И вот в ту пору, когда надо было выручать из плена наших товарищей Рена
и Серра, захваченных  непокорными племенами, я доставил на такое плоскогорье
мавра, посланного для переговоров, и, прежде чем улететь, стал вместе с  ним
искать,  где  бы ему  сойти  вниз. Но  со всех сторон наша  площадка отвесно
обрывалась  в  бездну круто  ниспадающими складками, точно  тяжелый каменный
занавес. Спуститься было немыслимо.
     Надо было лететь, искать более подходящее  место, но я замешкался. Быть
может, это ребячество, но так радостно ощущать под ногами  землю, по которой
ни  разу еще  не ступали ни  человек, ни животное. Ни один  араб не взял  бы
приступом  эту  твердыню.  Ни один  европейский исследователь еще  не  бывал
здесь. Я  мерил  шагами девственный, с начала  времен  не  тронутый песок. Я
первый  пересыпал  в  ладонях,  как бесценное золото, раздробленные  в  пыль
ракушки. Первым я нарушил  здесь  молчание. На этой полярной льдине, которая
от века не взрастила ни  единой былинки,  я, словно занесенное ветрами семя,
оказался первым свидетельством жизни.
     В небе уже мерцала звезда, я поднял к ней глаза. Сотни тысяч лет, думал
я, эта белая  гладь открывалась  только  взорам светил.  Незапятнанно чистая
скатерть, разостланная под чистыми небесами. И  вдруг сердце у меня замерло,
словно  на  пороге  необычайного открытия: на этой  скатерти, в каких-нибудь
тридцати шагах от меня, чернел камень.
     Под ногами лежала  трехсотметровая толща  спрессованных  ракушек.  Этот
сплошной гигантский пласт был как самый неопровержимый довод: здесь нет и не
может быть никаких камней. Если и дремлют там, глубоко под землей, кремни  -
плод  медленных превращений, совершающихся в недрах  планеты,  - каким чудом
один из них могло вынести на  эту нетронутую поверхность? С бьющимся сердцем
я подобрал находку  - плотный  черный камень величиной с кулак, тяжелый, как
металл, и округлый, как слеза.
     На  скатерть, разостланную под яблоней,  может упасть только яблоко, на
скатерть,  разостланную  под звездами, может падать только  звездная пыль, -
никогда ни один метеорит не показывал так ясно, откуда он родом.
     И естественно,  подняв голову, я  подумал,  что небесная яблоня  должна
была уронить и еще плоды. И я найду их там, где они упали,  -  ведь  сотни и
тысячи лет ничто не могло их потревожить. И ведь не могли они раствориться в
этом песке. Я тотчас пустился на поиски, чтобы проверить догадку.
     Она оказалась верна. Я подбирал камень за камнем, примерно по одному на
гектар. Все они  были точно  капли  застывшей лавы.  Все тверды,  как черный
алмаз.  И  в  краткие  минуты,  когда  я  замер на вершине своего  звездного
дождемера, предо  мною  словно  разом  пролился этот  длившийся  тысячелетия
огненный ливень.