Advertisement
Not a member of Pastebin yet?
Sign Up,
it unlocks many cool features!
- В нашей стране, сколь её ни застраивай, все равно будут оставаться и цвести плющом царские постройки. Загрязненные белила, красный, натуральный кирпич, вычурные проемы окон — всякий видел их стоявшими на отшибе города или, наоборот, в самом его центре. Два-три этажа, небольшие, но фундаментальные по своей устойчивости. Нередко их пытаются скрывать малобюджетными, пошлыми баннерами по всему периметру (особенно если дело касается какого-нибудь городского праздника или мероприятия), стараются реставрировать время от времени, подгоняя царскую архитектуру под современное видение мегаполиса, иногда сносят, если падающие кирпичи начинают вести охоту на местных жителей. Чего таить, в них даже до сих пор живут или сдают их под офисы. Но в основном они, эти здания, остаются пустыми, с черными провалами окон и угрожающей прорезью входной двери.
- В одном из таких домов мы обнаружили старинную ванну. К ней было трудно подойти, она находилась на чердаке, ровно под зияющей дырой в крыше. Чугунная, огромная, с пожелтевшей эмалью, на четырех львиных лапах, как в кино. Видимо, когда-то хозяева постеснялись выкинуть такую дуру и приберегли на черный день. Чудо, что она еще не проломила своим внушительным весом дощатый пол.
- Помню, Череп сказал, что можно устроить научный эксперимент, отыскать головастиков и произвести "рассаду" объекта в ванну. Она была наполнена доверху цветущей водой, накопившейся за все лето, поэтому как нельзя лучше подходила для внедрения жизни в свою законсервированную экосистему. Если ничего не выйдет, то можно хотя бы посмотреть, за сколько "рассада" издохнет. Не поддержав идею Черепа, я предложил встречный вариант — вычерпать мутную воду, откопать дно (честно сказать, дно мало меня интересовало, но я любил лягушек и не желал их детям смерти). Серый промолчал. Если Череп был мозгом нашей банды, то на мою долю приходилась роль сердцевины. Серый же не делал для коллектива практически ничего — так, сбоку припеку, лишняя пара глаз для оживления наших затей. По правде, мы и дружили с этим дохликом по причине детского одиночества — во дворе кроме нас водились только девчонки и старшаки. С первыми связываться было не комильфо, со вторыми — опасно. Но, несмотря на все недостатки, у Серого было одно важное незаменимое качество — безотказность. Когда один из нас двоих болел, я или Череп, Серый всегда мог составить компанию, выходя во двор и в дождь, и в снег, и в жуткий мороз, тем самым спасая оставшегося товарища. Не бросал своих в неравном бою с лабиринтом хрущевок. Он рос в большой семье, предпочитая тесную квартиру запаху улиц. Никто бы никогда не признался, но в каком-то роде все завидовали Серому.
- На цыпочках обследовав ванну, мы по очереди опустили указательные пальцы в воду.
- — Воняет, будто мертвец нагадил, — сказал простуженным басом Череп. Он заметно подрос за три месяца каникул.
- — Просто зверски, — поддержал я, восхищенный такой архаичной фигурой речи.
- — Предлагаю устроить здесь наш личный бассейн.
- — Это как? — недоверчиво подал голос Серый. Его голосовые связки еще не претерпевали возрастные изменения и звучали как девчачьи. И тут же добавил, — А не накажут?
- — Да кто про нее узнает. В этой развалине даже бомжи не живут. Сольем, нальем и, — Череп прервался на смачный плевок, — дело в шляпе. Короче, мы будем здесь топить всякое разное, проводить опыты и купаться. В запасе еще несколько недель до школы. Ваще тема, скажите, пацаны. И все только наше.
- — Согласен, только замучаемся таскать воду.
- — Мы и не будем полностью. По моим расчетам, если дожди пройдут, воды наберется будь здоров. Короче, объявляю это место нашим штабом.
- — Не офигел ли ты принимать решения за всех, Черепанов? — процедил я, делая ударение на «ты» и «всех». Мне не нравилось, когда этот здоровяк начинал командовать с видом превосходства.
- — Не офигел ли ты так со мной разговаривать, Зяблик? — так же процежено прозвучал ответ.
- Я уже набрал полную грудь для гневной тирады, в надежде полностью обескуражить соперника потоком многоуровневого мата, подслушанного у дяди. Но накалившуюся обстановку прервал раздавшийся вскрик со стороны Серого.
- — Смотрите-смотрите, там плавает что-то! Только что тень видел.
- — Гонишь, — подскочил Череп, скрипнув сразу тремя половыми досками.
- — Там она, большая такая! — продолжал визгливо вопить Серый.
- — Так, я в этот студень рукой не полезу. Меня мама убьет, ага, — тут же открестился я, уже подозревая, чем это дело пахнет.
- — И меня, — повторил Череп.
- Мы синхронно уставились на Серого. Он, видимо, и сам понял всю суть старой русской поговорки — назвался груздем, полезай в кузовок.
- Опустив птичью руку по плечо в ванну, он методично начал изучать глубины этой антикварной вещи. Его сосредоточенное лицо напоминало рожицу макаки. Но вот тонкие губы исказились и застыли, глаза распахнулись, отразив весь спектр эмоций.
- — Серый, ты что, чего там? Ну, — мы с Черепом, переволновавшись, затрясли за плечи нашего отважного акванавта.
- — Серый?
- Серый явно пребывал в прострации. Ошарашенные, мы отошли. Силуэт Серого, так нелепо застрявшего в ванне, как в болоте, подсвечиваемый солнечным светом, проникающим сквозь дырявые стены и крышу, казался инфернальным. Будто бы это не его затягивало, а он сам только что вылез из этого зеленого холодца. В моих легких затаилось дыхание, тело оцепенело. На чердаке воцарилась мертвая тишина.
- Но вот губы Серого разомкнулись и он отвратительно заржал. И ржал до тех пор, пока мы не поняли смысла его шутки. Естественно, никакая такая штука в ванне не нашлась.
- ***
- Всю неделю мы драили эту чертову ванну. Матери бы крайне удивились, узнав, что их сыновья заняты с утра до вечера уборкой огромной белой посудины. И все-таки к концу недели проект был успешно реализован: худо-бедно отмыт и наполнен на одну треть. Нам оставалось с нетерпением ждать ближайшего ливня.
- И он случился, превзойдя все ожидания — прямо на следующую ночь.
- Вода до краев заполнила ванну, как и предвидел Череп. Несмотря на все старания, сквозь нее виднелась ржавь и зелень ванного днища, отчего водная поверхность приобрела оттенок "Тархуна". Если подумать, это выглядело даже красиво.
- Все последующие дни и начало сентября наша святая троица посвящала ванне. Можно сказать, ванна отчасти стала новым товарищем. Черепанов приносил всевозможный хлам для измерения его потопляемости, я конструировал корабли из дерева и бумаги, Серый крал из кухни цветные красители, мешал их в бутылочках и воображал себя вторым пришествием Менделеева. Иногда сквозь отверстия в стенах в ванну как в венерину мухоловку попадали насекомые — от мошек до громадных стрекоз. И тогда нами устраивался праздник Почетного Захоронения. За несколько недель ванне удалось наловить такую коллекцию хитиновых телец, какую моему классу не удавалось собрать за все шесть лет обучения.
- Конечно, не обошлось без купаний, тем более начало сентября выдалось феноменально жарким. В округе царила духота. Не помню точно, но кто-то из нас даже приволок маску с ластами.
- Первым на базу прибывал Серый, он выходил из дома с утра, пряча в карманах бутерброды, и проводил несколько часов в "ванном" одиночестве. Потом подтягивался я, последним приходил Череп, так как он поздно ложился и не менее поздно вставал.
- К его приходу мы уже успевали наговориться, наиграться и накупаться. Но ничто нам не мешало повторять круг развлечений снова и снова.
- Ближе к осенней непогоде ванна охладела к детским забавам, теперь она не казалась светочем мирских наслаждений. В нее ссыпалось обилие листьев, образуя желто-коричневый сугроб. Мы уже не посещали ее все вместе, так как учились в разных классах, а Серый даже ходил в специальную коррекционную школу, точнее, ездил туда на автобусе. Но каждый из нас по-прежнему приходил в ее храм одиноким скитальцем, находя в нем присутствие остальных — записку, рисунок, недоеденный пряник из школьной столовой.
- В один из таких дней я увидел, как таракан залез внутрь полуоткусанного пирожка с рисом. Я по-глупому таращился на этот огромный надкус с виднеющимися из-под него тараканьими усиками. Судя по оставленному зубами следу, выпечка не смогла предвосхитить вкусовые предпочтения Черепа. Думаю, именно тогда я почувствовал, как на самом деле тоскливо на этом чердаке, как мрачно и невыносимо находиться там, стоя в пыли и грязи, средь поломанных балок и досок с торчащими гвоздями, глазами упираясь в это чугунное страшилище, сплошь заваленное подгнивающими листьями.
- Я дал себе слово больше туда не ходить.
- ***
- Наступил октябрь. Я перестал вспоминать, чем мы занимались на каникулах — настоящее всецело захватило мой крохотный детский рассудок. По выходным мы собирались троицей у огромной лужи во дворе Серого. Он стал выглядеть худее обычного. Круглые очки зрительно уменьшали его острое лицо, превращая в маленького старика. Череп, наоборот, трескал все, что мог, вытаскивая из своего рюкзака все новые и новые пачки нездоровой еды. Я держался где-то посередине этих крайностей.
- — Кто-нибудь еще ходит в штаб? — однажды тихо спросил Серый. Его лоб напрягся, а предложение от волнения скомкалось.
- — Чо еще за штаб? — жуя, промямлил наш толстяк.
- — Ну, это, там где ванна еще стоит.
- — А, не, я туда не хожу. Чо там щас делать, в холодрыгу такую.
- — Давно уже не хожу, там еще в середине сентября стало как-то не так, — ответил я.
- — Не так – это как? — все так же тихо продолжал расспрашивать сутулый Серый.
- — Ну, хрен его знает. Мрачно как-то, страшно. А ты что, ходишь что ли?
- — Хожу, — тут в его речи проскользнула какая-то непонятная, твердая нотка. — Дома что ли после школы сидеть? Там сейчас листьев навалило, я все убираю, порядок поддерживаю. Вода еще целая, даже не пахнет, ночью, правда, замерзает, но ее только ножиком подолбить слегонца — и все, как новенькая.
- — Ну не знаю, меня батя в секцию по дзюдо записал и на шахматы. Времени ваще нет. Так бы я с тобой сходил, конечно, — подытожил Череп, видимо, почувствовав себя виноватым перед ванной и Серым. Ища поддержку, он выжидающе посмотрел на меня. Я сказал:
- — А я все равно туда не вернусь, мне там перестало нравиться.
- — Будто просит вас кто. Мы и без вас неплохо справляемся.
- — Серый, «мы» — это кто? — не знаю, почему, но в этот момент мне стало не по себе. Я уставился на него как на умалишенного.
- — Кто-кто, я и ванна.
- Череп неуместно, натужно заржал, выплевывая изо рта крошки чипсов.
- ***
- После того раза Серегу мы больше не видели. Он загремел в больницу с воспалением легких. Точнее, так думали врачи. А потом у него открылся не пойми откуда взявшийся туберкулез. Болезнь сточила его за месяц, несмотря на дорогостоящее лечение, на которое сбрасывались всем двором.
- Нас с Черепом и пару других ребят еще до его смерти упекли в стационар на карантин. Так что на похороны я не попал.
- Серый не был моим другом, в нем отсутствовали те особые черты характера, которые привлекают к себе других мальчишек — ни храбрости, ни смелости, ни ума, ни воображения, у него не водилось денег и крутых игрушек. Но я все равно горевал. Горевал не по настоящему Серому, а, скорее, по его будущему, которое растаяло подобно утренней дымке.
- Позднее я понял, что, хотя с наличием Серого в компании приходилось мириться, он влиял на нас, так же, как мы влияли на него. Как по мановению палочки, смерть этого худого ребенка разрушила ощущение безопасности нашего с Черепом мира, а заодно и нашу дружбу. За неимением связующего элемента она прервалась.
- ***
- Мы встретились спустя год на поминках, но вели себя как прилежные, дальние родственники, которые здороваться здороваются, но делами друг друга не интересуются.
- Я почти не знал Сережину родню, редко общался с его сестрами и матерью. Но Валентина Альбертовна обняла меня, как родного, оросив волосы градом слез и причитаний. За год она осунулась, опала лицом. Женщина подозвала меня к стеллажу, сунув затем мне в руки какой-то хлам.
- — Это, скорее всего, твои игрушки. Сережа не успел их отдать. Еле сберегла от детей, все хотели утащить.
- Я раскрыл ладони — там лежали неизвестные мне маленькие статуэтки — солдатики, лошади, звери. Очень красивые и, судя по манере окраски, дорогие.
- — У всех уже спрашивала, все говорят, что знать не знают про эти игрушки. Вот ты один остался. Ну, твои же?
- К своему стыду я поспешно спрятал за спину полные фарфора кулаки, растерянно стоя перед этой грузной, убитой горем женщиной, как агнец перед раненым львом.
- ***
- Прошло несколько лет. Я перешел в старшие классы, увлекся панк-рок движением, кельтской мифологией и стал заниматься реконструкцией. Старший брат, окончив вуз, переехал на съемную квартиру, поэтому меня из зала переселили в освободившуюся комнату.
- Несколько дней мы с отцом скрупулезно перетаскивали мебель, мать собирала всякую мелочь.
- — Леша, выкинуть мешок с киндерами? — занятый делом, я лениво отмахнулся, мол, делай что хочешь.
- — Так-то красивые, может соседским детям отдам, — и вот тут до меня дошло. Я вскочил и выхватил мешочек из маминых рук, пожалуй, немного резковато.
- — Извини, мам, у моего друга на истфехе сестренка маленькая, я ему обещал, забыл сказать.
- Этой же ночью я высыпал фигурки на кровать, осветив их телефоном. Откуда они были у Серого? Настоящий антиквар, навскидку уйдут за пару тысяч. На эти деньги можно заказать стальной двуручник.
- Фигурки было приятно трогать, перекатывать меж пальцев, как зерна гороха. Такие крохотные, и в то же время сложные. Они словно оживили воспоминания, передо мной снова стояли ребята — улыбающийся Серый, Череп, и где-то за ними маячила пузатая ванна. Призрак прошлого, одноразовый корабль детства. Сознание вспомнило про все разом, удушливо и отчаянно. Трудно описать все чувства, наверное, так на душе скребут кошки.
- Стояла ночь Всех Святых, я был молод, падок на адреналин. А подросткам, как известно, остро необходим выплеск эмоций, иначе они начинают вредить себе.
- Будучи тем еще раздолбаем, я оделся, стащил пару банок пива из холодильника, закинув их в рюкзак вместе с фигурками и фонарем, и вылез через окно незапланированно отмечать Самайн.
- Дом стоял на отшибе улицы, по-прежнему одинокий и холодный. Створки дверей исчезли, выставляя напоказ внутреннюю тьму. Каждая ступенька, каждая половица скрипела и прогибалась под весом тела. Если в детстве мы легко преодолевали лестничные пролеты, то в этот раз пришлось ступать практически невесомо.
- Наконец открылся чердак, я плутал сквозь наваленный лабиринт отсыревшего хлама, наспех вспоминая дорогу к ванне. Пахло гнилым деревом и листвой. Фонарик тускло освещал пространство, натыкаясь на силуэты торчащих повсюду досок.
- Я думал, что уже её не найду. Что вообще никакой ванны не было и я просто очередной сумасшедший, который сам себе сочинил трагедию из прошлого. Но она появилась. Огромная, облупившаяся, сросшаяся с полом. Против воли сердце описало кульбит. Я приблизился к ней как к святым мощам моего друга. Будто она – его могила. Как всегда, поверхность ванны укрывал трясущийся на водной глади лиственный ковер. Я провел по нему ладонью, ощутив приятную упругость.
- — Ты — Сережа?
- Мое тело как само собой разумеющееся подпрыгнуло с разворотом, а руки сами направили фонарик вглубь залы. Сам я только успел подумать: «все, это все».
- В нескольких метрах свет очертил невысокую фигуру человека. Фонарь предательски подрагивал. Я быстро поднял валяющуюся под ногами доску, выставил ее в угрожающей стойке.
- — Так ты Сережа? — повторил тонкий голос. — Да или нет?
- — Мать твою, какого хрена ты здесь делаешь? — я тщетно пытался разглядеть лицо, но человек, а вернее девушка, загораживала его руками.
- Видимо, свет слепил ей глаза.
- — Ты ответь сначала.
- — Нет, я не он. Я Леша.
- — А где он?
- — Он умер. Умер! Покажи лицо! — я уже не мог контролировать эмоции и просто орал.
- — Что такое «умер»?
- — Покажи. Быстро. Лицо. Или я за себя не отвечаю!
- — А ты не слепи светом!
- Силуэт действительно оказался девушкой, совсем худой, ниже меня. С тельца свешивалось старомодное платье из темно-красного бархата, все в отвратительном серовато-белом кружеве, как в паутине. Меня затошнило. Из-за ирреальности происходящего хотелось упасть и заснуть. Из-под черных волос глядели синие глаза и тонкий, бурый рот.
- — Можно мне подойти?
- — О нет. Конечно, нет! — из последних сил мне удалось взять под контроль свой голос.
- — Почему?
- — Потому что я тебя убью.
- — Почему?
- — Ты меня до смерти напугала, вот почему.
- — Я не хотела, извини, — мне показалось, будто бы девушка виновато потупила взгляд, — мне просто нужен Сережа.
- — Да умер он! — я опять сорвался на крик, в груди все горело.
- — Что такое «умер»?
- — Ты что, больная? Это значит, его нет! Умер и перестал быть! Все, баста, конец, понимаешь?
- Девушка замолчала, тишина приблизилась к гробовой. А потом она сползла на колени и душераздирающе заплакала. Видимо, до нее дошел смысл всего сказанного. Она просто выла в немом отчаянии, вперемешку с жутким кашлем. В какой-то момент по ее бледному подбородку стекла красная капля.
- — У тебя что, туберкулез?
- — Что такое туберкулез?
- — Ну, болезнь такая. Как это… чахоткой еще раньше называлась, — я сел, спиной облокотившись о бок ванны.
- — Да, она.
- — Давай так. Ты расскажешь мне кое-что о себе. А я пущу тебя сюда, раз тебе хочется быть возле ванны. Согласна?
- Она кивнула. Я замотался шарфом до уровня глаз. Жестом пригласил ее присесть рядом. И тут заметил, что платье девушки сочится влагой, а волосы свисают заиндевевшими сосульками, что заставило меня перекреститься.
- — Почему ты крестишься?
- — Просто захотелось. Как тебя зовут, где ты живешь и как сюда попала?
- — Звать Надей. Я живу на Сорочинской улице в особняке отца. А попала… Ну, не знаю. Я просто иногда сюда попадаю.
- — Понятно. Сколько тебе лет? — дом, в котором мы сейчас находились, тоже стоял на Сорочинской улице.
- — Четырнадцать.
- Глубоко задумавшись, я стал швыряться в рюкзаке. Нашел пиво, собрал разбросанные по дну фигурки.
- — Твои? — девушка потянула птичьи ручки, что невольно заставило меня залюбоваться. Игрушечный фарфор и её кожа были идентичны по цвету. Я ссыпал игрушки в ее ладони и приступил к еще одному не менее важному занятию – открыванию пивных банок.
- — Мои. Откуда?
- — От Сережи, — одно «глинское» я вручил своей нежданной знакомице.
- — Это что?
- — Алкоголь.
- — Нельзя же.
- — Можно, сегодня можно все.
- Надя с сомнением сделала первый глоток. Видимо, пиво пришлось ей по вкусу, и она отхлебнула еще.
- — У нас с Сережей был уговор. Он должен был… Он должен был меня поцеловать в обмен на фигурки.
- Я поперхнулся и закашлялся. Ну Серый, ну пройдоха.
- — Очень жаль, но ваш договор расторгнут непредвиденными обстоятельствами.
- — Получается, останусь нецелованная.
- — Почему останешься? В мире много парней. Думаю, с твоей красотой не проблема с кем-нибудь замутить.
- Не до конца поняв смысл фразы про «замутить», девушка ответила:
- — Понимаешь. Я живу в доме. И не могу из него выйти. Иногда я вообще сомневаюсь, что за его пределами есть мир.
- И вот тут, кажется, до меня начало доходить.
- — Надя, в каком году ты родилась?
- — В 1907.
- — Но сейчас 2007.
- Она зажала рот ладонью и так просидела несколько минут. Я не нарушал молчания. Но затем приступ кашля вновь разодрал ей горло, просочившись сквозь бледную ладошку кровавыми подтеками.
- — Надя, послушай меня внимательно. Если ты останешься здесь, то умрешь.
- — Но я не хочу возвращаться, там только служанка и больше никого. Больше не могу этого терпеть! — девушка вскочила на ноги, чуть не запутавшись в тяжелых, намокших складках своего платья.
- — Дура, это лучше, чем смерть! — я тоже поднялся на ноги, откинув опустевшую банку. И аккуратно взял Надю за плечи. В её глазах читался страх.
- — Сейчас мы выполним уговор Сережи, и ты вернешься домой, — не став дожидаться ответа, я мягко положил ладонь на рот Нади, отмотал свой шарф и поцеловал девушку сквозь собственную кожу. Поцеловал, как мог, отчаянно, горячо, всем сердцем. А затем еще прижался губами к ее едва теплому лбу.
- — А теперь пора, — невесомое Надино тельце податливо легло на мои руки. Ванна мерцала в лунном свете, ожидая свою попутчицу. Я положил девушку на ковер из листьев, и она медленно пошла вниз, будто в ванне была не вода, а болотистая жижа.
- — Прощай, милая.
- — Прощай, Леша, — сердце бешено застучало, реагируя на впервые произнесенное имя, моё имя. Казалось, будто бы оно сейчас раскрошит ребра.
- Лицо девушки медленно ушло под воду. Я выждал минуту. Потом вдруг острая боль пронзила все мое естество — что, если я ошибся, что, если я собственноручно утопил сейчас Надю в этой бестолковой ванне? Что, если нет никакого другого такого же дома? Я бросился водить руками в осенней, ледяной воде, опускал их по плечи, но в ванне не было дна. В конце концов, пальцы что-то нащупали в водной пустоте, что-то мокрое, длинное. Этим чем-то оказалась девичья лента для волос. Прощальный подарок Нади. Я сжал ленту в кулак и заплакал.
- С тех пор, всякий раз, проходя мимо кирпичного дома на Сорочинской улице, я вспоминал худую девушку, сидящую на коленях и зажимающую кровоточащий рот маленькой ладошкой. Всякий раз, пока его не снесли.
Advertisement
Add Comment
Please, Sign In to add comment
Advertisement