Пятидесятилетняя война

В небе сверкает белый след. Вспышка. В следующее мгновение все становится нестерпимо ярким, и только тени - их здесь полно - приобретают в этом свете неестественно черный оттенок. Мои глаза реагируют лишь долей секунды позже, сужая стальные диафрагмы перед стеклянным зрачком. Окружающий мир снова приобретает свои очертания. Падает яркость взрыва, и теперь можно видеть окопы, колючую проволоку, лежащую поодаль башню танка и, как монумент всему этому великолепию, стремительно сереющий дымный грибок. Я быстро гляжу на него и отворачиваюсь. Не в новинку.
Нарочито не обращая на него внимания, сквозь пыльный гриб проносится что-то реактивное. Близится. Проходится очередью ракет по окопам. Попадает в наш. Я успеваю отпрыгнуть, а Вилли - нет. Развороченная воздушным подрывом башка безжизненно лежит на изрытой мелкими кратерами земле. Ну да и черт с ним, полчаса как-нибудь и без него справлюсь.

Видите ли, к началу великой экспансии кое-кто так и не решил территориальные вопросы. С расширением границ государств в космическое пространство возник и шанс эти границы оспорить: пригодные для заселения и разработки планеты - огромная редкость, а иметь свою микроимперию хочется всем. Миротворческие организации здесь как-то не задались, но тут перед господами империалистами встает другая проблема: а воевать-то в космосе дорого. Ну как прикажете для войны космических масштабов находить участников? А ведь всю эту ораву нужно обучить, содержать и, что самое главное, доставить. Не может же современное цивилизованное государство лишать граждан всех благ только из-за того, что ему срочно нужно выкроить бюджет под что-то маленькое и победоносное?
И кто-то (имя его теряется в веках и архивных документах) предложил производить бойцов прямо на месте. Ни растить, ни обучать, ни доставлять не нужно. И, самое главное, не нужно платить пенсию зареванной матери или жене, которая не дождалась с войны свое любимое пушечное мясо. А там подоспели и другие плюсы: робот и крепче, и выносливей, и тушенки не требует. И, самое главное, восстановить его можно с прежней памятью, и вернется в строй ровно тот же человек, который погиб полчаса назад.
Из лучших бойцов армий понадергали личностей, подтерли ненужное, запихнули в стальную голову, и понеслась. Настоящий Вилли уже три года как коньки отбросил со старости, а этот - гляди, живехонек, никак не помрет.

А между тем вокруг снова гремит война. Откуда-то слышны выстрелы, где-то гремят разрывы, а справа пробирается под стелс-плащом чей-то солдат. Вроде, не наш. Прохожусь по нему автоматной очередью и удовлетворенно понимаю - и правда вражеский. Двигаюсь дальше. Над головой снова проносится штурмовик, но, видать, не по мою душу - в двухста метрах целая группа, вот по ним и вдарит. И правда, секундой позднее с той стороны удовлетворенно гремит взрыв. На голову сыплется земля - бомбой, подлец, вдарил. ПВО на них нет - слишком низко летают.
И, наконец, краем глаза я улавливаю новый дымный росчерк вдали. Нет, на этот раз серый. И вверх. Кажется, кто-то удовлетворен войной.

Вылезаю из окопа, машу руками. С той стороны из траншей поднимаются головы. Одна, пять, двенадцать. Ну ладно, хватит и этого. На каждой голове - флаг государства. Чужого, бишь. С которым войну ведем.
— Все, - кричу - улетела комиссия!
Спрыгиваю в окоп. За мной прыгают и мои однополчане. Удовлетворенно обнимаются, хлопают друг друга по спине, жмут руки. Привычное дело.
Штурмовик, на деле оказавшийся спешно вооруженным десантным свистком, резво плюхается рядом. Приветливо распахивает двери двум сторонам. И нам, и вам, значит.
Загружаемся, летим.
Спустя полчаса высаживаемся на нашей базе. Прибывшие раньше встречают очередной челнок одобрительным гулом. Среди первых рядов стоит недавно почивший Вилли. Рядом с ним - внезапно, расстрелянный мною солдатик. Улыбаются.
И, перемешавшись до полной неузнаваемости, уходим с посадочной площадки. Две армии, две стороны, душа в душу. Уходим отдыхать.

Ну кто же, в самом деле, мог подумать, что за полвека войны роботизированная личность дойдет до того же, до чего докатились солдаты первой мировой? И объединились две армии, и смешались. Пойди без опознавательных знаков отличи, где чей.
Так и живем, так и воюем - на бумаге. От проверки до проверки. А остальное время - кто как. Моему прототипу, например, нравилось в покер играть. И ведь не наскучит - роботам вообще несвойственно скучать. Кто-то в шахматы играет - попробуй обыграй такую же машину, но с чисто человеческими повадками.
А кто-то, говорят, вообще воюет. Помер, восстановили - и снова в бой. И технику штампуют - планета большая, ресурсов хватит. Хочешь - играй в пехотинца, хочешь - дави пехоту на танке, хочешь - кройте друг друга атомными ударами на соседнем континенте. А заводы, с которых война и начинается, волшебным образом ускользают от глаз обеих армий.

Сидим, играем в покер. Сбоку похабно возвышается статуя Фёдора - первого, помнится в своем роде.
— Флэш, господа! - говорю.
А в проем уже вбегает убитый мною тогда Витёк, и все уже заранее знают, что он скажет.
— Завтра...
И хором:
— Прибывает комиссия!