В конце мая вечером молодой человек шел домой. По грязным тротуарам, залитым желтым светом фонарей, крупного города Н. Желтый свет делал вид грязи особенно невыносимым. Гудки машин, сверкание фонарей и окраинная вонь, раздражали все органы его чувств. По скользким ступеням поднявшись, открыл дверь подъезда. Трудный день на работе и еще некоторые обстоятельства могут сделать окружающие вещи мерзкими, на них больно смотреть. Так и стены подъезда были безбожно захарканы и изуродованы краской. Поднимаясь по лестнице, держа руки на перилах, ладонью он напоролся на гвоздь. Закричал, стервенея, начал пинать обветшалые перила, так, что они чуть не рассыпались. Угомонившись с перилами, повернулся на стены, харкнул на них пару раз. Обгоревшие черные ступени и измызганные белые стены вызывали в памяти фильмы Германа.
Отперев старую тяжелую дверь, поставив сношенные туфли в шкаф, раздевшись, сел за кухонный стол, где в этот момент ужинала девушка одних с ним лет. Она ахнула, увидев порезы:
- Что случилось? Я еще крики слышала.
- На гвоздь напоролся, - повел плечами Белов, - на перилах.
Несколько минут они жевали ели заказную еду, тыкая экраны смартфонов, в углу на телевизоре шел сериал по СТС, из тех, которые обычно смотрят за едой люди более обеспеченные, чем аудитория такого же ТНТ.
- Холодно сегодня, а конец мая ведь.
- Слушай, Тоня, - поднял голову Белов - Я тут подумал, у меня отпуск скоро, ты на дому работаешь. Поехали к бабушке моей, навестить хочу. Там тепло у нее.
- Зачем на две недели в глухомань-то? Что там делать собрался?
- Старая она, да и город заебал, пиздец, не могу больше.
Антонина советское имя, мало подходящее к ее натуре,  - дали родители, убежденные коммунисты. Родилась в середине девяностых. Родителям тогда было почти сорок лет.
За окном орала пьяная мразь. Беспокойный сон прервал будильник. Облокотившись на изголовье кровати, Белов осмотрел комнату. Наподобие интерьеров немецкого экспрессионизма, стены и потолок были увешаны цветастой мазней Антонины. Не имея нужды работать, она третий год реализовывала свои художественные таланты. Нелепые картины, сделанные впрочем концептуально, пестрили резким розовым и синим, изображая в основном индустриальные пейзажи. На лучшей, как казалось ей самой, картине, были изображены рабочие в сиреневых фуфайках, дружно вбивающие розовые шпалы зелеными кувалдами в голубые рельсы под черным небом, в котором летал белый Христос на распятии в стиле модерн. Она называла это стиль социалистический поп-арт. Белов относился к ним с насмешкой.
После необходимого утреннего туалета, Белов вышел во двор. На стене соседнего дома крупными буквами написали "ХУЙ", высокий сорокоэтажный дом новейшего района был покрашен в сумасшедшее сочетание красок, и напоминал ему творчество Антонины. Он медленно шел к машине, тщательно осматривая окружающие строения. Под ногами валялся мусор: объедки, осколки, пакеты. Смешиваясь с грязью и водой, превращались в кашу, сотни людей одновременно вышедшие с ним, месили, топтали, кидали окурки, подкармливали это болото. Белов подумал про кровь: мусорное месиво под ногами - соединительная ткань городов.
Задумавшись, всматриваясь под ноги, остановился. В руках он нес пакет с отходами семейной жизнедеятельности, раздумав нести хлам на мусорку, вытряхнул под ноги, растоптав напоследок.
Прошла неделя, Антонина сначала отпиралась и не хотела покидать город, свои картины, подруг и антикафе. Но Белов все же уговорил ее, обещав, что поездка не затянется дольше двух недель, а также постоянно упоминая темные калининградские леса для творческого вдохновения.