18 декабря

Ева думала, по крайней мере, создавала видимость думания, пытаясь разблокировать свою старую почту, которая понадобилась ей спустя столько лет. Прошло уже больше нескольких часов, но женщине, сидевшей сгорбившись за своим стулом в окружении разных солярных символов, всё так и не шло ничего в голову, что помогло бы вернуть эту ебучую почту, которую не получается восстановить без ответа на секретный вопрос. В её голове была лишь одна мысль: «откуда, блядь, я могу помнить, что я, будучи тринадцатилетней школьницей с самомнением, загадала там? Столько времени прошло, что я не могу, а главное не хочу вспоминать, какой я была тогда, но забыть, какой я была глупой, злой, эксцентричной и очень-очень надменной, не удастся уже», — она съежилась, вспоминая эти душные времена, — «но я вовремя одумалась», - сказала она вслух и тут же замолчала, разозлившись на себя за свои очередные думы о прошлом, которые не отпускали её с начала приёма таблеток, всё это не самое лучшее время, если не сравнивать с тем, что было "до приёма", она убеждала себя, что ей не нужна память, всё это было детской игрой, которая давно прошла, а она сама теперь выросла и понимает, что никогда бы не стала оператором. Рыжая, разозлившись на всё вокруг, обиделась. — И НЕ НУЖНО! — с этим возгласом Ева, стукнув зло ребром ладони по столу, закрыла вкладку и тут же обругала себя за вспыльчивость. Вернув всё взад пришлось продолжать размышлять, как восстановить эту ссаную почту, задравшую Еву до белого каления. Всё было настолько плохо, что она даже не заметила ухода Олега. А пока задача вернуть почту продолжала стоять перед Евой, и ни одна секунда страданий не приближала её к этому. И Ева всё злилась и злилась от обиды. Пока в голове её быстро, как видео про светофор, промелькнула одна мысль, — «Я ведь писала об этом Артему, он должен об этом знать!». Артём. Как много было связано с ним. Хоть она его и забанила, но выкинуть всё из головы было нельзя. Ей захотелось его обнять. Наверняка это был результат смешения таблеток и буйства памяти, да и пусть, уже пропало желание сопротивляться.

Еве привиделся (не так ясно, как обычно бывает в таких ситуациях, но всё же рисунок отпечатался в памяти) один фрагмент прожитого. — Ярни, — произнесла рыжеволосая (уже лишь с одной стороны) девушка, на её лице промелькнула улыбка, она стала вспоминать, как шила для Артема эту красную игрушку, ей это так нравилось, что она забывала как-то даже о отце и его словах, которые были обидны до глубины души, ещё Эвелина любила шить, ведь потом можно было похвастаться на стриме, что ты не прожигаешь время впустую, но всё же больше она любила ходить и покупать нитки для шитья. Так они с Лемонаде ходили несколько часов по меге, развлекаясь, ведь они обе любили общество, и общество любили их, и они гуляли в поисках ниток, пока не пришла пора возвращаться домой.

Волна прошлого пизданула Эвелину прямо в ебало, сил для сопротивления не осталось. Ева сдалась, погрузившись в пучину памятных моментов. С силой этих воспоминаний не мог бороться никто, даже богиня. Они были слишком. (О, сейчас будет сказано страшное слово, которое никто и никогда не смел произносить в этом доме!) Были слишком душевные, они лелеяли сердце, принося ламповость прошлых лет, память о той эпохе, когда можно было не бояться бана на твиче за плохое слово, когда можно было делать почти всё, даже постить свaстон и шутить про черных. О, как это было охуенно. Господи, как же это было охуенно.

С такими мыслями Ева оставалась минуту, вторую, пятую, она даже забыла о той почте, которая стала теперь не нужна. Все её думы занимало лишь одно. Реминисценция давнего прошлого, которое она пыталась стереть таблетками. Сейчас всё это возвращалось назад. Остановить не было никаких сил, особенно у бывшей рыжей школьницы из Сибири, у которой на деле нет никаких божественных сил.

Эвелинушка, просидев около часа в кататоническом ступоре, в котором было прошлое, пришла в себя и стала чуть понимать, что с ней происходит. Ей хотелось считать всё это противным и душным, но ничего не получалось. Это несоответствие идеалов снова разозлило уже не рыжую девочку, вставшую из-за стола и стукнувшую со всей (не всей) силой ножкой об пол. — «Зачем это было нужно? Как же? Ведь нужно быть не душной, а веселой, не нужно даже задумываться о высоком творчестве, глупом творчестве, в котором нет смысла, потому что нет никакого творчества в бахвальстве и игрой перед максималистами, разве можно назвать эти злобные видео пятилетней давности, в которых сквозит напускной псевдодушевностью, творчеством? Нет, нет и ещё раз нет. Это не творчество, а звериный оскал юношеского максимализма, в котором нет ничего хорошего». Убедив себя в этом после получаса уговоров, а потом и убедив себя в том, что убеждение состоялось, Ева перестала расхаживать по своей комнате и прошла на кухню, открыв шкафчик, достав из него таблетки. Пока она наливала себе воды, чтобы запить таблетки, перед глазами предстал лик Вики, той Викой, которая вот так отплатила за всё. И, казалось бы, успокоившаяся рыжая снова разозлилась на всех и пизданув бокал об треснувший (как раз после удара) гарнитур, решила отложить прием рассыпавшихся таблеток, которые не хотелось собирать совсем, отправилась к себе обратно. Вернувшись в свою комнатушку, потерявшая всякий интерес ко всему, Ева, потерявшая весь запал благородной ненависти, села, а потом и совсем легла на перину.

Проснулась Ева в тот же миг, как раздался щелчок замочной скважины. Это пришёл Олег из магазина, в банкомате которого он как всегда снимал свои выигрыши со ставок. (Или не снимал, если выигрыша не было. Тут как придется. (А придется Еве)) Он тем временем сбросил свою обувь в прихожей, из которой слышались удары ботинок об пол. Эвелина почти пять лет жила с Олегом, но никогда не могла понять, почему он стряхивает обувь уже в квартире. Это всегда оставалось для неё неразрешимой загадкой, как и то, почему она иногда продолжает называть его Олегом. Это была ещё одна неразрешимая загадка.

Пока же Олег, разувшись, прошёл в комнату, постучал и спросил тем тоном, с которым он разговаривал только с ней — «Ев, я сегодня на "Спартак" поставил, они выиграли, я картошки, ликера и твоих любимых мармеладок купил», — рыжая улыбнулась такому сочетанию продуктов, — «давай чего-нибудь сделаем, у тебя ведь завтра день рождения. Кстати, смотри, чего я ещё купил». Тут он достал серп и молот». Зачем тут нужны серп и молот? Я не знаю, но это всё, что смог придумать Олег. Хотя даже такой подарок был дорог Эвелине, любившей Пашу всеми фибрами своей души. Особенно сейчас, когда рыжая, не испившая таблеток, так хотела сентиментальности, после минуты молчания и памяти. Во сне некий образ убедительно доказал ей, что нужно вернуться к прошлому, Эвелина никогда не была безрассудной, чтобы верить в этот бред из снов, но почему-то (я просто адекватную причину для обоснования действий найти) в именно это ей захотелсь поверить. Забыть о таблетках и верить в прошлое, в котором была любовь, надежда и вера. И сейчас Ева глядела любимому в глаза, рассуждая, как её Паша ломал Сашу Спилберг. Это заставило её слегка улыбнуться. Ведь эта глупость была одной из причин, почему пять лет назад она так привязалась к нему, да, его поддержка в борьбе с отцом тоже была важна, но образ смелого, храброго и ничего не страшащегося белого рыцаря, одетого, в омытые слезами фанатов Саши Спилберг, доспехи, заставил Еву сначала просто восхищаться им, а потом и влюбиться в него. — «Где же мой рыцарь», — подумала Ева, вздыхая и пытаясь дотянуться до лба Олега —  «Куда он пропал?».

Но вспоминать пришлось недолго. Незаметно Олег утёк играть, а рыжей пришлось чистить картошечку для Эвелины (себя) и Олега, ведь завтра у неё день рождения. 18 декабря. Ей исполнится 21 год. Это будет первый её день рождения, который она встретит будучи женой. — «Женой» — Произнесла она вслух. Женой. Как необычно чувствовать себя женой. Ей до сих пор не удалось привыкнуть к этому, пусть она была рада сему событию, ждала этого дня с нетерпением, ей хотелось стать его женой, и она была счастлива в первый зимний день, в который они расписались, но это всё же звучало фантасмагорично. А ведь формально ничего не изменилось, они живут с Пашей который год, к этому они шли давно, шаг за шагом, всё осталось на своих местах, появился лишь штамп в паспорте, всего лишь штамп, который можно затереть случись что, но как же необычно звать теперь себя женой и понимать, что ты его жена, а он твой муж. Все эти мысли роились в голове Евы, их объединяло одно. Ева стала женой. Понимаете? Ева стала женой. Как в это можно поверить? Никак. Я не верю до сих пор. И под размышления о замужестве закончилась картошка, которая уже была обмазана майонезом и отправлена в горильню. Нужно проследить. Иначе картошечка сгорит и будет очень черной. А к замужеству Эвелины надо привыкнуть.

Но это всё потом, ещё много времени впереди. А сейчас нужно вернуться к делу последних часов. Артем, с которым Эвелина списалась, попросив у него лишь одного, помощи незамедлительной и без вопросов, ответил одним словом: «со!бака». Эвелине стало стыдно, не хотелось даже отвечать Артёму. Ведь как можно было забыть со!баку? Это казалось невероятным. И рыжая не могла простить себя, что забыла то, чего забывать нельзя никак. Она, с трудом оправившись от такого позора, поблагодарила Артёма, надеясь, что он постарается не заметить всю глубину позора. К счастью, Артём любил Эвелину, и он ничего не заметил, а лишь пожелал ей удачи и ушёл, не дав Эвелине ответить.

Теперь всё было решено. Почта восстановлена. Всё вернулось. Теперь можно и поесть, а потом и поспать. Но прошлое не отпускало. Еве принялась читать и читать всю переписку с Артёмом. С каждым словом рыжей было грустнее и грустнее, но все было впереди.

Ева, погружаясь дальше в историю, дошла до ссылки, скинутой больше пяти лет назад. И, не видя страшных букв и цифр, она перешла по ней, не предвидя беды.

Это был двач. А точнее харкач. А ещё точнее Эвелинотред.

Осознание трагедии пришло слишком поздно. Уже были прочитаны первые строчки поста. Вся радость улетучилась мигом. Первым её чувством было презрение ко всем, кто собрался здесь.

Кучка больных двачеров, которых Ева презирала с тех времен, как сама перестала посещать двач (а может и раньше). Всё, что они делали было лишь ей во вред. Все эти поиски адреса. Злодеи и негодяи. Как они могут хоть что-то понимать в её жизни? Как они вообще смеют рассуждать о её планах, мечтах, здоровье? У них нет никакого права на всё это. Почему же они продолжают о ней помнить? Рыжая (а точнее её сознание, бежавшее от таблеток) хотела узнать это, несмотря на отвращение, и наконец открыть для себя давний секрет.

Минуты шли, а Ева всё читала и читала треды. Один, второй, третий. За окном зашло солнце, оставив лишь тысячи солнц на ковре, не даривших вопреки своему названию никакого тепла, и свет монитора, бивший прямо в лицо. Что удерживало её на оранжевом сайте? Ева знала ответ, но не могла признаться себе в этом. Она любила то время. Время, когда можно было быть злой, высокомерной, импульсивной, даже глупой, но зато искренней, не пытающейся угодить кому-то, а просто собой, простой девочкой, объединявшей всех. Пусть её немного стыдно за некоторые вещи. Но это пора её юношества, которое было лишь раз, это её попытки в творчество, которое ценили, пусть и двачеры, но всё же люди, любившие её видео и стримы всем сердцем, они были. Нельзя это забывать. Ева прониклась к ним сочувствием. Ведь где-то глубоко внутри Евы ещё жила девочка, которая хотела стать оператором. В эту секунду она вырвалась наружу, Ева стала собой. Той. Топовой няшей из 2015 года. Лучше которой не было и никого быть не могло. Двач породил Эвелину, двач и помог ей возродится. Ева станет оператором. Она будет снимать кино. Самое лучшее. Всё так и будет. Рыжая няша и оранжевый сайт вместе свернут горы.

Снова раздался щелчок дверного замка. Снова ушёл и пришёл Олег. Но рыжая продолжала читать тред, сию минуту все это казалось ей уже не мерзким и отвратительным, а чем-то родным. Родным тредиком, созданным для неё, в котором агонизирует который день душа той девочки, что стримила ради троллейбусов. Еве, прошедшей весь путь и отрекшейся от того.

Картошка, кстати, не сгорела. Ева не забыла, даже читая треды, она всё помнила и вытащила вовремя.

Всё было готово. Картошечка лежала на своём месте. Олежа расставлял свои напитки и готовился говорить. Осталось дождаться Еву, которая не хотела бросать тред, ставший ей другом за несколько часов. Но нужно было идти. Нужно было забыть обо всём, что только что сказано. Снова. Как тогда. Но Ева не говорила, что она станет оператором, это сказал я. А Ева просто вспоминала. И сейчас она пошла праздновать со своим мужем свой день рождения.

Олег, налив себе ликера, за сохранность которого теперь уже не стоит беспокоиться маме, передал Еве ещё одну полную рюмку, она, немного помедлив, взяла её. - «С днём рождения, Ева! Поздравлять я не умею, ты сама знаешь, но спасибо те за всё»,- закончив своё поздравление Олежа достал из кармана брюк серп и молот и прикрепил их Еве на рубашку, будто бы награждая её. Муж и жена обнялись. Жене, которая наш лучик, было особенно радостно. Она обнимала своего Олежу и радовалась, веря, что он вернулся.

Но время для романтики прошло. Олег на миг отпустил, дабы поправить свою рубашку, а потом снова притянул к себе Еву, схватив рукой её за горло, как всегда ей нравилось. Из глотки рыжей раздался сладострастный стон, казалось, что все думы о старом должны быть похоронены перед лицом похоти, но даже сейчас Ева, глядя ЕМУ прямо в глаза и испытывая возбуждение, не могла забыть прочитанные треды, они не отпускали её. Олег же, продолжая держать её за горло, вряд ли думал о тредах. Двач был им забыт как что-то страшное, он больше не хотел иметь с ним ничего общего, всё связанное с ним надоело ему до глубины души, поэтому он думал лишь, как поцеловать Еву и поскорее отвести её в комнату, где можно будет надругаться над светлым образом рыжеволосой няши.

- «Пошли» — указал Паша рукой на дверь. Ева смогла ответить лишь кивком головы, ведь, что могла сделать маленькая девочка против Второго? Как вообще можно было помыслить о их борьбе?

Олег сношал и сношал самую лучшую девочку в мире, которая не могла ничего ответить Олеже, потому что хоть её и было очень-очень хорошо, но мысли почему-то заняты целиком тредиком на дваче, который всё не отпускал. Лучшим тредом на доске. ЕЁ тредом. Это возбуждало больше, чем даже движения Олежи где-то там. Ева заглянул ему в глаза, пытаясь найти в нём хоть что-то от того рыцаря, которого боялись и которого страшились, но нет. Ничего этого разглядеть в лице было нельзя, (темно слишком), вообще ничего нельзя было разглядеть в лице. Еве захотелось заплакать, в этот миг она прочувствовала всё, что писали в треде, сильнее в сто крат, чем было за секунду до. Ей стало противно до глубины души, но у неё ни на что не осталось силы, лишь хотелось вернуть того Олега, который снимал ШДС, не этого, который сейчас сверху, а того Олега, ведь он жив, он должен жить, нельзя убить идею в человеке, такого быть не должно! Под окнами проехала машина, фары осветили потолок комнаты, тут Ева набралась смелости и посмотрела Павлу в глаза, Еве так хотелось поверить, что она уверовала: Олег жив. Да, очень глубоко внутри, но жив. Этого было для неё достаточно. Она хотела в это верить.

А ещё Еве было очень-очень хорошо, как в первый раз.

Вся процессия закончилась. Олег, кончив внутрь, потянулся и облобызал Эвелину, которая продолжала думать о всем старом. Поток воспоминаний нахлынул на неё. Ей стало ещё радостнее, хотелось углубляться в воспоминания дальше и дальше, но ещё более хотелось спать.

- «Прости меня, двачик!» - сказала самая-самая девочка в мире и тихо-тихо заплакала от нахлынувшей грусти, вспоминая прошедшие дни и обнимая Олега, который давно уснул и лишь вздохи напоминали, что он ешё жив, и Ева верила, что обнимая его, она обнимает того самого Олега. Так Ева уснула, погрузившись в царство Морфея, в котором было лишь чистое счастье её памяти.

Часы над кроватью со свойственным им звуком сдвинули свою минутную стрелку. Пришёл девятнадцатый день декабря.

Стоял ли кто-то рядом с домом, глядя в то самое окно? Хуй знает. Стоял или нет важно ли это. Ведь ясно одно такова судьба, это грустный, но ожидаемый и, наверное, единственно возможный конец всей этой истории, всей это глупой и детской веры во что-то прекрасное. Это логичная развязка старой истории, неотступно преследовавшей реальности, гасившей малейшие проблески любви в жизни. История рыжей творческой девочки, мечтавшей (да, мечтавшей!) стать оператором, подошла к своему завершению. Никогда ещё не ощущалось такого одиночества.

Но Ева была искренне счастлива, а это главное, хотя за счастье было уплачено забытьем всех высоких слов, которые были на деле детской ерундой. Пусть так.

А скоро Новый год.