Мои новые друзья

Снова споткнулся, снова попал в капкан. Я снова начал надеяться на себя «в будущем». Симптомы этой проказы обычно проявляются перед сном, когда я закрываю глаза и поток образов непроизвольно уносит меня в лучший мир, мир сбывшейся мечты. Бегущая строка мыслей, полная штампов: «Когда-нибудь я возьмусь за дело, когда-нибудь я начну трудится и держать осанку. Когда-нибудь, вместо того, чтобы зарыться в кровать после работы, я буду посвящать несколько часов труду, что воплотит мечту». Мерещится, словно понимая это — результат обязан произойти. Я засыпаю то гениальным режиссером, то художником-постмодернистом, иногда успешным сутенёром средней руки, но проклятый будильник изо дня в день будит кассиром книжного магазина.
       Мне давно стало ясно, что мечта, — это сладкая ложь. Забери эту ложь у людей, и большая часть вздернется на берёзках в ближайшей лесополосе. Их качающиеся из стороны в сторону трупы, словно гирьки на часах-ходиках, будут напоминать проезжающим о стремительно летящем навстречу мрачном конце жизни. Человек без мечты в глазах общества тлеет, теряет смысл и предстает слабохарактерным неудачником, самодуром, живущим где-то на отшибе. Но лишь он и останется – самый расчетливый и циничный, а потому живой человек. Подобные ему не боятся жить с правдой, им хватает мужества сказать: «Я – ничтожество». Это те, кто в старости не имеют привычку как сука выть о потерянном времени.
       Случайный диалог с пожилым мужчиной обернулся странными событиями, что беспокоят меня до сих пор. Рабочий день подходил к концу, я уже хотел закрыть кассу, но меня отвлек шаркающий звук со стороны входа. Подняв глаза я увидел тощего старика в черном пальто ещё советских времен. Он едва волочил ноги, слегка опираясь на свою палку-трость. Его непринуждённый вид меня раздражал, я не хотел задерживаться в магазине и кинулся навязчиво помогать ему с выбором книги. Я застал его в отделе с чтивом для мотивации, успешных стартапов и прочего говна, что обещает сделать вас "счастливее, богаче и успешнее!". Не успел я и слова сказать, как он, словно прочитав мои мысли, заявил о никчемности этого отдела и двинулся дальше, вдоль высоких стеллажей, к философии.
       Я подхватил его мысль и мы разговорились, забыв о книгах и времени — старик умел слушать. Говорил, признаться, в основном я: говорил о мечте, о ненавистной работе, о покупателях, большая часть которых питается литературным фастфудом. Говорил о тоске, – она, как кислота, съедает все желания и энергию, когда вспоминаю о своей ненужности. Так бестолково и невнятно. Я был похож на жалкую сироту, которая заунывным голосом рассказывает воспитателю о тяготах своей жизни, такой же, как и у других, жизни. Мне тяжело это вспоминать, от стыда так и хочется сгызть все ногти на ногах. Старик, однако, был внимателен и учтив. Он подождал, пока я закончу свое нытьё и голосом уверенного в своих словах пастора сказал: "Если образ твоих мыслей не соответствует образу жизни, значит ты пиздабол и тряпка". Меня обидела его прямота, я словно с облаков свалился в холодную прорубь, разбив своим неуклюжим плюшевым телом толстую кромку льда. Он захохотал и с дружелюбным притворством потрепал меня за плечо, добавив: "Ты навязал себе мысли о ненужности, брось их. Скоро у тебя появятся друзья, которых ты заслужил".
       Первый друг и правда появился совсем скоро. Я вышел из дома рано утром, девственно-горячие лучи солнца нежно прикасались к моему лицу и я невольно бросил пару слов куда-то в пустоту безлюдного сквера:
— Словно лакомый кусочек солнца во рту растаял...
— Да, это тебе не окурки языком тушить. – Это был он. Нет, не подумайте, что я испугался и специально сделал такой естественный вид. Я знал, что этот теплый голос, голос моего нового друга. Его внешность трудно описать, да и если бы я попытался... то он непременно уронил бы меня на землю, сел сверху, и начал избивать, превращая мое лицо в пережеванный красный арбуз. Я уже представлял, как моя кровь, стекает с его огромно… с его кулака прямо на лицо. Капли похожи на расплавленный воск. У него трудный, взбалмошный характер, но с ним бывает так приятно поболтать, как со старым другом или двойником, знающим о тебе каждую мелочь. Мне не хватает его тяги к праздной жизни, на что он всячески пытается меня подбить. Как жаль, что он приходит когда вздумается – я даже не могу договориться с ним о встрече.
       Мой второй друг его абсолютная противоположность. Когда мы смотрим в зеркало друг на друга, я могу разглядеть его сухую серую кожу, безразлично смотрящий куда-то вдаль, сквозь все материальное, взгляд и тощие, как у маленькой девочки, кисти рук. Правда, есть у моих новых друзей одна до ужаса схожая черта, – их голоса звучат как один. Когда они пришли ко мне в гости, я закрыл глаза и замолчал, чтобы проверить, смогу ли я понять, кто есть кто; как оказалось у них совершенно разные интонации и обороты речи. Я называю второго друга холодным голосом, для удобства разумеется. Холодный голос заставляет меня не выходить из дома, в нем живёт жестокий социофоб, его повелительный порой загоняет меня в угол: однажды я на сутки закрылся в ванной комнате, пока теплый голос не убедил меня выйти.
       Они все чаще стали приходить ко мне, даже в рабочее время, бывало, прийдет один из них, встанет на кассе и трепится. Поначалу я был в восторге, мне было приятно их видеть, но со временем на кассе разноцветной гусеницей растягивалась злая очередь и я старался прогнать их, пока не пришел администратор и не сделал мне очередной выговор за постоянные разговоры.
       Последние пару дней они оба приходят ко мне перед сном, мешая мечтать. Теплый голос прыгает ко мне под одеяло и шепчет на ухо невнятное, а холодный пристраивается в кресло, мучая и так сломанный светильник. Мне так трудно видеть их ненависть друг к другу, ведь они мои единственные друзья. Когда им надоедает, они начинают скандалить, как родители алкоголики, то и дело посматривая на меня в ожидании поддержки, тогда во мне просыпается сковывающий страх, я пытаюсь закрыться и убежать в никуда, и чем дальше я пытаюсь убежать, тем сильнее становится их рёв, сверлящий ушную раковину.
        Они долго не приходили после этого скандала, и я уже было начал чувствовать себя покинутым, как вдруг услышал до боли знакомый теплый голос: "Враг среди нас. Тебе было трудно выбрать одного, и мы решили, что этот враг – ты".
       Я и сейчас слышу их голоса, они не покидают меня ни на секунду, они издевательски травят меня, смеются над поступками и преуменьшают достижения. Пожалуй, отсечение головы, – единственное что может избавить меня от этой дружбы.