Человек в белом халате разбил лёд ударом молотка. Пару осколков он бросил в стакан с виски, а остальные завернул в полотенце и протянул девчушке, что сидела на столе. Его рыбьи глаза встретились со светло-серыми глазам пациентки, под одним из которых сиял фингал.
– Спасибо.
Мужчина машинально оценил аромат напитка, хотя у такого дешёвого сорта, тем более в пропахшей медициной комнате, оценивать было нечего. Он сделал глоток, ещё один, затем осушил стакан залпом.
– У меня, Фрайдэй, день с утра не задался. Ещё тебя занесло, как назло.
– Мы и так и так должны были встретиться, Док.
– Чего?
– Вы же обещали мне пластинку. Даже без сегодняшней драки, я всё равно бы пришла после школы. В понедельник, помните?
Доктор задумчиво посмотрел на дно стакана, отставил тот в сторону, ушёл копаться в ящиках. Наконец он вернулся с большим конвертом из которого извлёк рентгеновский снимок черепа, урезанный до аккуратного круга и превращённый в грампластинку.
– Держи. Свежая. Есть ресурс работы.
– Красота, – девушка отложила полотенце в сторону, чтобы взять подарок обеими руками.
– С кем в этот раз не сложилось? – поинтересовался мужчина.
– С Эйс.
– С Эйс Флаш? Опять? Ты же соображаешь, что ты принцесса третьего ранга, а она принцесса первого ранга?
– Да… Да! Вы просто не понимаете, что значит учиться в классе принцесс, – она вернулась к охлаждению гематомы. – Даже лучшие подруги веду себя как соперницы, а Эйс так вообще, судя по всему, готовится стать «крысиным волком»… «принцесьим волком». Что мне теперь, лечь на спину и поднять лапки кверху?
– Да… Да! – передразнил он. – С чего хоть началось?
– С идиотских комментариев, что у меня в пятнадцать лет голос как у прокуренного мужика. Хотя, когда я пробовала научиться контральто, у других претенденток встречались голоса и пониже…
– Продолжай.
– Слово за слово. Наконец, она назвала меня старой девой, а я сказала, что её брат регулярно прочищает ей дымоход… и сразу же получила пощёчину, что аж в ухе запищало. Типа да как я посмела… типа не все об этом знают, – Фрайдэй погладила щеку на которой остались царапины от ногтей. – Я ответила ударом в живот… вернее, хотела ударить в живот, но кулак угодил в солнечное сплетение.
– Как ты поняла?
– «Волку» перекрыло кислород. Её брат стоял рядом и решил защитить честь дамы. Отсюда фингал.
– И всё закончилось?
– Ну да. Разбила ему нос и всё закончилось. Растащили.
– Как ты думаешь, почему это всё случилось?
– Типа… – Фрайдэй скривилась, – конфликты происходят из-за расхождения во мнениях…
– Так...
– …Из-за разных характеров. Типа пессимист-оптимист и всё такое.
– Так… и что в твоём случае?
– Звёзды так сошлись. Я по гороскопу овен, а она – ебливая сука. У нас астрологическая несовместимость.
Док только помотал головой:
 – Пробовала вести словесные перепалки с кем-нибудь рангом пониже? Кто на сэкономленные с обедов деньги не может нанять хитмена, если психанёт.
– Да какой «хитмен», вы что…
– Я утрирую. Но серьёзно, не срись ни с кем из Флаш, а то твоя семья закончит в нижнем городе. Не только о себе думай. Ты же любишь папу-маму?
– Типа того.
– Отлично.
– Понятно, – сдалась Фрайдэй. Она отдала лёд, подтянула к себе портфель и засунула туда конверт с пластинкой. – Какой диагноз, Док?
– Вот тебе мазь. С рукой всё в порядке, просто надо бить в лицо меньше принцев. И разберись с привычкой своей задницы искать приключения, а то придётся ампутировать.
– Ба-дам тц! – пациентка изобразила в воздухе римшот на барабанах. – Я ухожу.
Больница располагалась на тридцать восьмом этаже, школа – на тридцать девятом, Фрайдэй жила с родителями на сороковом. Девушка решила подняться домой по пожарной лестнице, чтобы ни с кем не пересекаться. Она часто пользовалась пожарной лестницей.
Вверху оставалось ещё несколько этажей где проживали другие королевские семьи, в том числе пентхаус Флашей. На крыше стояли суперконденсаторы, всегда готовые ловить молнии. Выше была только луна – небесный глаз с исполинским зрачком-кратером.
Внизу небоскрёб облепил «нижний город» – мешанина из небольших зданий, канатных мостов, шатров, кабелей, проводов, труб, резервуаров. Всё это наслаивалось друг на друга, образуя у подножья высотки «холмик» со снующими туда-cюда людьми-муравьями. По периметру расположились ветряки и ангары фермеров, а дальше – Пустошь. Поля, покрытые тонким слоем снега, упирались в горную гряду. К вечеру небо затянули чёрные тучи – вдали от соседнего шпиля осталось только созвездие разноцветных навигационных огней.
Тучи предвещали град или сухую грозу. Для Фрайдэй и первое означало душ, второе – телевизор. Для жителей нижнего города то и другое означало плохую погоду.
В эту пору года в номерах шпиля стояла жара как в аду, и духота от которой воротило, поэтому среди холода и ветра всегда было приятно задержаться. Стило только открыть в номере окно, как мать начинала кричать о том, что её цветы помёрзнут, а отец жаловаться на сквозняк и боли в пояснице.
Справедливости ради, цветы в одну ночь и вправду помёрзли. Тогда между мамой и дочкой случился конфликт с горшками, летящими в разные стороны, криками и требованиями выселить теплолюбивых «зелёных иммигрантов» из комнаты, иначе все они выйдут прогуляться через окно сорокового этажа. После Фрайдэй очень долго убиралась, хороня и реанимируя растения. Но это были «цветочки» по сравнению с тем днём, когда отцу с самого утра казалось, что «где-то дует». После того, как он в пятый раз выкрикнул с дивана «не открыто ли у нас окно?», сомневаясь в «нет, не открыто» дочери, та принесла ему охапку снега прямой доставкой с подоконника на голову. Домашний арест длился неделю. Принцесса ещё никогда не была так близка к физическому наказанию. Как и в любой другой раз, отца остановил взгляд на лицо ребёнка. Светло-серые глаза с ободками, высокие скулы, узкие челюсти, острый подбородок, высокий лоб как у грушеголовых инопланетян из фильмов, а на голове – ворона, испачкавшаяся в масле. Копия. Всё равно что смотришься в волшебное зеркало, где отражаешься в варианте «девочка-подросток». Вы же не сделаете больно себе-девочке-подростку…
Фрайдэй вернулась в номер и проскользнула в свою комнату. Она достала подарок и улыбнулась черепу на пластинке. Кажется, он улыбался в ответ. Док периодически снабжал хулиганку самодельными записями с тех пор как ей исполнилось десять. Это были непопулярные песни, которые мало кто стремился сохранить для потомков.
Каждый день Фрайдэй приходила домой, брала гитару, снимала одну из своих серёжек-медиаторов – тонкий «стандарт» из дерлекса, и пробовала воспроизводить на слух всё что слышала. Гитара имела чёрный полый корпус со скрипичными эфами изготовленный из клёна с тополем и покрытый нитроэмалью, простой топ, маркеры в виде точек, тонкий гриф из красного дерева и палисандровую накладку.
Роскошный инструмент мог воссоздать мелодии с пластинок, но не само звучание. Гитара на записях могла запеть как обычно, но секунду спустя становилось понятно, что это никакая не гитара, а нечто иное – проигрыватель вдруг начинал рычать грозой и выть как сирена. Фрайдэй безумно нравились эти агрессивные «канонады». Возможно старые песни исполнялись с помощью утерянных технологий! По крайней мере, в музыкальном классе школы точно не было ничего похожего.
Жизнь так и проходила: школа, музыкальный класс, пластинки дома. Подруг у Фрайдэй с недавнего времени не было. Сегодня, после такого дерьмового дня, девушке нужно было остаться наедине со своим маленьким хобби как никогда. Однако гитары и проигрывателя не оказалось там, где она их оставила.
Родители Фрайдэй, Фред Финикс и Катерина Финикс, молча сидели на диване и не отрываясь следили за копошениями дочери. Безрезультатно осмотрев весь номер, та принялась заглядывать под мебель и в шуфлядки столов.
– Где моя гитара? Где мой проигрыватель?
– Мы их спрятали, – недовольно буркнул отец.
– Что?! Почему? – принцесса третьего ранга аж пошатнулась.
– Ты знаешь почему.
– Лучше бы вы от меня еду спрятали, – разочаровано проговорила Фрайдэй. – Садисты.
– Да как ты смеешь?! – мужчина возмутился и вскочил с дивана. – Никакого уважения к старшим! Ни к кому никогда никакого уважения! В школе наиграешься. Ты не просто так в музыкальном классе с пяти лет.
– Фред, не кричи. Она же подросток.
– Я там скорее доиграюсь, чем наиграюсь!
– Дочка, пойми, – мать перехватила инициативу. – У нас есть деньги. Учёба в школе — это просто традиция. Всё что тебе нужно, это перебрать ряд кавалеров, и остановится на подходящем. Тогда ты будешь счастлива в жизни! Прекрати встревать в неприятности. Просто живи спокойно. Придерживайся плана.
– Хватит меня лечить! – Фрайдэй развернулась в дверях своей комнаты. – Я поняла, я типа наказана. Знаете что? Может деньги у нас и есть, но есть те, у кого денег побольше чем у нас. Ты, папа, всё время рассказываешь, как ужасно было жить в Пустоши, как там могут воткнуть тебе нож в спину. Так вот, Пустошь не заканчивается в фойе шпиля. За пределами нашего номера точно такой же клубок гадюк, который чувствует любую слабость и смотрит так как будто цифра «три» вырезана у меня на лбу, – она застучала пальцем себе между бровями.
– Ну всё теперь, – Фред всплеснул руками. – Живёшь на сороковом этаже. Еда, вода, одежда есть, но жизнь говно. Все вокруг крутые и злые, а ты бедная и не такая как все. Всё ясно, всё понятно!
– Да! – У Фрайдэй задрожал голос: – Как Мелади была не такой как все.
При упоминании этого имени родители притихли и уставились в пол.
– Вы хоть помните её ещё? Мелади была самой умной девочкой в классе. Она всегда помогала мне с настоящими уроками, где нужно было что-то знать. Думаешь, мама, у неё не было плана? Думаешь, папа, она очень сильно всех не уважала? Страшно хулиганила и сорилась со всеми в перерыве между чтением книжек дома и чтением книжек на уроках? Думаю, блядь, что нет. План у неё наверняка был. Уж точно посерьёзней чем у такой дурочки как я. Так как вы думаете, с чем связано самоубийство? Ей стало охрененно скучно среди людей поглупее, или может всё-таки эти суки затравили её до полного отчаянья? Думаю, мы все догадываемся, что произошло на самом деле.
Финиксы промолчали. Фред почувствовал, что всё же последнее слово должно быть за ним, нужно показать, что он старший в семье, хозяин дома, и с его мнением стоит считаться:
– Прекрати говорить «типа», «всё такое» и «так вот»! Это слова-паразиты!
Дверь захлопнулась так сильно, что посуда на полках рядом с ней тихонько звякнула. Раздался звук защёлки и всхлипывания.


Конферансье объявил выступление: «Вы знаете его, вы любите его! Встречайте, Фред Финикс с хитом Русалка Пустыни!». Публика зааплодировала, на экране появился юный отец в белой сорочке, очках-авиаторах и с гитарой Фрайдэй. Эти же очки лежали на полочке прямо под рукой. Отец подошёл к микрофону, начал играть песню под одобрительные возгласы толпы и наконец затянул:

Выступление было окончено, накатила волна аплодисментов, отец низко-низко поклонился. Лучи софитов сорвались с места и загуляли по залу, разноцветные гирлянды заморгали. Внезапно на шее у артиста повисла остроносая молодая брюнетка с внушительной грудью плотно затянутой в узкий чёрный топ. Фрайдэй глянула на свой бюст-доску и недоверчиво хмыкнула.
– Ваша фанатка? – спросил конферансье и протянул микрофон.
– О, самая большая! – ответила за него фанатка и победоносно заулыбалась. – Поверьте, больше не будет, я гарантирую это!
– Вот это поворот!! Это правда, Фред?! Это ваша избранница?
– Да, это моя чувиха, одна единственная.
– Дорогой, ну не называй меня «чувихой».
– Как же тебя называть?
– Катюшей.
– Катюша — это гвардейский реактивный миномёт, а ты – чувиха.
– Какой же ты мудак, – Мама ударила его кулачком в грудь, стянула очки, подтянула к себе и поцеловала.
Поцелуй продолжался и продолжался – Фред опрокинул Катерину, подхватив за талию, запустил ладонь в волосы, увлёкся и не думал останавливаться. Конферансье повернулся к камере:
– Что ж, видимо интервью на сегодня окончено. Как видите, наш горячо любимый Фред Финикс всё же нашёл свою «русалку пустыни». Поздравим его с этим! Девушки Пустоши, прошу вас, только без глупостей, слёз и истерик!

Фрайдэй выключила экран, взяла с полки фоторамку и начала переключать изображения.
Мама и папа возвращаются в шпиль, они жмут руки другим аристократам, в том числе Флашам. Лицо мисс Флаш ещё выражает эмоции, а не превратилось в чудо хирургии.
Клик. Фрайдэй сидит на коленях у отца с гитарой, которую ещё не может нормально обхватить руками, а тот даёт ей самые первые уроки игры.
Клик. Вот она уже с маленькой детской гитарой.
Клик. Она играет в куклы вместе с Мелади…
Клик. Родители дарят серёжки к которым крепятся медиаторы, чтобы она перестала их терять. Больно, на щеке даже маленькая слезинка, но зато улыбка от пробитого уха до пробитого уха.

– Он с сахаром.
– Я добавила всего ложечку. Без сахара же совсем не вкусно, – сказала Катерина и вышла из комнаты.
– Но если добавить в чай сахар, то у чая будет вкус сахара… – объяснила Фрайдэй закрытой двери.

Фрайдэй надела отцовские очки чтобы закрыть синяк, взяла портфель и отправилась на школьный этаж.
В классе
Первым уроком было «религиоведение». Учитель был не молод, но выглядел хорошо. Висков коснулась седина, белозубая улыбка казалась особенно яркой на фоне загоревшей кожи. Он засучил рукава своей голубой рубашки и поднял руки к небу. На запястье сверкнул тяжёлый браслет дорогих часов.
– Ты пойми навсегда, что ты – его создание, блестящее, красивое, но всё же сотворение, которое полностью зависит от него, – начал проповедник, делая сильное ударение на местоимения – Как картина от своего художника, у которой нет краски самой из себя, но рука художника дала её ей, и его рука может ей вернуть её оригинальную красоту…
Фрайдэй слушала лекцию слово-через-два, и оттого в голове раздражающе барабанило: «его», «ей», «него», «себя», «ей», «ей», «его», «он», «он», «ты», «его».
– …Как еда на её поваре, у которой ничего нет из самой себя, и у неё есть всё от её повара – её особый вкус, как она выглядит, из чего она точно приготовлена – ничто не зависит от еды. Так и ты, человек, ты был «приготовлен» Богом, и ты получил всё от него и от себя ничего, и ты ничего не можешь сделать без Него. Не беспокойся об этом и пусть не приводит тебя это в грусть. Наоборот – радуйся, что ты сотворён таким Гением, который сотворил тебя и постоянно заботиться о тебе с любовью и ведёт к абсолютному счастью.
Кажется, первая за сегодня порция мудрости подошла к концу. Одна девочка робко подняла руку.
– Господин учитель… у меня есть старшая сестра. Сестрёнка не живёт с нами в шпиле. Она волонтёр, помогает калекам, психам, уродам. Спасает жизни, так сказать. День и ночь возится с проклятыми от рождения и разными инвалидами на кого всем плевать…
«Кто такой волонтёр?» – зашептали где-то в классе.
…– Мы пишем ей письма, уговариваем вернуться, но ничего не выходит. Поэтому я не совсем понимаю. Раз эти люди прокляты, и только такие как она заботятся о них, и заботясь о них, они медленно себя убивают, получается калек и умалишённых создал не Бог?
– Если Господь даёт какие-то испытания, – преподаватель властно положил руки на трибуну, – значит во всём этом есть смысл. Во внутренней жизни и публичных поступках, в семье и на работе необходимо всё время чувствовать присутствие Божие, знать, что Он всегда рядом, вести с Ним постоянный разговор – тихий, незаметный со стороны, проявляющийся не в шуме слов, но в том страстном желании и любовном прилежании, с которыми мы завершаем все наши дела. Как важные, так и мелкие. Ты знаешь Твой замысел со мной – это мысли мира, а не терзания: Ты дашь мне будущее и надежду. Когда я буду звать тебя, ты всегда услышишь. Когда я буду искать тебя, я найду тебя, потому что буду искать тебя всем сердцем, и ты дозволишь мне найти Тебя и возвратишь меня из плена, и сделаешь меня свободным навсегда. Аминь!
Весь класс также сразу же подхватил «Аминь». Фрайдэй украдкой дорисовывая карикатуру на «пастора» в своей тетрадке. Никто не услышал, как она одновременно сказала «А-сёл» с той же громкостью и интонацией.
Ученица опустила глаза в пол и выглядела так, будто на неё вылили ведро холодной воды. «Аминь» расстроено сказала она и села на место.
Третьим уроком была география. Окна классной комнаты были завешаны, темноту комнаты разрезал тоненький луч проектора. На слайде стояли несколько чернокожих парней в дутых куртках, перед которыми лежали покрывала с сувенирами. Над их головами возвышалось подножье Эйфелевой башни.
– На этих редких фотографиях древности запечатлены торговцы, продающие россыпями миниатюры башни. Состоятельные граждане могли позволить купить себе один-два килограмма «эйфелек»…
Учительница переключила слайд. Башня стояла посреди песка.
– Так Эйфелева башня выглядит сегодня. История этого неолитического сооружения – загадка для современных исследователей. Построили её друиды или инопланетяне? Мы никогда не узнаем, – сказала она таинственным полушёпотом. – Однако данное место уже было целью паломничества принцесс всего мира ещё до начала письменной истории.
– Может быть, если она называется «Эйфелевой», её построил некто «Эйфель» – раздалось с заднего ряда.
– Хотя бы поднимай руку, прежде чем сказать глупость, Фрайдэй. Ты подумай головой, как один человек может построить целую башню? – парировала учительница.
Девочки в классе звонко рассмеялись.
– Не будьте так строги, леди, – Эйс сидела за первой партой. – Может быть нашей подруге просто плохо видно с заднего ряда что на картинке. Может быть в глаз что-то попало.
Фрайдэй чуть опустила очки, продемонстрировав уже раздувшийся синяк:
– Кулак например? Надеюсь ты оценила, что я ударила тебя не в лицо. Мы же люди сцены. Думаю, ты сделала бы для меня то же самое.

На вершине шпиля
На самой вершине шпиля торчала игла ловца молний под которой стены суперконденсаторов ждали очередной сухой грозы.

– Как вид?
Фрайдэй вскочила с места и резко развернулась. «Принцессий волк» стоял в окружении нескольких мальчишек и девчонок, в том числе своего брата. Бантики на красивых платьях и рыцарские плащи развивались на ветру. Своего часа ждали две дубинки, два кастета и одна тяжёлая цепь.
– Ну и ветер, – Эйс сбрызнула волосы лаком для волос и тут же причесала. – Говорят, сохраняет укладку при любой погоде.
– Что тебе нужно? – Фрайдэй сжала кулаки.
– Поговорить.
– Выходит какой-то не очень честный разговор. Ведь я одна, а вас всего лишь шестеро. Может дать вам фору?
Спутники Эйс переглянулись.
– Присутствующие господа нужны чтобы разговор не перерос в какую-нибудь глупость вроде драки, и чтобы ты внезапно не ушла не попрощавшись. Чтобы всё было цивилизованно, а то знаю я тебя.

Эйс с задумчивым видом, тряся в правой руке баллончик с лаком, подошла к Фрайдэй. Она остановилась совсем близко, заглянула ей в глаза и тихо сказала:
– Надеюсь, ты оценишь, что не в лицо. Мы же люди сцены.
– Что?
В левой руке блеснула золотая зажигалка. Направленная струя пламени из баллончика подожгла платье Фрайдэй. Пинок в живот лишил её равновесия. Девушка упала, но не на землю. Всё вокруг было в огне, верхушка шпиля удалялась всё дальше. Ветер засвистел в ушах по мере того как тело разогналось в свободном падении.
Эйс бросила баллончик вдогонку крику, достала тонкую сигарету, прикурила, защёлкнула зажигалку, сладко затянулась, выдохнула и повернулась к друзьям:
– Зачем тратить деньги на какого-то хитмена, если всё можно сделать самой, бесплатно и с куда большим удовольствием?
Друзья стояли неподвижно, онемевшие и какие-то бледненькие.
– Вот птичка и вылетела из клетки, прям как всегда хотела. Белая ворона хуева, – принцесса улыбнулась от уха до уха, звонко захихикала и сделала ещё затяжку. На горизонте чёрные клубки с прожилками молний накатывались на поля из-за гор.