
Он взял с пола ее же нож и подошел к ней. Она лежала неподвижно и бесшумно. "Может задохнулась от портянки?" - подумал я. Бобен уверенно подошел к ней, но вдруг застопорился. Такого опыта не было ни у кого из нас. Он поднял край одеяла. Из под оделяла, показалась ее промежность. Она лежала поджав ноги к груди оголяя свой белоснежный зад.
- Эх, такую бабу загубили, ей бы еще принимать и принимать в себя хуи - цены бы не было. - сказал Бобен.
В этот момент у меня внутри что-то вновь заиграло веселым тоном.
- А может еще примет парочку напоследок? - с намеком сказал я - как думаете? - я добавил явно намекая продолжение.
Я провел рукой по ее заду. Такая теплая, мягкая попка. Она дрогнула, значит живая еще. Пока я мял ее попку член снова проявил признаки жизни. Мне захотелось этой попки отведать. Я никогда еще не трахал никого в зад, может это моя последняя возможность?
Бобен убрал нож, а Клепа и Поляк подтянулись к нам.
- Что-то мне подсказывает, что примет. - расплываясь в улыбке добавил Поляк.
- Тогда понесли ее на ее лежку, раком к столу привяжем и еще по разику пройдемся на прощание.
Мы взяли ее на руки, она пыталась сопротивляться, но была слишком обессилившая. Мы положили ее на стол, развязали ноги и привязали их к ножкам стола, чтобы самим держать не приходилось. В таком виде ее ноги не доставали до пола, а зад удобно свешивался со стола.
Я попробовал сунуть палец в зад, но не смог. От страха и холода колечко ануса было сжато и без хорошей смазки не обойтись. Тут я вспомнил про кильку в масле. Найдя банку я смазал палец и он, преодолевая сопротивление проскочил внутрь. Пошевелив пальцем внутри я решил, что пора переходить к делу. Вылив масло с остатками кильки на член я принялся с силой буровить ее анус. Входило с трудом, но я был настойчив.
- Поляк! - тебе сюда не прорваться. - начал шутить я.
- Ну давай, я после тебя, покажу как надо, салага. - ответил он.
Наконец зайдя на полную глубину я начал трахать ее жопу. Ощущения были почти, как и в пизде, но член обхватывало гораздо сильнее и как-то мягче даже. Я кончил быстрее чем в первый раз и не так феерично, но было определенно хорошо.
Поляк также полив хер маслом примостился к ней. Как он ни давил на нее, но дальше пары сантиметров влезть не мог. При этом из утробы снайперши доносились попытки крика. Он взял хер в руку и навалился всем весом еще раз. Такому напору ни одна жопа не способна сопротивляться и он вошел. Трахал ее он дальше меня. Перед тем как кончить он резко вытащил из жопы и вогнал опять в пизду, куда и кончил второй раз.
Его хуй не прошел для ее жопы бесследно. Когда он отошел от нее из зада сочилась кровь. Хуево ей, мало того, что пизду порвали, теперь еще и жопу.
Бобен и Клепа после Поляка трахнули гораздо проще, так как зад был основательно растянут и им не составляло труда преодолеть сопротивление.
Когда мы закончили ее ебать и оделись, то еще раз глянули на нее. Картина была хороша, для нас разумеется хороша. Молодая девка, никогда не пробовавшая члена выебана четырьмя солдатами в обе щели. Она лежала неподвижно, надеясь, что ее наконец убьют и все закончится.
На город спускались сумерки. Надо было уходить. Мы собирали свою снарягу и оружие, подгоняли броню и разгрузки. Вдруг наше внимание отвлекла БМП проносящаяся по проспекту. Это была медицинская машина, она всех сторон была изрисована красными крестами. Наверное мчалась с ранеными на аэропорт, где военные разбили огромный лагерь с госпиталем. Мы провожали ее взглядом желая пацанам скорее добраться до врача и выжить. Машина почти скрылась из вида, но вдруг вспыхнула ярким красным шаром.
- Сука! Еб твою мать! Там же раненые были! - в исступленной злобе вскрикнул я.
В эту минуту мы снова вернулись на войну. Злоба за погибших ребят опять переполнила нас. Мы долго и обильно матерились реагируя на произошедшее. Бобен злобно глянул на снайпершу.
- Так, все пора ее кончать и уходить, засиделись мы в гостях. - сказал я. - Я ее просто задушу.
- Не, погоди, есть идея передать привет через нашу подругу. - сказал Поляк. - где винтовка ее?
- Вот, держи - сказал я передав ее Поляку.
- Нет, погоди, достань затвор и выкинь в окно, чтобы никто уже из нее не стрелял.- попросил поляк.
Все что можно было из нее вытащить я выбросил подальше.
- Что дальше? - спросил я.
- А теперь вставь ствол ей в жопу.- продолжил Поляк.
Я попытался вставить ствол ей в зад, но дальше насадки под мушку оно не проходило. Тогда я вытащил его из анала и начал вкручивать в пизду. Снайперша замычала, видима боль в пизде только утихла, а я ее снова деру.
Поляк вставил ей два пальца развел стенки в стороны. Это помогло и ствол винтовки хоть и туго, но вошел. Я им куда-то уперся, видимо в матку.
- Так и оставим? - спросил я держа винтовку в ее пизде.
- Не, держи ровно. - сказал Поляк.
Он отошел на пару метров и со всего размаху всадил солдатским сапогом винтовку в ее живот. Винтовка вошла в нее сантиметров на сорок, почти по самый магазин. Она опять захрипела, что было мочи, а из пизды ручьем хлынула кровь в вперемешку с бог знает чем, что там эта винтовка ей внутри разорвала.
- Охуеть, мы ебанулись в край, мужики. - подытожил Клепа.
- То ли еще будет. - довольно ответил Поляк.
Когда мы уходили она еще была живая. От такой раны не умирают мгновенно, если повезет, то за час истечет кровью, если нет, то человек может сутки с раскуроченным животом протянуть. Даже если ее найдут еще живой, то это ей не поможет. Зато как порадуются те, кто это увидит. Достойно холста!