— Залазь. Будем сидеть и ждать здесь, пока не придут кабаны.
   — А это долго?
   — Блять, и зачем я тебя вообще взял?.. Да, долго. И мы будем сидеть здесь тихо, пока не дождёмся. И когда дождёмся тоже тихо.
   Они начали располагаться и занимать более удобные места на вышке.
   — А эта штука нас выдержит?
   — Выдержит. Зачем ты мне своим рюкзаком тычешь? Мне-то он зачем? Рядом положи куда-нибудь.
   Александр, больше известный в охотничьих кругах, как Бурый, за своё мастерство в охоте на медведя, снял с плеча гладкоствольное ружьё и опёр на деревянную стенку вышки.
   — Будем ждать. Будем ждать…
   Прошло уже пять лет после смерти сына. И пять лет после последней охоты. Полиции он сказал, что во время охоты на фазана они неудачно встретились со стаей волков. Но, конечно, ни волков, ни охоты на фазана никогда и не было. Сейчас уже поздно об этом думать. Бурый простил себя, по крайней мере, хотел думать, что простил.  Если бы его душу не терзали воспоминания о сыне, он бы уже давно продолжил своё хобби – охоту. Но всё это время что-то не давало ему это сделать. То дела, то погода плохая, развивающийся алкоголизм ещё более снизил количество времени, которое он был готов уделить лесу. Он понимал, что когда-нибудь он будет должен сходить на охоту. Свою последнюю охоту.
   Было выбрано время и место. Лето, московская область. Он пошёл на охоту в одиночку.
   — Сына, сына! Я же сказал не спать! Вот, смотри. Кабан.
   — Где?
   — Да вот он, смотри.
   — Ого.
   — Да что ты трясёшься? Мы же на вышке, он нас не достанет. Держи — Он аккуратно взял ружьё и подал его сыну, как настоящему мужчине, — Помнишь? Давай, как я тебя учил.
   Гена, хоть и был очень почтён, но начал ещё больше трястись от нервов. Его первая настоящая охота. Как тут не волноваться? Папа помог правильно взять ружьё и крепко обхватил тело сына. Гене стало теплее и крепкие мужские руки, поддерживающие его тело от нервозной тряски, помогали не столько физически, сколько морально. Тряска прошла. Теперь для Гены существовало только его сердце, стук которого помогает отвлекаться от внешних шумов, палец на спусковом крючке и сама цель.
   — Гена, не пропадай. Слышишь? Куда он смотрит?
   — На нас — сказал он, выйдя на минуту из магического транса, чтобы услышать советы отца.
   — Правильно. Значит, что нужно сделать?
   — Подождать, пока он нас не заметит и начнёт разворачиваться. Тогда – стрелять. Один раз. Понял? Больше не надо.
   — Да…
Отточенные годами навыки. Он решительно шёл в лес через поле на место, откуда удобнее стрелять. Он был необычно спокоен, что контрастирует со всеми его другими походами, когда он шёл с друзьями, был весел и шутлив. Охота воспринималась, как развлечение. С того самого момента он понял, что с природой шутить нельзя. Охота – не развлечение, а лишняя беззаботность может привести к жертвам. Он любил это дело, но никогда не воспринимал его всерьёз. Сегодня всё было по-другому. Ружьё было в руках, палец на крючке. Слухом он пытался улавливать каждый звук леса. Птицы, листва, бьющаяся на ветру об друг друга, какой-то писк, шумящая трава под ногами, скрип раскачивающихся деревьев. Носом он улавливал запах цветения, мокрой земли (кажется, недавно был дождь), чего-то гнилого.
   Настоящий зверь в поисках жертвы. Всё изменилось с того раза.
   Бах
   — Промах. Ну, ничего. В следу…
   Перезаряд
   Бах
   — Стой ты! Патроны не трать!
   Перезаряд
   — Я кому, блять, сказал?! — Бурый выхватил ружьё из рук сына.
   Он выглядел немного ошалевшим, как будто его только что разбудили. Он немного проморгался, пытаясь понять, что происходит.
   — Когда я говорю, что стрелять надо всего один раз – это значит, что стрелять надо один раз! — Он хотел отругать сына, но увидев его состояние, быстро спохватился. Он выглядел так, как он в свои первые походы на охоту с отцом. Взгляд такой же неуверенный, но в тоже время был виден азарт. Его сыну нравилась охота. — Ну, ничего. Не расстраивайся. С первого раза ещё никто не попадал. Давай, следующего – я? Посмотришь, как надо. Хорошо?
   — Хорошо, пап.
   Он нашёл идеальное место. С него можно было увидеть опушку леса – место, где обычно водятся фазаны, а с опушки его – нет. Он присел и сосредоточил внимание на местах, где может появиться добыча.
   Несколько десятков минут ожидания спустя, он что-то заметил. Движение. А вскоре и длинный коричневатый хвост, и яркую голову фазана. Он подпёр ружьё к плечу, посмотрел в прицел и увидел своего мальчика. В той же зимней одежде и сосредоточенным лицом. Лицом, как будто он целился в кабана. Александр смотрел на него через прицел ещё пару секунд, пока его глаза не перестали окончательно видеть из-за обилия слёз. Он плакал, как тогда, когда ему пришлось сделать это. Сделать то, о чём он будет жалеть всю свою жизнь. Он перевернул винтовку и нацелил себе в голову.
   Прошло ещё пару часов, когда Бурый увидел стаю волков. Около двадцати особей. Смертельная опасность. Обычно они не нападали на вышки, но в этот раз был как раз необычный. «Ничего», — подумал он, — «Вышки слишком прочные, что эти твари могли их сломать.  Даже Генка не проснётся».
   Он увидел их рычащие лица, клыки. Стая быстро набросилась на вышку. Как оказалось, она была не так прочна. Возможно, повалить бы они её бы её и не смогли, но перегрызть балки, на которых она стоит – запросто. Генка проснулся.
   — Что такое?
   В ответ Бурый лишь промолчал. Он старался выглядеть спокойной, но в его движениях виднелась паника, паника, как у людей, летящих на падающем борту самолёта.
   — Папа! Что происходит?!
   — Не знаю, Ген. Не знаю. Нам нужно что-то придумать.
   На мгновение его нервные движения закончились, как будто он что-то придумал. Но в его глазах виднелась не радость от неожиданной находки, а ещё больший ужас.
   — Нет, нет, нет… Нет.
   — Папа! Что, папа?! Ты что-то придумал?!
   — Нет, нет. Не придумал. Может…
   Он посмотрел с вышки вниз: волков было действительно очень много. Они яростно перегрызали балки, которые еле выдерживали вес двоих человек. Дальше: почти двух метровый снег. От падения он может и спасёт, но от дикого зверья – нет.
   Вышка накренилась на несколько десятков градусов вбок.
   — Папа! Папа! — Гена начал плакать.
   Папа тоже начал плакать. Истерично плакать. Взял в руки ружьё и направил его к голове своего мальчика. Он еле держал винтовку, руки тряслись так, как никогда раньше.
   — Папа! — Гена забился в угол.
   — Да простит меня бог…
   Бах
   Руки тряслись с такой силой, что он больше не мог удержать винтовку в руках. Она с грохотом упала на деревянный пол. Громкий звук ещё больше разозлил голодную стаю.
   Александр это понял. Он через силу схватил труп своего малыша и скинул с вышки.
   Шум внизу затих, зато Бурый плакал и орал, как будто его пытают. Он валялся на деревянном полу ещё несколько часов. Потом нервно заснул от переутомления.
   Проснулся он только от падения вышки. Почти полностью сломанные балки не выдержали и упали. Вывих плеча, сломано ребро. Когда он встал, он увидел кровавое пятно на снегу – место, куда упал его мальчик. Сейчас там от него остались только кости и оборванная одежда. Под слепящим утренним солнцем блестел снег и кровавые пятна на нём. Это самое ужасное, что он когда-либо видел. Это не труп его сына, а лишь останки его. Останки, мысли о которых будут преследовать его всю жизнь.