Экзамен

- На, сука! Получай!
Когда подкованный жестью сапог ликвидатора врезается в бок, тело пронзает резкая боль. Ваня поднимает голову и тут же получает новый удар. Тяжелый кулак Саныча бьет точно в переносицу и Ванины глаза застилает красная пелена.
- Будешь еще концентрат бодяжить, крыса? Михалыч, хули ты стоишь? Помогай!
Новый удар приходится в скулу. Ваня чувствует, как пара грубых рук хватает его за ткань спецовки. Его тащат и прислоняют спиной к стене. Когда он находит в себе силы приподнять веки, то видит перед собой ухмыляющуюся бородатую рожу Михалыча. Саныч стоит чуть поодаль. Достав из кармана прорезиненного халата ветошь, он вытирает с лица пот, оставляя на коже грязные разводы.
Они находятся в тускло освещенном коридоре блока C-1630. Люди здесь обычно не шастают. Поэтому, когда из-за поворота в дальнем конце коридора показывается фигура женщины, Ваня сначала думает, что ему мерещится.
Проследив за его взглядом, Михалыч, покряхтывая, встает и поворачивается в ее сторону. Женщина останавливается в нерешительности. Перед собой она толкает тележку, заваленную разнообразным хламом.
- С какого блока? – лениво обращается к ней Саныч.
- C… - женщина косится на избитого Ваню. – C-1635
- Далековато забралась, мать. – говорит Михалыч. – Проезжай давай. Нехрен тебе здесь делать.
Тележка проезжает мимо, Ваня смотрит как удаляется женщина. Ее спина кажется неестественно прямой, она явно боится даже посмотреть в его сторону. Задумавшись, он пропускает новый удар.
В глазах все плывет. Кровь из разбитого носа стекает по губам и заливает рубашку.
Михалыч смотрит на него сверху вниз, склонив голову на бок, словно любуясь своей работой.
- Что скажешь, Саныч? Хватит с него?
- Пожалуй, - отзывается тот.
- Ну что взяли?
- Взяли!
Подхватив Ваню под руки, ликвидаторы тащат его в ту же сторону, где минуту назад за поворотом скрылась женщина.
***
- Ух, блядь, тяжелый он, сука.
- А хули ему легким быть, отожрался на раздаче, небось. Небось, сам-то разбодяженное не жрал, а?
- Ты хоть маленько подсоби, - говорит Михалыч, обращаясь к Ване. – Шевели костылями, ну!
Ваня пытается перебирать ногами, но те лишь безвольно волочатся по бетонному полу. Отделали его крепко.
- Надо было у нее тележку взять, - хрипит Саныч.
- Задним умом-то все, как известно, - злится Михалыч. – Раньше не мог предложить?
Обливаясь потом, они тащат его через бесконечные коридоры Хруща, когда раздается резкое шипение и спертый воздух блока наполняется протяжным гулом сирены.
- Сука, только этого еще не хватало! – Ну еб твою матушку! – восклицает Михалыч.
- Да не бзди, тут маленько осталось. Успеем, - успокаивает его Саныч. – Навались!
Ликвидаторы опускают Ваню на пол и в четыре руки ухватив за воротник спецовки, как котенка за шкирку тащат дальше по коридору. Ваня смотрит как мимо проплывает привинченная к стене табличка с номером блока. Рядом – наглухо задраенная тяжелая гермодверь. Самосбор вот-вот должен начаться.
Через пару минут они останавливаются. Подтащив Ваню к стене, ликвидаторы отпускают его, оставляя лежать.
- Конечная, - объявляет Михалыч. – Ну что малец, дальше сам.
Сирена продолжает завывать, но ее звук слабеет, отходя на второй план. Ваня смотрит на стоящих поодаль ликвидаторов. Неужели они действительно оставят его здесь, под самосбором? Это же верная смерть.
- Ну, бывай, малец! Пошли, Саныч, - Михалыч поворачивается и идет в сторону, откуда они только что пришли.
Саныч еще раз окидывает взглядом лежащего у стены Ваню. На секунду, в его глазах мелькает что-то похожее на сочувствие.
- Ты это, - вдруг говорит он. – Зла не держи. – Сам понимаешь.
Вздохнув напоследок, от спешит за Михалычем, на ходу поправляя сбившуюся каску. Ваня провожает его взглядом, пока он не скрывается за поворотом.
***
Проходит еще несколько минут, перед тем как он находит в себе силы встать. Самосбор уже должен начаться и оставаться в коридоре нельзя. Это означает гибель, а может и что похуже. Они оставили его прямо напротив гермодвери, наверное, древнейшей конструкции, из тех, что ему доводилось видеть. Толстое металлическое полотно с нечитаемым номером покрыто облупившейся краской и пятнами ржавчины.
Доковыляв до нее, Ваня изо всех сил наваливается на вентиль, но тот не поддается. «Неужели все?», - мелькает в голове мысль. «Нет. Так нельзя». Собрав остатки сил, Ваня сжимает ладонь в кулак и стучит в дверь. Звук получается глухим и слишком слабым, но изнутри его должно быть слышно.
- Пустите, - хрипит Ваня. – Откройте, же, ну!
Без сил он повисает на двери, цепляясь за вентиль рукой. В дальнем конце коридора по стене воздуха как будто проходит рябь, на миг превращая ее в подобие линзы. По полу из-за угла стелется желтоватый туман.
В отчаянии Ваня несколько раз бьет локтем по двери, уже без особой надежды. Он опускает веки, не в силах смотреть как продолжает прибывать туман. Перед глазами всплывает ухмыляющееся лицо Михалыча.
Неожиданно, раздается скрежет и опора уходит из-под его спины. Он падает навзничь через порог. Что-то цепко впивается в его запястье и затаскивает внутрь. И почти сразу же раздается шум задраиваемой двери.
***
Ваня открывает глаза. Он лежит на полу стандартной жилячейки, на груде какого-то тряпья. Напротив него на кушетке сидит старик. Его лицо покрыто сетью глубоких морщин, но глаза выглядят удивительно живыми, лукавыми. Правой рукой он опирается на самодельный костыль. Заметив, что Ваня очнулся, он улыбается, обнажая немногие оставшиеся зубы и внезапно подмигивает.
- Ну что, живой, никак? - старик отставляет костыль и цепляясь руками за кушетку, подтягивается к небольшому потертому шкафчику, стоящему возле кровати. Только сейчас Ваня замечает, что штанина на правой ноге старика завязана узлом чуть ниже колена.
- Как звать-то? – старик открывает дверцу шкафчика и достает большую, в потеках бутыль, наполовину заполненную белесой жидкостью. Бутыль отправляется на кровать. Следом из недр шкафа появляется пара стопок и свернутая белая тряпица.
- Ваня.
- Ага, - кивает старик. – Ты это, присаживайся давай. Он кивает на стоящий у стены рассохшийся стул.
Ваня приподнимается, опираясь на руки. Голова все еще гудит от недавних ударов. Добравшись до стула, он тяжело садится на него. Старик, тем временем, разворачивает тряпицу. В ней оказывается банка с концентратом, что-то похожее на краюху хлеба и, неожиданно, несколько спелых красных помидоров.
- А я Андрей Игнатьевич. Гнатич, стало быть.
- Гнатич? - от удивления Ваня даже забывает о боли. – Вы ликвидатор?
- Бывший, - усмехается старик. – Я знаю, ты скажешь, мол, «бывших ликвидаторов не бывает». Что ж, - он машинально поглаживает изувеченную ногу. – В каком-то смысле я такой один.
Откупорив бутылку и разлив жидкость по стопкам, он протягивает одну из них Ване. То принимает ее и осторожно нюхает. Пахнет спиртом.
- Да ты не боись! – Гнатич смеется хриплым, булькающим смехом. – Продукт чистейший, сам его делаю. Видал? – он показывает костылем в дальний угол жилячейки. Там, рядом с высокой ширмой на полу стоит аппарат, с тянущимся к нему трубками, похожими на капельницы. Рядом у стены – несколько уже знакомых бутылей, наполненных до краев.
- Будем! – он поднимает стопку и опрокидывает ее внутрь себя. Крякнув, он утирает рот рукавом и смотрит на Ваню слезящимися глазами. – Ну а ты что? Давай-давай, пей.
Ваня осторожно подносит стопку ко рту и зажмурившись делает глоток, потом второй. Огненным шаром, жидкость катится по пищеводу, и Ваня, поперхнувшись, разражается кашлем. От сивушного привкуса его мутит.
Гнатич смеется, глядя как он сгибается пополам, силясь удержать содержимое желудка. Опираясь на костыль, он протягивает Ване помидор и солонку, наполовину заполненную свалявшимися серыми комками соли.
Ваня, игнорируя соль, кладет помидор целиком в рот, жует, пытаясь перебить мерзкий вкус самогона. Неожиданно, мякоть помидора оказывается сочной и спелой.
- А помидоры откуда? – с набитым ртом спрашивает он.
- А, - отмахивается старик. – двумя блоками ниже один умелец наловчился. Лампы поставил, воду из отработки берет. Три ячейки под это дело занял, буржуй. К нему из всех окрестных блоков меняться приходят. Ну и я иногда.
Прожевав помидор, Ваня открывает рот, чтобы задать новый вопрос, но старик вдруг округляет глаза и приставляет палец к губам. Ваня обеспокоенно озирается по сторонам, пытаясь понять, что привлекло его внимание.
- Слышишь? – шепчет Гнатич. – Началось, похоже.
- Что началось? – также тихо отвечает Ваня.
Старик хватает его за рукав. Заскорузлый палец с обломанным ногтем показывает куда-то под потолок в противоположный угол жилячейки. Там лишь потрескавшаяся от времени пожелтевшая штукатурка с темными пятнами и пыльные ребра вентиляционной решетки.
- Смотри, - говорит Гнатич.
Ваня вглядывается в темноту, скрытую решеткой. Сначала ничего не происходит, но затем ему начинает казаться, что пятна на стене вокруг нее начинают увеличиваться в размерах.
- Что это? – шепотом спрашивает Ваня.
- Мох. Оно всегда со мха начинается. Знаешь, ты лучше выпей еще. Оно так, стало быть, легче переносится.
Ваня бросает затравленный взгляд в сторону гермодвери.
- Самосбор? Он сюда проникает?
Ваня пытается встать со стула, но жесткая рука удерживает его за плечо.
- Да ты не дрейфь, парень, - старик заглядывает ему прямо в глаза и Ване становится не по себе. – Видишь там, на полу отметку?
На вытертом линолеуме видна, намалеванная масляной краской жирная полоса, разделяющая жилячейку почти на две равные части.
- Дверь-то хуевая, спору нет. Не держит уже. Но дальше он не пойдет, зуб даю, - ухмыляется старик. – Ты, главное, без резких движений, ну и на ту сторону не заходи. Пересидишь тут пока, а потом пойдешь к себе. Усек?
- Как же вы тут живете? – спрашивает Ваня, не в силах отвести взгляд от вентиляции. Пятна постепенно приобрели фиолетовый оттенок и распространяются все дальше и дальше, успев добраться за несколько минут почти до самого пола. Сейчас уже можно было отсюда различить их структуру, чем-то действительно похожую на мох. Воздух наполняет железистый запах, отдаленно напоминающий аромат сырого мяса.
- Как, как. Как все живут, - ворчит старик. – Ты бы лучше про себя рассказал. За что отпиздили-то?
- Э, - мнется Ваня, которого этот вопрос застал врасплох. – Сказали, концентрат бодяжил, - наконец выдавливает он.
- Да? – редкие брови Гнатича взлетают вверх. – А ты бодяжил?
- Ну… - протяжно начинает Ваня, но старик перебивает его:
– Да мне, в общем-то до фени. Даже если и так, сейчас такие времена – жить захочешь, крутиться надобно. Согласен?
- Наверное, - отвечает Ваня.
- Вот-вот, - кивает старик. – Я сам-то в ликвидаторах без малого десять циклов отпахал. И хули теперь? Торчу в этой конуре. Дай-ка я тебе кое-что покажу.
Он, кряхтя, опираясь на костыль шаркает по направлению к небольшому столику, стоящему у самой границы, разделяющей пространство ячейки. Ваня с ужасом смотрит, как он проходит в нескольких сантиметрах от покрывающего пол фиолетового мха. Неожиданно, в одном месте он вспучивается бугром и прорывается, обдав окружающее пространство черными маслянистыми каплями. На поверхности показывается шевелящая усиками морда существа, чем-то напоминающую мокрицу, размером с ладонь.
Глядя на нее, Ваня зажимает себе рот, изо всех сил пытаясь сделать так, чтобы его не стошнило. Гнатич удивленно оборачивается на него, потом замечает мокрицу.
- А, камнеедка. Бетон в этом месте ослаб уже. Да ты не боись. Я же говорю, дальше черты она не полезет.
Камнеедка, между делом, окончательно выбирается на поверхность и деловито перебирая шестью суставчатыми лапками движется по направлению к нему. Но дойдя до черты замирает, словно упираясь в стену.
- Я же говорил. Ты выпей, выпей еще.
На этот раз, Ваню упрашивать не надо. Обжигающая жидкость проваливается в желудок. И его даже почти не тошнит.
***
Присев на стоящий возле столика табурет, Гнатич какое-то время копается в содержимом выдвижного ящика и достает оттуда кипу пожелтевших от времени бумаг. Выудив из нее лист плотного картона, он разворачивает его к Ване так, чтобы тот мог прочитать.
- Видал? – с гордостью говорит старик. - Комитетская награда.
Ваня пытается сконцентрироваться на размашистой витиеватой надписи, по всей видимости сделанной черной тушью. Бумага гласит:
«КОМИТЕТ выражает одобрение Андрею Игнатьевичу ████████████ за участие в ликвидации последствий САМОСБОРА в блоках с ████ по ████, ████ цикла с присвоением звания ликвидатора ██ степени, а также ██ разряда и представляет к награде в виде материальной ценности ██ категории».
Ниже на бумаге стоит расплывшаяся чернильная печать.
Убедившись, что грамота произвела на Ваню должное впечатление, Гнатич откладывает ее в сторону и достает из ящика маленькую покрытую выцветшим бархатом коробочку и неожиданно бросает ее Ване. Тот едва успевает ее подхватить.
- К медали представили. Материальная ценность 5-й категории, не хрен собачий! – говорит старик, задрав костыль в воздух и потрясая им.
Ваня осторожно открывает коробочку. Внутри – маленький выпуклый металлический кружок, покрытый облупившейся эмалью. В центре – профиль какого-то лысого мужика, с куцей бородкой и набор ничего не говорящих ему пар цифр, разделенных посередине тире. Ваня переворачивает награду. Сзади – только иголка для крепления на одежду и больше ничего.
- А кто это? – спрашивает он.
- Я-то почем знаю? – удивляется Гнатич. – Наверное, шишка комитетовская.
Ваня чувствует, что от выпитого он начинает клевать носом. В жилячейке на удивление тепло, и эта теплота проникает в тело, расслабляя его. Его подбородок опускается, и старик это замечает.
- Прикемарил? – понимающе улыбается он. – Поспи, поспи. Места хватит. Я тебе на полу постелю, подальше от моха – не вляпаешься.
В прострации, Ваня смотрит на его шевелящиеся губы, впалую грудь, переводит взгляд ниже и словно острая игла пронзает его мозг.
- Что? Что это у вас? – спрашивает он дрожащим голосом.
Гнатич опускает взгляд. Там, где кончается культя, штанина развязалась и через прореху наружу высунулось гибкое, покрытое черными пульсирующими сосудами щупальце. Словно принюхиваясь, оно шарит в пространстве слепым кончиком, на конце которого кругом расположены крохотные блестящие коготочки.
Ужас сковывает Ваню. Не отрываясь, он смотрит, как щупальце осторожно пересекает намалеванную краской границу, приближаясь к копошащимся во мху камнеедкам. Распрямившись, словно тугая пружина, щупальце выстреливает и впивается в тельце одной из них. Раздается громкий писк, другие камнеедки тотчас же бросаются в сторону.
Заполучив добычу, щупальце втягивается обратно, скрываясь под штаниной. Гнатич досадливо крякает и косится на Ваню. Из ноздрей старика сочится черная маслянистая жидкость. Одновременно с этим, где-то снаружи начинает завывать сирена и Ваня стремглав бросается к двери.
***
- Ну чего, оклемался? – Михалыч склоняется над ним, едва не касаясь бородой Ваниного лица.
Яркий свет от потолочных ламп режет глаза, но Ване удается рассмотреть, что он находится в просторном помещении, с относительно чистыми, крашенными желтой краской стенами.
- Кристинка, а ну дуй сюда! – зычно кричит Михалыч.
Спустя несколько секунд перед кушеткой, на которой лежит Ваня, оказывается хрупкая невысокая девушка. Ее глаза испуганно смотрят на него сквозь широкие линзы очков, а волосы забраны в хвост. В ее руках небольшая сумка, из которой она поочередно достает и выкладывает на столик возле кушетки разные предметы.
- Давай-давай, - подбадривает ее Михалыч. – Делай дело.
Стрельнув глазами из-под очков, девушка склоняется над кушеткой, и неожиданно задирает Ванину спецовку.
- Сначала раны обработаю. Его обязательно нужно было так избивать?
- Так ведь, чтоб достоверно было, - бормочет Михалыч. Он явно не хочет спорить с девчонкой. – Да и вообще, традиция такая.
- Хорошая традиция – людей калечить, - сердито отвечает Кристинка, смазывая Ванины ссадины густой, резко пахнущей мазью. – Вы ему, похоже, два ребра сломали.
- Ну перестарались, бывает, - Михалыч смотрит, как она накладывает повязку. – Ты давай, дело-то делай. А то может и лечить ни к чему.
Девушка берет со стола длинный блестящий стержень, наклоняется к Ваниной руке и тот чувствует в пальце резкую острую боль. От неожиданности он дергается, но Кристина успокаивающе проводит рукой по его голове.
- Ну-ну. Я уже все.
Слив взятую кровь в колбочку, она придирчиво смотрит на нее на просвет. Затем, покопавшись в сумке, извлекает из нее выпуклую склянку с клубящимся внутри туманом. Стенки склянки наполовину покрыты знакомым фиолетовым узором, и Ваня вздрагивает – образы событий, произошедших в жилячейке, резко вспыхивают в его сознании.
- Эк его проняло, – усмехается Михалыч.
- Что это? – спрашивает Ваня, не отрывая взгляд от колбы.
- Тест Зельмана. Там, внутри, немного органики. А если точнее – кусочек обычного человеческого уха. Ну и кое-что еще.
Она сцеживает несколько капель крови в тонкую стеклянную трубку, один конец которой торчит снаружи крышки колбы, а второй теряется где-то в ее недрах, скрытый фиолетовым туманом. Какое-то время ничего не происходит, но затем из глубины колбы поднимаются несколько тонких жгутиков с коготками на конце. Обнаружив кровяную каплю, один из них присасывается к ней, сначала словно пробуя, а затем уже и в полную силу. Капля стремительно уменьшается и наконец исчезает.
Девушка напряженно всматривается в происходящее внутри колбы. Когда жгутики прячутся, втягиваясь в туман, она отставляет колбу и смахивает налипшую на лоб прядь волос.
- Все в порядке. Он чистый.
- Ты уверена? – спрашивает Михалыч.
- Ты сам видел, как они присосались. Если бы в крови что-то было, последовала бы реакция.
Собрав вещи, девушка выходит из помещения.
- Ладно, раз так, - говорит Михалыч, придвигаясь ближе к Ване. – Ты уж прости нас Санычем, что так отпиздили. Но… Сам понимаешь. А теперь рассказывай.
***
В ликвидаторской гораздо темнее, чем в медблоке. Саныч с Михалычем сидят за тяжелым столом, негромко переговариваясь. Ваня пристроился напротив, на старом ящике. Рядом, на полу свалены несколько разобранных сварочных аппаратов.
Перед Санычем на столе лежит лист, в котором он что-то непрерывно пишет размашистым почерком. Перед Михалычем тоже листок, размером поменьше. В отличие от Саныча, он, сопя, предельно аккуратно выводит в нем буквы, как первоклассник в прописи.
На секунду отвлекшись, он поднимает глаза на Ваню и спрашивает:
- Иван. А по батюшке как?
- Дмитриевич.
- Дмитриевич, - протягивает ликвидатор. – Митрич, будешь значит, ха! Как тебе, а Саныч, - пихает он в бок товарища. Тот не реагирует и Михалыч продолжает:
- Ну так что, ликвидатор Митрич. Варить умеем?
- Третий разряд, - отвечает Ваня.
- О, - тянет Михалыч. – Салабон. Ну ничего, научишься.
Саныч, меж тем, откладывает ручку и придирчиво смотрит на лист, вертя его в руках.
- Ну вроде все, - он протягивает бумагу Ване. – Прочти, если все верно – подпись поставь. – Михалыч, как там удостоверение?
- Порядок, - отвечает тот, ставя в листке последнюю закорючку. - Элла Эдуардовна придет когда, то печать поставит. – Но мы ее ждать не будем. Хуй их знает, комитетских, вечно заняты они. А нам надо свое дело делать. – Так что собирайся давай, - говорит он, обращаясь к Ване.
- Куда?
- Как это «куда»? - удивляется ликвидатор. – А кто же, по-твоему, - тычет он в только что подписанный Ваней лист, - Со всей этой хуйней разбираться будет?
«В 321А ячейке блока C-1635», - начинает он читать. «Мною обнаружены неустранимые последствия самосбора приблизительно 3-4 категории. Жилячейка рекомендуется к ликвидации, путем заваривания внешнего шва гермодвери. С моих слов записано верно. Число. Подпись», - ликвидатор кладет лист в папку.
- Кстати, Саныч, у тебя «заварки» остались еще?
- Есть маленько, - отвечает тот, доставая из кармана плаща тонкую пачку желтых бланков. – Надо сказать Элле Эдуардовне, чтобы новых принесла.
- Эх, блядь, - сетует Михалыч, - Опять эта писанина ебаная. Когда, чего, в каких количествах. Номера проставить. Опломбировать. «Заварку» отправить. Бюрократия одна. А по мне так заварил – да и хуй бы с ним! Верно говорю, Митрич?