Рик даже подумать не успел, как вскинул винтовку. Чуть-чуть дрожали руки, заходилось в стуке сердце – но прицел, на удивление, крепко прилип к фигуре.
	Это был фриц. Может, тот самый часовой. Косой, холодный лунный свет падал на его спину, давал увидеть на фоне перекрестка траншей. Он просто стоял. Будто и не слышал трех взрослых мужчин с оружием, которые крались по лужам и липкой грязи! Просто рассматривал нишу в стене, даже не шевелился – и оружия видно не было.
	И форма какая-то побуревшая. Драная.
	Что делать? Стрелять? Всадить штык? Отступить? Ждать.
	Рик бросил взгляд на Купера. Он держал врага на прицеле, замер, будто статуя. Позади-слева чувствовался Уилл, он громко дышал – но фриц дышал куда громче. Хрипло. Порой булькал, порой словно бы храпел, а чаще всего чуть присвистывал. Плохое это было дыхание.
	Как у того, кто вскоре отправится на тот свет.
	А ублюдок и вида не подавал. Что-то было зажато в руках, свободно свисавших вдоль тела, почти незаметно переминались ноги.
	— Эй! — негромко, коротким выдохом окликнул его Купер.
	Ничего. Хотя нет – фигура пошатнулась, будто вздрогнула.
	— Эй! Фриц! — повторил Купер.
	О, вот теперь-то вражеский солдат повернулся. И от его вида Рика бросила в холодный пот, предательски вздрогнула винтовка, а губы против воли раскрылись для крика. Это часовой. Весь в крови, взгляд давно уж подернулся стеклянной пеленой смерти. Половины челюсти как не бывало – срубило осколком. По шее струилась засохшая кровь, форма была сильно подрана.
	Фриц – мертвый, черт возьми, фриц! – молча бросился на отряд. Окопный нож-кастет был выставлен словно копье.
	Дробовик и винтовки рявкнули единым залпом. Впились, разорвали плоть толком не разлетевшаяся дробь и пули. Глухо чавкнул вылетевший из груди фонтан – но ублюдок только остановился да покачнулся!
	Не отрывать взгляда! Всей ладонью, затвор – вверх, на себя, от себя, вниз!
	Рик двигался как механизм. Уилл помедленнее, а Купер скупее. Патроны вошли в стволы, но новых выстрелов не понадобилось. С громким всхрюком, который походил на сдавленный крик, фриц рухнул на колени, а оттуда мешком повалился на живот. Замер. Все заняло не больше десятка секунд.
	— Что за срань!? — выдохнул Купер.
	— Матерь божья! — одновременно сказал Рик.
	Уилл же промолчал, но дыхание загнанной лошади говорило лучше слов. Несло несвежей мертвечиной – Рик поморщился. Как только не чувствовал до этого?
	С первым же выстрелом стремительно понеслись секунды. Отряд заявил о себе чертовски громко. Нагло. И кто знает, что могло бы явиться на грохот стрельбы, да посреди вражеских позиций? Что угодно! Позиции брошены? Да как бы не так!
	Но любопытство и приказ заставили задержаться.
	Войдя на перекресток и тревожно взглянув в обе стороны, Купер поддел убитого ботинком и резко перевернул. Рик и Уилл подошли ближе, одновременно следя за тылом. Все прошло быстро – но боевой кураж гнал сердца, словно машинист гнал паровоз. В лунном свете, чуть поблескивая, дрожали штыки.
	Фонарь. Ясно и без слов – бледный небесный колобок давал не так уж и много света. Достав небольшой фонарик, Рик с силой потряс его, пробуждая ленивое электричество, затем присел, навелся на труп и включил.
	По телу побежал небольшой кружок оранжевого цвета. Он заглянул в свежую рану, затем опустился, сполз на чуть посиневшие руки с длинными ногтями, почти когтями, взглянул на бурый от крови окопный нож и, словно отложив неприятное напоследок, поднялся к голове.
	— Да он же дохлый! — вырвались полные изумления слова.
	Еще как. Осколок не только отрубил половину челюсти – но и зацепил артерию на шее. Расколотые и грязные зубы, рваная, едва подернутая корочкой рана на уровне кадыка. Глаза. Остекленевшие, подернутые посмертной пленкой. От тела несло гнилью и кровью.
	— Господь… милосердный… — Рик с трудом проглотил тошноту и выключил фонарик. — Он… он же дохлым бродил!
	Уилл зашептал упокойную молитву. От Купера не слышалось ни слова, только глубокое, нервное дыхание рвалось из его горла. А Рику пришлось опереться на винтовку – закружилась голова. Как-то не укладывалось все происходящее, бурлило, кипело, хотело забыться или притвориться сном.
	Солдат медленно окутывал страх. Не привычный фронтовой, а такой, который пускал дивизии мурашек по подернутой холодом коже, который до неловкого ослаблял ноги и предлагал укрыться в отхожем месте. Страх, предлагавший плюнуть на приказы и бежать со всех ног.
	— Вот с кем… — сумел выговорить Купер. Его окопная метла дрожала. — С кем они дрались. Мы идем дальше, парни?
	Рик ощутил тяжесть прошедших секунд. Минута после выстрелов? Две? Он не засекал. Зато что-то забрезжило в голове.
	— Он сдох! — поймал он мысль за хвост. Продолжил, со странным остервенением. — И других, черт возьми, прикончим! У нас приказ, Купер!
	— Уилл? — спросил тот, наводя оружие то в один проход, то в другой. — Уилл!
	А он договорил. И резко, словно суя руку в гнездо змей, одним нервным движением опустил мертвецу веки. Затем торопливо поднялся.
	— Они шепчут, — жалобно буркнул Уилл. — С того проклятого взрыва, все шепчут и шепчут! Идем дальше.
	Купер тихо хохотнул, пытаясь скинуть напряжение. Не получилось. Он вновь оглядел отряд, скривился и решительно поднял дробовик.
	— Это просто живучий, контуженный, забытый фрицами ублюдок, — сказал он. — Похоже, и правда отступили. Выйдем к артиллерийским позициям, там пустим ракету, засядем в каком-нибудь блиндаже и дождемся утра.
	Договаривал Купер уже на ходу.
	Отряд поторопился дальше. Траншеи фрицев были незнакомы, но вот принципы, по которым они строились, оказались понятны. Все те же ходы связи, оборонительные зигзаги, подставки, укрытия в блиндажах, склады боеприпасов и огневые точки… Многое порушено, разбито артподготовкой и огнем по своим.
	Нервно оглядываясь и прислушиваясь, солдаты цепочкой шагали мимо погибших. Или мест, где они должны были лежать. Там виднелись следы, порой валялись каски и винтовки. Тела куда-то подевались.
	Рику было страшно, Куперу, как он догадывался, тоже, а Уилл вовсе дрожал словно от холода. Щемило сердце – хотелось вернуться домой. С ним боролись данная присяга и собственная гордыня. Они с трудом, но выжигали липкую пелену страха, теплыми обещаниями успокаивали душу и, словно командир под боком, вели Рика вслед за Купером.
	Артиллерийские позиции вынырнули чертовски внезапно. Траншея просто расширилась, превратилась в очередную «комнату» - большую, сделанную не снарядами, но лопатами.
	Луна милостиво сопровождала отряд на всем пути. Теперь она осветила поникшие стволы орудий, разорванные и разобранные казенные части, беспорядочные кучи коробок. Все это было важно. И теряло значимость здесь и сейчас.
	В ночи бродили фрицы.
	Много.
	Слишком, черт возьми, много для троих человек с винтовками и дробовиком!
	Отряд застыл у укрепленной досками стены, в тени. Крепко сжатое оружие смотрело на врага, пока пальцы то тянулись к спусковым крючкам, то в страхе одергивались на скобу. Что хуже всего, поздно было отступать.
	Пара или тройка фрицев подошла к спасительному ходу связи и встала совсем рядом. Все остальные же с какой-то бессмысленной целеустремленностью бродили по позициям. То вставали сбоку от орудий, то цепочкой выстраивались между пушками и снарядными ящиками, то расходились кто куда. И все – в темноте. Все – без единого звука. Только и слышалось, что шарканье да шаги.
	Солдат занимал один и тот же вопрос. По-разному, но, чаще или реже, он всплывал в каждой из трех голов.
	Какого черта здесь творится?