ВЕЧНАЯ ПРОГУЛКА

Вечная прогулка

Тени обломков скал падали на серый вереск и странную травку голубовато-стального отлива. Старый дратхаар чёрно-седой масти сделал стойку, на секунду замерев с вытянутой мордой. Тоже седой – от прожитых лет. Подернутые катарактой глаза слезились, но опыт тысяч поколений предков безошибочно вёл легавую верховым чутьем. Через секунду показался дрозд – жирный, осенний. Отяжелевший от рябины. И бесшумно упал, снесенный почти незаметной глазу черточкой, метнувшейся наперерез. Пес остался на месте, приподняв переднюю лапу, указывая мордой в сторону дичи.
– Хорошо, Марс! Очень хорошо! – негромко сказал высокий человек в бежевой габардиновой куртке с высоким воротом. Со стороны он казался жестким и худым, как палка. Рукой в перчатке он держал хищную и гибкую конструкцию из карбона и титана. Лук  PSE Carbon Air казался почти неуместным среди камней, травы и пятнышек тени от осенних листьев. Человеку можно было дать и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят лет – узкое лицо с резкими морщинами и жесткие черно-седые волосы. Чем-то он напоминал своего пса. Лицо казалось застывшим и не выражало никаких эмоций – немигающий взгляд желто-карих глаз казался совершенно пустым. Он пугал людей, но смягчился, когда рука в перчатке коснулась холки собаки.
– Молодец, Марс, – повторил он, бросив в ягташ дрозда и вытащив из земли черно-крапчатую стрелу. Наконечник уцелел, и стрела вернулась в зажим хитрого приспособления между поясом и лопаткой, к шести таким же.

Они отправились дальше, к покатым скалам. Среди травы начали попадаться коствища, окурки и пустые пакеты, а на скалах взгляд цеплялся на вбитые крючья, огибающие природные карнизы. Ближе к вершине на скалах шелестели побелевшие от времени венки. Человек остановился, бросил пристальный взгляд и не то улыбнулся одной половиной рта, не то просто оскалился. Пес коротко взгавкнул: на отдаленной просеке мелькнул тетерев.
– Слишком далеко, дружище, – сказал человек собаке. – Отдохнем... – Хорошо-то тут как. Тихо. Людей нет...
Он облокотился на теплый камень и достал медную фляжку. Закурил сигарету, пуская дым через каждый глоток. Дратхаар Марс сел рядом, не меняя неподвижной позы.
«Людей нет...», – повторил про себя человек и погрузился в воспоминания. Серые скалы смешались в памяти с другими горами, в которых все началось. «Нет, продолжилось, – поправил он сам себя. – В восемнадцать я был уже в розыске, они вряд ли выжили. И если бы не армия, то в тюрьме бы я оказался не в двадцать семь, а еще подростком». Те горы иногда стреляли, иногда взрывались, но именно там человек понял простую вещь.
Без людей гораздо лучше. А еще лучше, когда получается заставить их исчезнуть. Замолчать. Прекратить суету, слова, мельтешение, а иногда и действия. И он едва ли не лучше всех умел делать это.
Нож, удавка, но чаще всего – пуля. Горы сменились городом, потом – тюрьмой, потом опять городом, потом джунглями, потом пустыней. Затем лесом и обрывками поселков и городков на бесконечной дороге. Лучше всего было в тюрьме: тишина среди четырех стен одиночной камеры казалась едва ли не самой совершенной из всех.
«Так и прошла жизнь...». Где-то выросли дети – это вызывало любопытство, не более того. Они тоже жили по всей Евразии – от разных женщин. Которых тоже было много: они сами шли к нему, чувствуя опытом тысяч поколений аромат смерти и крови. Который вел их к нему не хуже, чем легавую – к лесной дичи.
Докурив сигарету, человек бросил взгляд на запад. Горизонт начинал краснеть, и он бесшумно пошёл в сторону красного солнца. Дратхаар Марс держался в десяти шагах впереди, не меняя темпа. Двадцать шесть километров до города человек проходил за три часа – и никогда не возвращался той же дорогой. Смысла в этом не было, но так велели инстинкты. Как не было и смысла в охоте: в последнем Городе человек опять жил по новым документам и поэтому выбрал лук. Но так тоже велели инстинкты, всякий раз безошибочно направляющие стрелу в цель.
...Они вошли в город со стороны заброшенного военного полигона. Под ногами скрипел песок, бетонные развалины сменились окрестностями школы, и человек не терял превосходного настроения. Ни души: он не видел даже обычных ворон около старой церкви. Не было и мошкары, но что сильнее всего удивило – пустые дороги.
Ни одного автомобиля.
Он поднялся на горку и вышел на асфальтовую прямую, когда-то бывшую восьмиполосной улицей.
Черная стрела перечеркивала пустые дома до самого горизонта, сходясь в точку километрах в двадцати по прямой.
Человек скользнул к фальшивой колонне пустого ломбарда. Бросил стрелу на тетиву и напрягся. Дратхаар Марс бросил на хозяина недоумевающий взгляд: чутье говорило, что поблизости точно нет дичи. Никакой.
После нескольких минут в тишине, человек убрал лук и опять закурил. Он не чувствовал никаких эмоций, кроме легкого интереса к происходящему. Что-то еще было не так, но что?
Бросил взгляд на запястье. Трехлучевая звездочка посреди стального браслета вспыхнула голубым светом, оставаясь неподвижной среди голубых меток, наливающихся светом в сумерках. Усмехнувшись, он открыл дверь ломбарда и шагнул к витрине с часами. Cartier, Chopard, вычурный золотой «Наутилус» – все они стояли. Застыли цифры и на электронном табло с часами и курсом валют – вечные 21:04.
– Теперь я понял, – опять усмехнулся человек. – Знаешь, пес, двадцать лет назад один дурак напоследок говорил мне это. Что  «там» – не Рай или Ад, а всего лишь то, что человек любил при жизни. И встретит он тоже тех, кто любили его. Я, признаться, его не послушал и отрезал ему голову. Чтобы она встретилась со всем любимым, если повезет. Но, похоже, я ошибся – так оно и вышло.
Он снова вышел на улицу пустого города. Сцепил в замок руки и с хрустом размял спину.
– Так что, дружок, пойдём-ка мы обратно. Погуляем лучше в лесу.
Пес коротко гавкнул и радостно завилял хвостом. Больше всего он любил своего хозяина и эти прогулки по скалам, пустоши за Городом и редкому лесу. Они казались ему счастьем, которое хорошо бы, чтобы никогда не заканчивалось