Сам себе враг

	Виктор Иванович Банев, мелкий клерк среднего возраста, лежал на неудобной кровати в больничной палате и молча смотрел в чисто выбеленный потолок. На данный момент, это пятно, бельмом осевшее на его бессмысленном взоре, было своего рода логическим концом тупика, в который завела его судьба. Ещё каких-то два месяца назад он осторожно радовался великим переменам в своей жизни: наконец-то, его повысили после двух лет унылой и бесцельной деятельности на низовой должности. Впрочем, изменение было сугубо символическим, и отличалось лишь несколькими цифрами в размере оклада, но сам Виктор считал, что это начало чего-то нового и грандиозного. Сменив же тесную комнату с мамой на крохотную с самостоятельной квартплатой, он вообще решил, что начал жизнь с чистого листа.
	Правда, очень скоро белый лист оказался больничным потолком. Довольно странная пандемия новой болезни, с единичными случаями заражения и многочисленными смертями, будничная, в общем-то, вещь. Если бы болезнь была сюжетной идеей, мрачно размышлял Виктор, то автора следовало бы долго бить за столь заезженное клише.
	- Виктор Иванович? - В палату заглянула симпатичная медсестра. - Пришли результаты анализов.
	- Да, да, что там?! - Банев нервно подскочил на своей койке, словно заведённый игрушечный солдатик.
	- Пожалуйста, пойдёмте со мной, доктор Мечников вас ожидает в кабинете, - медсестра скрылась за дверью. Банев неловко встал, надел тапочки и двинулся вслед за ней.
	Проходя по коридору, Виктор отметил, что больных стало гораздо больше за пару дней, которые он провёл в мучительных размышлениях, практически не покидая палату. Это встревожило его ещё больше. Надо сказать, он и правда чувствовал себя не лучшим образом: у него часто кружилась голова, начинались тошнота и жар, но он успокаивал себя, списывая это на нервы. Его взгляд наткнулся на плакат над медицинским постом: нарисованное от руки женское лицо в маске и шапочке прикладывало руку в перчатке к губам и, строго щуря небесно-небесные глаза, требовало двумя надписями, снизу и сверху:
	«ВРАГ СРЕДИ НАС! НЕ СДАВАЙТЕ ЕМУ ПОЗИЦИИ, СОБЛЮДАЯ ГИГИЕНУ!»
- Что это за бред?! - Недоуменно спросил Виктор, кивнув головой на плакат.
Медсестра повернула голову на ходу и слега обиженно ответила:
	- Ну, почему же бред? Это один из санитаров нарисовал. Болезнь — это враг, с которым мы боремся. И гигиена, между прочим, одно из основных средств в борьбе с ним. Впрочем, вам доктор расскажет, если вам интересно. Прошу, проходите, - медсестра с чересчур приветливой интонацией раскрыла дверь, позволяя Баневу пройти мимо себя в кабинет.
	«Издевается, сволочь, над тем, как я страдаю», с внезапным ожесточением подумал Виктор, но послушно зашел, поспешно отводя от неё взгляд. Словно испугался, что она каким-то чудом поймет мысли у него в голове.
	В кабинете сидел довольно молодой врач. Он жестом указал стул перед собой.
	- Пожалуйста, подождите, я заполню ваши документы.
	Банев сел. Он чувствовал как гулко отдаётся кровь в ушах и, сцепив руки, смотрел на врача. Тот лихорадочно водил ручкой по медицинской карте, периодически сверяясь с листками, лежавшими перед ним. Что было написано на листках, Виктор не видел, поэтому смиренно ждал, пока доктор по фамилии Мечников закончит. Наконец, тот отложил ручку и, вздохнув, поднял глаза. Банев напрягся, ожидая самого худшего.
	- Боюсь, обрадовать вас нечем. Диагноз подтвердился, а значит, вы остаётесь у нас на лечении, причём, на довольно долгий срок.
Виктор выпустил воздух сквозь сжатые зубы, он почувствовал, как от отчаяния темнеет в глазах.
	- Ну и… Что теперь?.. - Он словно издалека услышал свой дрожащий голос, немного удивившись, что он ещё не дрожит.
Мечников, судя по всему, поняв его чувства поднял ладони.
	- Ну, во-первых, вам надо успокоиться: болезнь лечится, тяжело, но лечится. Результаты ваших ана…
	- Да что это за… За болезнь вообще?!
Врач задумчиво потёр руками.
	- Видите ли… Видите ли, Виктор Иванович… Точные механизмы её ещё не изучены, но, как мы полагаем, она, э-э… Состоит, скажем так, из трёх частей. Вирус-возбудитель… Вернее, три вируса возбудителя, сами по себе, скажем так, могут присутствовать во множестве носителей, но... активируется он непосредственно при взаимодействии всех трёх частей.
Банев, слушавший всё это с опущенной головой, наконец, нашёл в себе силы её поднять, и, посмотрев в глаза доктору, ужаснулся от их холода и равнодушия.
	- То есть… То есть, нужно заразиться от троих человек?! Причем, от разных?!
Мечников согласно склонил голову.
	- Да. К сожалению, вам не повезло.
	«Не повезло» холодным металлическим молотом ударило в висок Виктору Баневу. Не повезло. Спустя два месяца с тех пор, как он начал думать, что ему наконец-то в жизни начало «везти». Не повезло.
	- Враг, да?.. - Тихо спросил больной, вспомнив плакат.
Врач закивал головой.
	- Да, нам, э-э… Работникам госпиталя, кажется, что корректнее называть болезнь врагом. Вам это может показаться странным, но, по имеющимся данным, это сильно снижает психологическую нагрузку на пациента. Поверьте, это сказывается на лечении.
	- И как вы собираетесь меня лечить?..
	- Понимаете, для лечения данной болезни мы применяем методику «максимального разогрева». Скажем так, мы специально повышаем ваш иммунитет, практически до максимального предела, допустимого организмом. А дальше он делает всё сам.
	Как и положено мелкому клерку, Виктор практически ничего не понимал в медицине, а биологию давно забыл. А потому, вместо лечения его интересовали гораздо более насущные вопросы.
	- И сколько это будет длится?..
	- Ну… Где-то до двух месяцев. В зависимости от вашего состояния и успешности лечения, конечно.
	Два месяца в этом стерильном неуютном аду. У Банева всё поплыло перед глазами и, задыхаясь, он спросил:
	- И сколько… И сколько это будет стоить?.. - Прекрасно понимая, что в его страховку не входит эта новая болезнь, Виктор мысленно сжался, готовясь к новому удару.
	На его удивление, Мечников назвал довольно скромную сумму, пояснив, что большую часть лечения оплачивает государство в рамках борьбы с эпидемией Врага. Наконец, тот вызвал медсестру, объяснив Баневу, что сейчас его проводят на необходимый комплекс процедур и напоследок одобрил его какими-то словами, которые Виктор пропустил мимо ушей, погружённый в тяжёлые мысли.

	Спустя долгое время шатаний по кабинетам и процедур, Банев почувствовал себя хуже и вяло потребовал у девушки, чтобы она отвела его в палату. Та, беспокойно защебетав, взяла его под руку и они довольно быстро добрались обратно.

	Внутри кто-то был. Банев сперва удивился, но потом мысленно махнул рукой и улёгся,  решив, что ему всё равно на нового постояльца. Мысленно он предался жалости к самому себе, доведя её до совершенного абсурда. Надо позвонить маме, подумал Виктор, рассказать ей. Но во время разговора последовал настоящий удар. Вместо того, чтобы проникнуться сочувствием к единственному сыну, страдающему по воле жестокой судьбы, мать довольно прохладно пожелала ему выздоровления, заявив, что он уже взрослый и должен с таким справляться. После этого, потрясённый Банев сделал вид, что ему совсем плохо, но, не дождавшись никакой реакции, сбросил звонок. Какое-то время он лежал под одеялом, осмысливая произошедшее. Спустя десять кругов печальных мыслей, несчастный почувствовал, что ему на самом деле становится хуже: жар расходился волнами по телу, а конечности, наоборот, начали неметь. Виктор повернулся к товарищу по несчастью, который за всё это время так и не сделал попытки хотя бы заговорить с ним.
	«Мне нужна помощь», хотел он сказать, но с ужасом почувствовал, что язык его не слушается. Всё, что он смог — это выдавить несколько мычащих звуков, как телёнок беспомощно глядя на соседа, который с любопытством поднял на него глаза.
	- Вода у изголовья, друг мой.
	Приподнявшись, Банев действительно увидел у кровати графин, а рядом и стакан, до краёв наполненный водой. Схватив его трясущейся непослушной рукой, больной выхлестал его, опрокинув на себя едва ли не половину. Тут же, без передышки, налил второй и опорожнил, а затем бессильно упал на подушку, чувствуя, как жар отступает куда-то вглубь.
	- Спа… Спасибо… - Прохрипел он.
Сосед пожал плечами, подняв брови.
	- Да не за что. Обезвоживание — самая страшная штука в борьбе с Врагом. Поэтому пей почаще. - В руках он держал какую-то книгу, судя по обветшавшей обложке — невероятно древнюю. Закончив поучительную лекцию, он вернулся к чтению, словно ничего и не было.
	- Ты тоже врач? - Подозрительно спросил Банев, но потом спохватился. - Меня Виктором зовут. Витей, то есть.
	- Очень приятно, Витя, - почему-то выделив последнее слово интонацией, словно взвешивая имя собеседника, читатель не отрывал взгляда от книги. - Меня зовут Ял. Нет, я не врач.
	- Как-как? Ян? - Не расслышал Банев.
	- Нет. Ял. - Поправил его читатель. - Мой отец был, скажем так, довольно странным.
	- Ты тоже странный. - Ляпнул Банев, не подумав. - А откуда ты знаешь про обезвоживание?
	- Да так… Читал немного…
	- А ещё что ты читал?
	Ял повернул к нему голову и Банев вздрогнул от взгляда глубоко посаженных тёмных глаз, впившихся в него как две болотные пиявки.
	- О том, что лишние переживания лишь усугубляют болезнь. Поэтому на твоем месте я бы освободил свою голову от пустых хлопот. Сам знаешь, Враг среди нас… И лишних разговоров он не любит. - Ял закрыл глаза и чему-то криво усмехнулся.
	Виктор нахмурился.
	- Ничего себе, лишние переживания… Лишиться работы и квартиры из-за какой-то болезни, а то и жизни — это лишние переживания?! Тем более с этими идиотами в халатах, которым нужны только деньги! - Выпалив последнее, он умолк, остро переживая неуместность этого высказывания. Но так как был слишком упрям, то продолжил. - Даже родной матери нет до меня дела! Это не враг среди нас! Это враги вокруг меня!
	Ял открыл глаза и с удивлением посмотрел на Виктора, словно видел его впервые. Затем хмыкнул и вернулся к чтению книги. Банев в ответ демонстративно отвернулся лицом к стене, накрылся с головой одеялом и попытался уснуть.
«Псих», подумал он, засыпая. «Психи».

***

	Таблетки, капельницы, уколы уже вошли в привычный распорядок дня Банева, а промежуток между ними он коротал в просмотре самых различных роликов в Сети, лишь бы убить время. Не замечая эффективности лечения, Виктор лишь убеждался, что, на самом деле, врачи лишь тянут из него силы и время, держа его здесь. Приступы болезни были кратковременны и не так тяжелы, как в первый раз, что он самодовольно списывал на силы организма. Из-за этого его недоверие к окружающим лишь росло, постепенно перерастая в паранойю и враждебность.
	Наконец, одним дождливым апрельским днём, он выключил планшет, повернулся на бок и вздохнул, вслушавшись в шум капель, разбивающихся об окно. Его сосед всё так же читал запоем книги, практически не отвлекаясь ни на что. Сам Виктор не хотел, да и стеснялся затевать разговор, а потому в палате почти всегда стояла тишина.
	- Что-то произошло? - Неожиданно спросил Ял, не открываясь от чтения.
Виктору меньше всего хотелось отвечать, но он себя пересилил. В конце концов, всегда неплохо кому-то выговориться. Но, неожиданно для него, в ответ на его пламенный монолог, Ял лишь пожал плечами.
	- И это всё?
Банев был глубоко оскорблён этим равнодушием, но постарался не подать вида.
	- А что, этого мало? - Вежливо уточнил он.
	- Ну… - Ял перевернул ещё одну страницу.
	- Нет, я, конечно, понимаю, что по сравнению с мировой войной у меня так, пустяки, но ситуация очень серьёзная.
	- Да нет, дружище, ты преувеличиваешь, - терпеливо заметил Ял. - Всё на самом деле не так плохо, как ты думаешь. Не накручивай себя.
Виктор Иванович ядовито хмыкнул.
	- Может, мне ещё мыслить позитивно? Ты, случайно, не психолог?
Сосед бросил на Виктора короткий взгляд, словно призывал успокоиться.
	- Ты почти угадал. Скажем так, моя профессия — давать ответы.
	- Да? Ну-ка, дай мне ответ, что делать, если все вокруг меня предали или желают мне зла?!
	Ял, закрыл глаза и отложил в сторону книгу, словно задумавшись или пытаясь заснуть. Когда Виктору уже надоело ждать, чтец начал декламировать:
	Выцветно-буро, по дощатым
	Полам шагал печной герой.
	Враждебный, хмурый, непрощатый,
	Огран вершил кривой рукой.

	Огран ненужливо-тоскливый,
	И взвесь металлотяжких мыслей
	Крошило неба тёмносливу,
	Бриллиант боговной звездовыси.

Герой бумажно-бичевой,
Считая жизнь титаноравной
Не сделал всё же ничего,
Убрав себя за стеклораму.

	Виктор погрузился в молчание, осмысливая эти строки, смутно подозревая, что они имеют какое-то отношение к нему.
- Сам придумал? - Язвительным тоном спросил он, не придумав ничего умнее.
- Да нет, один мой знакомый автор, - равнодушно ответил Ял.
- Хорошая у него фантазия, - пробормотал Виктор.
	- Да уж, иногда как придумает что-нибудь, так держись. Всем становится плохо. - Задумчиво сказал Ял, почему-то посмотрев в потолок.
	Наступила тишина, лишь усилившийся дождь барабанил по стеклу, как проворный графоман по клавиатуре. Виктор долго думал над смыслом сказанного но, не придумав достойный ответ неизвестному поэту, вскоре уснул.
	Наконец, наступил май. Процедуры уже давали какие-то плоды, по крайней мере, Банев чувствовал, что приступы болезни становятся всё реже и реже. Что, однако, не повышало настроения Виктора.
	Слова про героя за оконной рамой глубоко засели у него в душе и в один из дней он потребовал от Яла объяснить их.
	- Зануда ты. - Кратко ответил он.
Подобное объяснение не устраивало его визави.
	- Ну хорошо, - смилостивился черноглазый, откладывая книгу в сторону. - Вот скажи, почему ты всё время хмуришься, когда смотришь свой планшет? Там ничего смешного нет?
	- Да, знаешь, как-то мне не особо смешно…
	- А почему?
	 Странный вопрос. Виктор уже набрал воздуха, чтобы рассказать в очередной раз, о том, какие все вокруг гады, как его остановил жестом Ял.
	- Ну вот смотри. Если бы произошло что-то хорошее, тебя это обрадовало?
	- Естественно!
	- А что-то хорошее, но не связанное с тобой?
	 Банев задумался. Он не представлял, что может затмить его горе, но при этом никак его не касаться. В конце концов, как радоваться жизни, если сама жизнь желает, чтобы ты страдал?
	Судя по всему, последнюю мысль он сказал вслух, потому что Ял громко хлопнул в ладони и произнёс.
	- Итак! Сейчас я преподам тебе ещё один урок. - Виктор хотел спросить, какой урок было до этого, но Ял странно замолчал, озираясь вокруг.
	- И что это за… - Начал Виктор, но внезапно открылась дверь и в палату заглянул медбрат Саша.
	- Виктор Иванович? Вам лечащий врач назначил прогулку по саду, минут на пятнадцать. После обеда опять процедуры будут.
	Банев растерянно оглянулся на соседа, но тот с улыбкой закивал, беря в руки книгу. Делать нечего, пришлось идти.
	В саду было прелесть как хорошо. Длинные ряды пробивающихся сквозь землю растений расположились под деревьями вдоль аккуратных тропинок. Уже сейчас ласково белели нарциссы, горделиво заслоняя собой хрупкие анютины глазки, а промеж них озорно выглядывали одуванчики. На листьях недавно побеленных яблонь стыдливо распускались листья, на которых всеми цветами радуги переливались жемчужины недавно прошедшего дождя, быстро испаряющиеся под жаркими лучами майского солнца.
	Медбрат глубоко вдохнул сильный запах ранней сирени, в который вплетался вкрадчивый аромат черёмухи и счастливо улыбнулся Баневу, мол, смотри, как красиво. Банев в ответ хмуро насупился, с нарочитым равнодушием осматриваясь вокруг. Больше всего его раздражала даже не эта благость, а сильное и здоровое лицо этого человека, так сильно контрастирующее с его бледностью. Виктора Ивановича раздражал сам факт того, что кто-то смел улыбаться, когда ему плохо, что весна пыталась его добить своей красотой, пока Виктор страдал. Внезапно из кустов выпрыгнула большая трёхцветная кошка и, подойдя, стала с громким мурчанием тереться о ноги санитара.
	- Разе это не антисанитария? - Неприязненно спросил Банев.
	- Нет, я же не буду сперва её трогать, а потом вас, - чуть улыбаясь ответил Саша. - Ну как, здорово здесь, правда? Вам полезно свежим воздухом подышать, тем более, он уже достаточно тёплый.
Банев что-то невнятно пробурчал в ответ.
	- На это, наверное, много денег госпиталь выделяет, - как бы между делом сказал он, словно желая выразить, что могли бы и на его лечение потратить побольше, но побаиваясь делать это открыто.
Саша, не приняв его тон, помотал головой.
	- Это всё одна из предыдущих главврачей госпиталя, Анна Алексеевна. У неё хобби было, с цветами возиться. Тут раньше пустырь был, вот она и занималась потихоньку, иногда после работы. Отдыхала так. Потом и остальные подтянулись. Считай, многие за свои деньги почти всё делали. С тех пор, традиция у нас такая, получается. Мы тут и с эпидемиями боролись, и пострадавших в конфликтах выхаживали, а вот сад никогда не запускали, даже когда денег не было особо.
	Он пожал плечами и задумался..
	-  Даже удивительно, сколько я тут работаю, столько всего произошло, а эти деревья как стояли, так и стоят, всё им нипочём. Некоторые даже говорят, что излечиться помогают.
	После этих слов у Банева окончательно испортилось настроение и он потребовал вернуть его в палату.
	- Ну как? - Немедленно по возвращению спросил Ял.
	- Не понимаю, чего ты от меня хочешь, - Виктор почувствовал сильное раздражение. - Чтобы я радовался жизни? Парень, она у меня полностью разрушена! Сама судьба, Господь, Дьявол, мне безразлично, сама Вселенная мне это даёт показать! Даже эту прогулку придумали, чтобы надо мной поиздеваться!
 Но собеседник в ответ лишь весело расхохотался. Виктор остолбенел.
	- Ты… Смеёшься?!
Ял вздохнул, глядя на свирепеющего оппонента.
	- Ты так ничего и не понял…
	- Что не… Не понял?! - Заикнулся Виктор. Не понимая этого, он как зачарованный кролик пялился в эти тёмные глаза, не в силах оторваться от них. Странная сила притягивала к себе, таилась на дне этого колодца, сила страшная. Непонятная для простых смертных, таких, как Виктор Иванович Банев.
	- Если уж тебя занесло в такие дебри и ты заговорил с чего-то про Вселенную и прочее, то всему на свете абсолютно безразличны твои страдания и твои радости. Ты почему-то думаешь, что какая-то Вселенная хочет, чтобы ты что-то пересмотрел в своей жизни. А ты, раз, и наперекор ей остаешься в своем мирке. - Ял ронял слова медленно, словно разговаривал с ребёнком. Его взор впивался прямо в сознание Банева, заставляя его глотать воздух, слушая. - Весь непокорный, весь страдающий. Герой. Герой, что прячется за стеклорамой. Но правда гораздо страшнее: ты никому не нужен. Даже своей матери, о чем ты узнал спустя всю свою жизнь. Как ты там сказал после разговора с ней? Враги вокруг тебя? Да нет, дружище, здесь только один враг, и это даже не болезнь. Это ты сам. Твои ожидания от самого себя, твоя вера, что твоё существование может быть для кого-то важным. Вселенная, Дьявол… Нет, глупец, если бы ты видел себя со стороны… А, впрочем, ты даже не увидел бы. Ты просто скользнул бы взглядом по себе, толком ничего не заметив. Поэтому я не понимаю, почему ты вообще думаешь, что у тебя есть какая-то значимость.
	Банев чувствовал, что его словно ошпарили кипятком. Рот искривился, казалось, что он сейчас заплачет, но внезапно даже для самого себя, он начал тонким голосом сперва оправдываться, а потом, окончательно потерявшись — ругать своего собеседника, на чём свет стоит. Правда, всё это не доходило до цели, и Банев лишь почувствовал, как ему стало плохо.
	Наконец, когда даже ругательства исчерпались, он начал зачем-то перечислять снова свои беды, но практически сразу его вырвало. Во рту стоял тяжёлый металлический привкус, но самым страшным Банев считал, что собеседник никак не реагировал ни на его ругань, ни на жалобы. Больной потянулся к нему руками, едва видя силуэт соседа сквозь пелену слёз, пытаясь попросить, чтобы он выслушал, когда его начал скручивать приступ болезни, а спустя какое-то время он почувствовал, что его кто-то подхватил и куда-то несёт.

***

	Виктор Иванович Банев, мелкий клерк средних лет умирал страшно. 	Единственный пациент в реанимации, он распластался бледным пятном на прилипающей кожаной поверхности койки, привязанный наскоро за руки и за ноги к ней.
	Двое санитаров, один у изголовья, другой — у ног, держали его за конечности, внимательно следя, чтобы не пациент не упал с койки, вытащив иглу капельницы из худого предплечья.
	Поодаль от них неподвижной тенью стоял доктор Мечников. Все распоряжения были отданы, обезболивающие и лекарства в слоновьих дозах назначены, но Иван Ильич честно себе признался, что Банев уже шагнул за ту грань, где ему можно было помочь. Оставалось лишь с внутренним содроганием наблюдать за этими чудовищными предсмертными муками.
	Своё последнее представление Банев начал а капелла, быстро перейдя от медленного невнятного мычания до практически непрерывающихся нечеловеческих криков. Вскоре его спазматически скорчившееся тело начало отбивать лихорадочный ритм по койке, а конвульсивно сжимающиеся пальцы словно дирижировали в этом единоличном оркестре. Сам Виктор уже не помнил ни лиц, ни имён, его сознание полностью отдалось предсмертному концерту, в котором композитором была только боль. 	Так продолжалось примерно полтора часа, пока, наконец, Банев не захрипев, забился и растёкся, замерев в ожидании оваций, которых не последовало.
	 Доктор тихо выдохнул, глядя, как санитары отвязывали мертвеца и аккуратно укладывали на кушетке. После этого оба тут же вышли вон: один за каталкой, второй за тряпкой с водой.
	- Иван Ильич?..
	Мечников дёрнулся, только сейчас заметив медсестру, которая, похоже, уже довольно долгое время стояла рядом.
	- Да… Что там, Лида?..
	- Время смерти.
Врач, чертыхнувшись, полез в карман за часами.
	- Время смерти… Сейчас… Двадцать три часа, тридцать пять минут.
Медсестра, кивнув, аккуратным почерком занесла это в файл, находившийся у неё в руках.
	- Страшно он… Впервые такое, Враг обычно их спокойнее забирает… А этот…
Мечников вздохнул, провел руками по лицу. Внезапно, он понял, что как только закрыл глаза — начисто забыл имя, фамилию и вообще всё, что знал о пациенте. И вообще, знал ли? Единственное, что помнил доктор — его истошные крики на протяжении последних часов. Он открыл глаза. Худое, согбенное тело, нелепо уставившись в низкий потолок и раскинув кисти по койке, после смерти казалось ещё меньше и незаметнее.
Медсестра не унималась.
	- Такой спокойный был, ни разу голос не повысил, а тут…
	- Лида, идите, проверьте пациентов, - прервал её Мечников. - Они наверняка на ушах стоят от этого… Этих криков.
Та кивнула и, повернувшись, удалилась из палаты. Доктор какое-то время ещё рассматривал труп Банева, с трудом вспоминая из медицинской карты, кем он был при жизни. Офисный служащий, ни пил, ни курил, не употреблял. Абсолютно незаметный. Как всё-таки странно, что самым ярким в его жизни стала смерть.
	Переведя дыхание, Иван Ильич кивнул вошедшим санитарам и поторопился вслед за медсестрой. В конце концов, Враг всё ещё среди них.