Два месяца пролетели незаметно. Как и догадывался Ронни, он стал игрушкой, которую ради хвастовства выучили служить в доме новых хозяев. Давалось это настолько легко, будто и было настоящим призванием, ради которого он появился на свет.
	Сложнее всего оказалось с языком. Да, парень смог выучить несколько десятков основных слов, но вот правильно строить фразы и выговаривать их, с сильнейшим акцентом ломая язык, оказалось почти непреодолимым препятствием. Его бы поняли, но зачем хозяева косноязычный слуга, который будет лишь позорить уважаемых людей? Впрочем, Ронни с успехом отыгрывал роль молчаливого, но всегда готового мальчишки, который по едва заметному жесту подаст необходимое, ловко сменит блюда или что-то передаст.
	Ладно хоть один из стражников семьи успел поработать с чужеземными рабами. Надзиратель оказался далеко не глупым, поэтому, дав некоторые поблажки, быстро нашел согласившихся обучить его языку Метрополии. Получилась забавная и не всегда понятная смесь диалектов, от северных островов до прибрежных жителей Пролива, разбавленная характерным говором Столицы. Ронни иногда попросту угадывал значение фразы, искаженной почти до неузнаваемости. А вот сами рабы из всевозможных уголков родной страны стали для него сюрпризом. Он слышал краем уха разговоры сержанта и профессора о потерянном корабле и вышедших из джунглей беглецах, но никогда не задавался вопросом – а сколько же людей служит на одном средней руки военном корабле?
	В любом случае, ему не грозило встретиться с моряками. Хозяева держали парня в доме, и тот лишь иногда получал возможность прогуляться по крохотному саду. Да и зачем? Ронни чувствовал себя на удивление хорошо и почти не скучал по Столице, а уж память о членах экспедиции постепенно расплывалась и уходила в небытие. Только Элизабет и Майк, объединенные ненавистью, пока не желали покидать голову. Былая любовь окончательно ушла, поддавшись напору ярости от разрушенных надежд. Теперь раб одинаково ненавидел обоих.
	Взамен он полюбил новую жизнь. Когда-то он слышал, что прислуге не требуется особого ума – достаточно просто делать то, что прикажут. На самом деле нет. Желая угодить как можно лучше, Ронни обнаружил, что для этого требуется недюжинная сила мысли. Парень тщательно выслушивал пояснения на ломаном языке, запоминая и постоянно вращая их в уме, чтобы применять ровно в нужный момент. Учился замечать и опознавать жесты, которые могли последовать откуда угодно. Наблюдал из тени за тем, как работают опытные слуги, которые занимались этим делом многие годы. Поздним вечером или ранним утром тренировался на учебных приемах, которые устраивала для него остальная прислуга, изображая гостей. В него вкладывались, и в ответ Ронни полностью оправдывал ожидания, то и дело превосходя их.
	Но оставалась и первая причина его покупки. Молодого белокожего охотно показывали знати, словно это как-то помогало хозяевам в их делах. Судя по всему, так и было, но у раба иногда билась в голове тревожная мысль. На кораблях служит много людей, а он слышал о пороховых мартышках – парнях еще младше чем он, выполнявших всякую работу в трюмах. Почему местные с таким удивлением и весельем рассматривают его? Куда подевались те юные водоплавающие? Под конец обучения он уже не задавался этим вопросом, приняв свою судьбу. Может быть, те рабы недостаточно хороши, в отличии от него, верно служащего своим хозяевам?
	Спустя месяц он без проблем показал усвоенное. Мужчина по имени Маник, которому принадлежало несколько каменных карьеров, и его дочь, юная Патли, лично явились как гости в собственный дом, чтобы испытать покупку как следует. Ронни прошел испытание с честью, не допустив ни единой ошибки за долгий летний день и наконец-то приступил к настоящей работе.
	У него вдруг появилось свободное время, ранее занятое постоянной учебой. Не раздумывая, парень использовал его для изучения языка, впрочем, без особых успехов, что сильно его огорчало. Как он будет служить хозяевам, если даже толком их не понимает? Одними жестами все не решить. Успокаивало лишь то, что перемен в жизни не предвиделось. Иногда, лежа перед сном, Ронни думал – почему ему так понравилась эта судьба? Жизнь прислугой у дикарей на другом конце мира не должна приносить удовольствия! Даже если это и было настоящим его предназначением, то почему не в Метрополии, не в Столице, поближе к достижениям прогресса и просто родной жизни?
	Парню не понравилась тоска, что появлялась после очередного копания вглубь себя. Он загрузил себя делом, взяв некоторые обязанности у других слуг, с радостью взваливших их на плечи Ронни. Уставая так, что засыпал едва коснувшись подушки, он оставался чуткими и готовым весь день, успевая также заняться домашними делами вроде уборки или стирки. Все ради счастья хозяев, милостиво выкупивших его от худшей участи. Поразительное трудолюбие сперва порадовало и остальную прислугу, но вскоре, привыкшие к новому уровню владельцы, намекнули, что прочим стоит подтянуться. Ронни не замечал тщательно скрываемого недовольства, упорно загружая себя и не давая отдыха в попытках услужить приохладевшим с течением времени хозяевам. Маник и Патли обращали все меньше внимания на труд раба, а тот, в свою очередь, принимал это как собственные ошибки, которые нужно скорее исправить.
	Но он не понимал, что делает не так. С виду все казалось правильным, да так оно и было. Вставая вместе с солнцем, Ронни следил за приготовлением завтрака, несмотря на хмурый взгляд повара, едва терпевшего вторжение на свою территорию. За готовкой следовала подготовка стола, а после и терпеливое ожидание в тени. Иногда они находили какое-то дело, но чаще он просто стоял и молчал, следя за окружением. После завтрака Маник уезжал по делам, а Патли развлекалась с подругами, и обычно не дома. Он прислуживал лишь хозяевам, а не заведовал всем домом, поэтому сейчас у него появлялось свободное время. Он не отдыхал, а пытался общаться со всеми подряд, то и дело смеша людей попытками выговорить какое-нибудь слово. Затем следовали обед и ужин. На последнем-то он и мог проявить себя – гости приходили часто, и непростые. Здесь тоже было принято обсуждать дела вечером, после хорошей еды и в дружественной обстановке.
	В итоге дворецкий, как можно было называть того мужчину, что руководил его обучением, шепнул хозяину несколько слов. Он пользовался уважением, так что его мнение учли, и тем же вечером Ронни оказался неприятно удивлен. Его освободили от работы и на несколько дней отправили отсыпаться. Парень был расстроен, взбешен, но не подал виду. Хозяев не волнуют чувства раба, не могут волновать, а следовательно – он будет молчать, повинуясь их воле. Он не слышал блуждавшие среди прислуги шепотки, старательно уклонявшиеся от его ушей, но быстро разлетавшиеся между остальными. Аборигены готовили свой ход против выскочки.