c5p4

Закончив подтягивать ремни и совладав с последними застёжками, мы с Вербером переглянулись. Результат не внушал: ящероконь отличался от собратьев по копытам поджарым, высушенно-угловатым телосложением насекомого. Поэтому, как бы ни старались мы приладить амуницию, она свободно висела на нём и чуть бряцала, когда он недовольно перебирал копытами. Оставалось надеяться, что подступившие сумерки и вороная масть жеребца скроют от зевак и городской стражи необычные детали.
Настал черёд бревна, рассёкшего дорогу надвое. Вербер сказал, что оно рухнуло на авангард, и действительно — под деревом в луже крови лежала мёртвая лошадь с перебитым хребтом. Кое-как — с руганью сквозь стиснутые зубы, превозмогая боль в мышцах, — мы отпихнули бревно в сторону, достаточно для того, чтобы проехать мимо. Полноценной расчисткой пускай занимается отряд солдат из Эстидака.
У кареты нас встретила Оливия. Она переоделась в груботканое зелёное платье, для неё явно великоватое, и нервно посматривала на нерушимый строй леса, точно опасалась повторения набега. В ответ на недоумённый взгляд рыжего усача баронесса поджала губы.
— Уж не рассчитывал ли ты на то, что я позову тебя зашнуровать спину?
— Ни в коей мере, госпожа. Всего лишь восхищаюсь вашей красотой, сияющей и в скромной одежде.
Оливия выгнула бровь.
— По-твоему, сейчас подходящее место для комплиментов? Бедная Донна вряд ли рассчитывала когда-нибудь надеть это тряпьё и сунула в самый низ ящика на крайний случай…
— Уверен, вы могли подобрать и более приличествующее вашему утончённому вкусу одеяние.
— Не надо издёвок. Я уже тысячу раз пожалела о том, что в моём походном гардеробе не нашлось вещей, которые возможно надеть без посторонней помощи. А у Донны… — Она прерывисто вздохнула. — Правителя не красит кровь его подданных.
— Если он не проливает её сам по необходимости.
— Чем древнее изрекаемая тобой мудрость, тем она тошнотворнее. Порой я удивляюсь, как отец догадался сделать тебя моим телохранителем. В тебе нет ни толики жалости.
Вербер уселся на подножку кареты и извлёк из ножен меч. Придирчиво осмотрел лезвие, провёл у кромки и поморщился, отчего его усы встали дыбом. Он пошарил в маленькой сумке на поясе и извлёк из неё точильный камень, с режущим слух звуком провёл им по клинку.
— Простите за откровенность, но я многое повидал до того, как попал на службу к его милости, и поле битвы нельзя назвать худшим из того, что мне пришлось пережить. Сражение — это лишь закономерный итог того, как человек вёл жизнь. Стечение обстоятельств, которое привело к насущности вогнать в грудь другого наточенную сталь, может быть куда страшнее. Мы должны быть готовы к внезапной смерти и не позволять её гнилостному дыханию отвернуть наши души от света. Я скорблю по павшим, однако самобичевание не воскресит их. За то, что я делюсь с вами бесценным опытом, полученным в скитаниях молодости, его милость и платит мне деньги, пусть не подозревая, что я позволяю себе видеть в вас будущего владетеля Приама.  — Щёки баронессы вспыхнули, левый уголок рта полез вверх в кривой обиженной ухмылке, однако Вербер этого не увидел и беспечно продолжал: — Обязанности по вашей охране идут бесплатно. И поверьте, отношусь я к ним со всей возможной серьёзностью.
— Значит, гибель Донны для тебя ничего не значит? Скольким беззащитным девушкам ты отрубил голову во времена буйной юности?
Лицо д’Трувиа окаменело. Рука, скользившая вдоль меча, замерла. Он поднял вмиг потяжелевший взгляд на Оливию и произнёс:
— Я дворянин, хоть и младший отпрыск безземельного рыцаря. Поднять руку на слабого — преступление против чести. А Донна… конечно, она не заслужила случившегося с ней. Но такова жизнь. Люди умирают, особенно если хватают оружие в драке без соображения, как им махать, и лучшее, что мы могли для неё сделать, — это отомстить. Будем рассчитывать, что её душа возрадуется, глядя на муки ублюдков во тьме.
Точильный камень вновь заходил по лезвию. На секунду мне показалось, что Оливия извинится перед ним, но она лишь вздёрнула подбородок и напустила холодный вид. И всё-таки в глубине глаз девушки поблёскивало раскаяние, когда она сказала:
— Правитель, гонящий прочь друзей, рискует встретить торжествующих врагов в одиночестве.
— Главное — уметь отличать настоящую верность от ряженого предательства, готового воткнуть нож между лопаток, не так ли, госпожа?
— Или, если не хватает опыта отличать первое от второго, доверить прикрывать тыл тому, в ком уверена наиболее.
Чем больше я слушал их разговор, тем больше терялся в нём. С другой стороны, их диалог не предназначался для чужих ушей, поэтому внутри нарастало смущение, будто от вторжения в интимную область, где у посторонних нет ни малейшего права находиться.  Чувствуя, как горят пятки от желания очутиться в другом месте, я отошёл подальше и сжал рукоять меча, выжимая из неё уверенность для себя. Но теперь спасённые мной люди виделись мне бесконечно далёкими, пришельцами, с которыми на краткий период свела судьба, чтобы никогда не пересечься вновь. Их образ мышления, заботы и опыт радикально отличались от того, к чему я привык на Земле, и от этого с головой захлестнуло ощущение беспомощности, потерянности и одиночества. Никогда мне не наладить с ними мосты. Никогда не постичь целиком мотивы их поступков. Если быВербер подскочил ко мне и рубанул наотмашь посвежевшим клинком, я бы не удивился: кто знает, какие мысли побудили бы его на убийство?
Упадническое настроение усилилось громким бурчанием желудка и последовавшей за ним резью. Остатки завтрака я выблевал давным-давно, а голод притупили валявшиеся повсюду трупы. Однако человек способен привыкнуть к совершенно диким условиям. Организм всегда берёт своё.
Седельные сумки с коня сняли, когда ставили его в упряжь, и оставили лежать у колеса кареты. Я покопался в одной, извлёк полоску вяленого мяса и принялся жевать, старательно задирая голову, чтобы не видеть побоища. Потом навернул круг вокруг экипажа. Один раз нога наступила в мягкое, податливое; я опустил глаза и увидел, что стою на отрубленной руке. Живот сердито заурчал, предупреждая о готовящемся спазме, и я пнул конечность вдаль. Человек в силах привыкнуть ко многому, но вот чего он точно не перенесёт, так это длительного голодания. Так что настало время, когда омерзение следует задвинуть в дальний ящик и быстрее заработать челюстями.
Возвращение Вероники я пропустил. В один момент обернулся посмотреть, как дела у спасённых дворян, и увидел, как магичка идёт мимо них к сумкам. Она сменила неизменную кожаную куртку на нейтральную мужскую одежду, которую я замечал у жителей Новой Литеции:  подобие рубашки с накидкой и высоким воротником, смотревшейся смешно из-за чересчур широких рукавов, и свободные брюки. Она ни капли не походила на грозного тёмного мага, и единственным настораживающем элементом в её облике оставался кривой кинжал. Правда, в столице так не одевалась ни одна женщина. Они то ли предпочитали, то ли были вынуждены носить пуританские платья, закрытые до горла, с подолом до земли.
— Есть вино? — спросила она у Вербера. Тот похлопал себя по поясу, заглянул в карету и, порывшись в ней минуту, достал фляжку. Откупорил, принюхался и ответил:
— Бренди.
— Пойдёт. Давай сюда.
— На ней святые символы, так что, может, не стоит…
Вероника зарычала и выхватила флягу у него из рук, сделала пару торопливых глотков и поморщилась так, словно проглотила целый лимон.
— Святые символы! Как будто ваши закорючки могут навредить рыцарю Владыки. В задницу игния суеверия, я не призрак из сказок, чтобы бояться треугольников.
— Разве у игниев есть, э-э-э… — послышался голос баронессы.
— В том-то и дело, что нет. — Вероника сунула баклажку обратно Верберу, и не подумав поблагодарить его. Я заметил, что она дрожала, как лист на ветру. Недалеко от истины, пожалуй: временами и впрямь поднимался ветер, резкие порывы пронизывали до костей. Но вместе с тем они отчасти разогнали туман. Выглянуло немощное солнце, хрупкие лучи бессильно коснулись кожи, не принеся тепла.
— Холодно?
— Искупайся в осеннем ручье и сам узнаешь. Слияние с тьмой притупляет чувства, но воду так не согреть.
Вопрос, не боится ли она заболеть, выглядел бы глуповато с учётом того, что недавно девушка едва держалась на ногах. По сравнению с этим её текущее состояние приближалось к норме настолько близко, насколько это было реально в нынешней обстановке.
— Мы едем в карете, — не то поинтересовалась, не то утвердила как факт Вероника. Я счёл за лучшее счесть, что имелось в виду первое, и кивнул.
— Госпожа Оливия согласна предоставить…
— Отлично! Ты на вожжах, — сказала магичка Верберу, и тот нахмурился, очевидно, не очень-то довольный тем, как она раскомандовалась. — Только не вздумай переусердствовать с ударами. На развилках просто слегка потяни в нужную сторону. И в целом не дёргай его без надобности.
Баронесса фыркнула и залезла в экипаж, следом нырнула Вероника, напоследок приказав мне разместить седельные сумки. Когда я закончил с ними, то подошёл, чтобы пожелать удачи Верберу. Судя по кислой физиономии, он не пребывал в восторге от того, что ему приходится подчиняться тёмному рыцарю. Я его понимал.
Как ни удивительно, но из двух сидений, находившихся в экипаже, нам с Вероникой досталось то, где погибла служанка Оливии. Несмотря на старания баронессы, оттереть гигантское пятно крови у неё не вышло. Ещё сильнее угнетало то, что большая часть этого пятна скрывалась под моим задом.
— Жаль, пока искала ручей, не удалось найти временный лагерь идиотов, — сонно пробормотала Вероника. Едва мы попали в относительно тёплое место, её разморило, а покачивание экипажа убаюкивало даже меня, — что уж говорить о вымотанной до предела девушке.
Объяснимое стремление. В  онлайн-играх сюжет нападения разбойников на знатную даму порой разворачивался в полную интриг драму, где бандиты могли оказаться наёмниками, которым заплатили за то, что устранить неудобного для злоумышленников персонажа.
— Что ж, некоторым загадкам суждено остаться неразгаданными, — вполголоса утешил магичку я.
— Каким ещё загадкам? На стоянке полно припасов, и денежный схрон расположен неподалёку, если его не растащили оставшиеся охранять лагерь. Сомневаюсь, что главарь позволил бы себе отойти надолго от него… — Вероника смачно зевнула. — До сих пор кости льдом покрыты… Убила бы за толстое, пушистое одеяло…
Она прислонилась ко мне и быстро задремала. Её голова устроилась на моём плече, которому почти сразу же стало жарко. Спину  я вынужденно держал прямо, чтобы не дать свалиться Веронике, нагревшей левую половину моего тела, и вскоре с шеи вниз по позвоночнику заструился пот, мгновенно пропитав одежду. Когда экипаж встряхивало на ухабе, макушка Вероники била меня по щеке. Волосы пахли остаточной сыростью — запах резкий, густой, щекочущий ноздри, на грани неприятного, но вместе с тем до странности притягательный.
Баронесса Оливия молчала, внимательно разглядывая нас из-под полуопущенных век. Её глаза метались от детали к детали, словно она намеревалась отпечатать наш вид на сетчатке, чтобы воссоздать его впоследствии на картине. Особенно часто она возвращалась к лицу Вероники. Я делал вид, что не замечаю этого, и прикидывал, нужно ли заводить разговор. Проводить долгие, мучительные часы в тишине, нарушаемой скрипом колёс и сопением Вероники под ухом, не хотелось. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, точек соприкосновения у меня с Оливией не было. Какой должна быть светская беседа с человеком, считающим себя выше других из-за того, что родился в правильной семье, я не представлял.
— Позвольте мне от лица дома ван Дошенвальд ин д’Курлиан поблагодарить вас за спасение меня и моего Вербера, — наконец разлепила губы Оливия. В её голосе я уловил тёплые нотки и слегка расслабился. В конце концов, благодарность ей не чужда.
— Любой на нашем месте сделал бы то же самое.
— Хотелось бы верить, но мир не так щедр на добрые поступки, чтобы они стали привычны. Мой отец, его милость барон Фредерик, вознаградит вас, ибо милосердие и готовность прийти на выручку нуждающемуся достойны поощрения. «Преклоните колени перед тем, кто сумел отречься от самое себя во благо других, омойте его ноги и вознесите дары, ибо поправший дольнее близок к горнему», — разве не так проповедует всемилостивая Айемсия в писании от Лумарана?
Лёгкое ударение на имени «Айемсия», брошенный украдкой взор на Веронику. Наверное, почудилось.
— Вы производили впечатление той, кто предпочитает политику религии.
— Разве одно не проистекает естественным образом из другого? В поисках мудрости черпаешь знание из любых источников.
— Как бы то ни было, мы вступились за вас не ради признания.
Если бы не её — а может, Донны — раздавшийся вовремя крик, кровь не ударила бы мне в голову, и мы бы проехали мимо. Приписывать себе несуществующие добродетели станет только отпетый негодяй.
— О слугах Владыки ходят самые разные сплетни, и с сожалением вынуждена признать, что бескорыстные поступки не входят в число часто упоминаемых событий. Наверное, у вас больше общего с Абсолютом Смирения, чем с… Мадилом?
Я растерянно моргнул, не понимая, куда она клонит. Оливия тихо засмеялась и махнула рукой. Дружелюбная улыбка баронессы лучилась искренностью, но глаза остались цепкими, колючими.
— Шутка. Всего лишь шутка. Не буду испытывать твоё терпение рассуждениями о вашем господине.
Безмолвие. Сильно зачесался вспотевший затылок, но поскрести его перед аристократкой будет неприлично, ведь так?
— Не сочти меня докучливой, Такуми,  однако я удивлена, что вы выбрали этот путь. Добраться до владений Владыки проще по северо-западному тракту из Новой Литеции. Вы, похоже, не против приличного круга.
Верно. Город мы покидали не через те же ворота, какими попали в него. Почему я задумался об этом только сейчас? Мне ничего неизвестно о плане нашего путешествия, кроме того, что в Старую Литецию мы не собирались.
— У госпожи Вероники имеются в этом районе дела, в которые я, её ученик, не посвящён.
— Приам? Или дальше, владения его светлости графа де Крутте? Поскольку я ничего не слышала о том, что в мо… наделе моего отца существует вещь, способная заинтересовать рыцаря Владыки. Если не считать, разумеется, погостов и кладбищ. — Она задумчиво постучала указательным пальцем по подбородку. — Однако о планируемом поднятии нам сообщили бы заранее… Можно ли сделать вывод, что твоя госпожа желает набрать неупокоенных в Сепанье? Или же у неё есть другие, менее официальные намерения?
— Повторюсь, ни о целях, ни о замыслах наставницы я не знаю.
— Попробовать угадать их это не мешает, не так ли? Ученик, жаждущий превзойти учителя, обязан прилагать все усилия для самосовершенствования. Поощрять стремление к развитию естественно.
— Вы слишком высокого мнения о моём уме.
— Умные люди видят друг друга издалека. Итак, вы едете через Эстидак. Насколько я припоминаю, когда я уезжала навестить тётушку (с наступлением холодов она предпочитает перебираться в зимнее поместье под столицей), никто не заводил речи о скором прибытии рыцаря Владыки. Также я не припоминаю оживления среди служителей церкви, — после недавних событий спокойствие их останется в прошлом. Манор его светлости недавно выполнил повинность по поставке подданных Владыке, значит, и к нему вас вряд ли потянул бы долг. — Баронесса начала водить пальцем в воздухе, выписывая причудливый рисунок. Вполне вероятно, что карту. — Стоит ли признать, что наши края для вас веха на долгом маршруте, или ты позволишь мне побыть чуточку самовлюблённой и предположить, что чудесные виды Приама очаровали твою госпожу настолько, что вы собираетесь остаться в Эстидаке на какое-то время? Праздный интерес, признаю, однако, если взглянуть под другим углом…
Если рассуждать логически, у Вероники не было ни единой причины задерживаться в Эстидаке. Она переживала насчёт раскрытия тайны ковенов. Даже если представить, что она хотела встретиться с тайным агентом или связным, очень сомнительно, что она захочет провести в городе много времени. Я покачал головой, незаметно потёр затылок о задрапированную сукном стенку кареты. Это уняло зуд, вернее, он перебежал в точку аккурат меж лопатками.
Эту войну не выиграть.
— Сильно сомневаюсь, что мы остановимся в Эстидаке надолго. Однако касательно дальнейшего не могу утолить ваше любопытство.
— Ничего страшного. Менее вежливый человек сказал бы, что моё любопытство чрезмерно и может показаться оскорбительным. Впрочем, как ещё спасённый способен отблагодарить спасителя, если не проявить живейшее участие к его заботам? — Глаза баронессы ещё секунду изучали моё лицо, затем она перевела взгляд ниже. — Вижу, ты и твоя наставница… вы близки.
Я подавил взрыв смущённого кашля и только сейчас обратил внимание на то, что держу ладони Вероники в своих. Как долго? Зачем? И почему не заметил? Щёки запылали от стыда, куртка сзади, казалось, растворилась в море пота. После меня на сидении точно останется след.
— Н-нет-нет… Нет, совсем не то, что вы подумали! Они… Я согреваю её. Очень холодные… пальцы…
А пальцы и впрямь были ледяные. Словно девушка не согрелась с тех пор, как отбросила мою руку при разговоре за каретой. Участливый взор Оливии не отрывался от меня ни на миг; я ощутил себя измученным преступником, за которым наблюдает судья, перед тем как вынести приговор. Я потрогал лоб Вероники; горячий и влажный.
— Она… простудилась?..
— Не тревожь её. Она заслужила немного покоя. Уверена, с прогбуждением к ней вернутся силы.
Слова звучали разумно, однако я всё же заколебался. Способна ли магия тьмы или Порча лечить насморк и повышенную температуру, и не наврежу ли я магичке больше, если лишу её заслуженного отдыха? Она прошла через мучения, которые мне сложно и вообразить, прошла, несмотря на то, что была, в сущности, обычным человеком. И часть испытаний на её долю подкинул я. Сердце кольнула игла вины. Пока долг перед ней не будет искуплён, о побеге придётся забыть. Пусть спит и набирается сил. Я накрыл её ладони лодочкой своих. Ничуть не согрелись. Вместо этого холод перекинулся на мою кожу.
— Скажи, Такуми… — снова начала Оливия. — Ты ведь прибыл издалека? Внешность… таких людей не встретишь среди уроженцев Мельтинских островов.
За то время, что я прожил в новом мире, легенда о другом государстве успела изрядно поистрепаться. Тем не менее я рассказал ей укороченную версию про Японию, умолчав о том, как появился посреди Даларана.
— Как в Яппонии… я правильно произнесла?.. относятся к тёмным силам?
— Японии, — поправил я и задумывался, как ответить на вопрос. Если углубляться в него на уровне профессора истории, то он заиграл бы многими гранями. Вот только я не был профессором истории, а обрывочных школьных знаний не хватало для развёрнутого объяснения. — Пожалуй, что плохо. Как и везде, не так ли?
— Везде, кроме земель Владыки… то есть Япония не обладает склонностью к тьме, а твоё решение служить ей продиктовано личным опытом, а не устоявшимся обычаем?
Как будто меня хоть раз спрашивали о согласии перед тем, как в очередной раз распорядиться моей судьбой. Должно быть, часть внезапного приступа злости отразилась на лице, поскольку Оливия примирительно хлопнула в ладоши и сказала:
— Любознательность — опасный враг для застарелых ран. Бездумно использованное, оно бередит их.
Скорее, баронесса ткнула в центр свежей язвы. С каждой секундой её назойливое щебетание всё более походило на допрос. Но догадаться о мотивах и смысле, который прятался под ворохом обтекаемых слов, я не мог.
— Когда вы назвали Вербера старомодным… что вы подразумевали?
Лучше перехватить инициативу, пока не поздно.
— Разве он не старомоден? Указу Его Величества много лет, однако Вербер то и дело выдумывает поводы, чтобы навесить на меня полный титул. Одно время гуляла байка, что во многом поражение в войне с Владыкой определилось прорвой времени, которое дворяне тратили на то, чтобы проговорить все регалии друг друга. И знаете, я склонна верить в этот анекдот. Традиции… разве не они завели нас в болото?
Не то чтобы это хоть как-то прояснило дело. Однако я начинал проникаться понемногу идеей о том, что ни один из сидевших со мной людей не сподобится предоставить мне ясных ответов.
— Его Величество король Леон Первый — настоящий пророк. Его свежий взгляд на, казалось бы, обыденные, устоявшиеся вещи, его наполненные мудростью рассуждения, его решительные действия спасли Даларан. И он, и её высочество первая принцесса Селеста — великие люди, достойные преклонения. Способность непредвзято мыслить в наше время поднимает до недосягаемых высот. К сожалению, не всем дано обладать провидческим талантом такого масштаба. Хорошие люди в плену дурных предрассудков… Есть ли более угнетающее дух зрелище? — Оливия сцепила руки в замок. — Особенно когда…
Баронесса замолчала, задумавшись о своём, но теперь я воспринимал тишину как благословение. Честно говоря, подбирать выражение в разговоре с дворянкой утомляло до безумия. Я изо всех сил напрягал память, выжимая из неё куртуазнейшие фразы, старался не отставать в битве умов, но внутри зрело чувство, что Оливия победила с разгромным счётом. Притом я даже не осознавал до конца, как именно она разгромила меня и в чём. Внутреннее чутьё таких подробностей не предоставляло. Но, скорее всего, достаточно представить нас со стороны —  раскрасневшегося парня, вспотевшего так, что места сухого не осталось, и погружённую в раздумья баронессу, — чтобы догадаться, кого задело сильнее.
Я заворочался, давя очаги щекотки, разбежавшиеся по телу. Вероника по-прежнему спала. От тепла, исходившего от неё, разморило, и вскоре я тоже ощутил тягу прикрыть глаза. Может быть, на минуту…
— Такуми! Такуми!
Неприятно высокий голос баронессы разорвал дрёму. Я встрепенулся и увидел, что Оливия нерешительно тянет ко мне руку, чтобы тронуть за плечо. Увидев, что я проснулся, она отодвинулась и сказала:
— Приехали.
Сквозь неплотно прикрытые занавесками окна в экипаж вползал вечерний сумрак. Снаружи слышались оживлённые голоса. Я легонько постучал по ладони магички, однако она не пошевелилась. Нахмурившись, встряхнул девушку, но и это не подействовало. Её лоб испещряли бисерины пота, скатывавшиеся от мелкой дрожи тела к страдальчески поджатым губам. От сиплого, прерывистого дыхания часто вздымалась грудь. Сердце у меня упало в пятки.
— Что с ней?
Баронесса пожала плечами.
— Тебе, её спутнику, лучше знать. Предлагаю вам остановиться в фамильном замке. У нас есть умелые лекари.
Приглашение погостить… я вспомнил о нависавшем над нами мече скорой церковной погони и о том, как это будет выглядеть для священников — их врагов — или, по меньшей мере, нарушителей соглашения — укрывает у себя знатная особа. Если только… в её намерения не входило выдать нас, чтобы обезопасить свою репутацию. Хотя мы находились её милости прямо в этот момент. Что помешает баронессе приказать задержать меня и Веронику? Я не смогу отбиться с едва живой девушкой на руках, да и убежать без неё вряд ли способен. Единственное, что удерживает Оливию, — это признательность. Или то, что стражники начнут болтать о том, что она ехала в одном экипаже с тёмными магами. Навредят ли слухи её имени?
— Поверьте, ваше приглашение греет душу, но… я предпочёл бы не привлекать излишнего внимания.
— Что ж, в Эстидаке живёт много целителей. Насчёт же подходящего постоялого двора лучше спросить у 	Вербера. Он водит знакомство с людьми, которым претят пристальные взгляды.
— Могу ли я попросить вас об одолжении?
Оливия кивнула.
— Когда мы дрались с разбойниками, моя наставница вынужденно воспользовалась техниками, которые наверняка вызвали вопросы у служителей Триединых. Я бы предпочёл, чтобы разговор с ними произошёл не раньше, чем госпожа Вероника поправится, однако они могут проявить настырность… поэтому, скорее всего, придут к вам для того, чтобы выяснить детали схватки у очевидцев и узнать наше местоположение. Не могли бы вы умолчать о нас в разговоре с ними и запретить вашим людям вспоминать о том, что они видели?
— Досадить людям церкви? Что ж, в некоторых вопросах и у меня с ними имеются разногласия. Слишком часто они берут на себя роль самих Триединых, указывая людям, какую судьбу им избрать. Постараюсь выполнить вашу просьбу… в том числе невысказанную.
Глаза баронессы на мгновение вспыхнули мстительным огнём, и зарождавшийся вопрос застрял в моей глотке.