Последний шанс Артёма.
1.
Артем с нежностью смотрел на жену. Алла спала, скинув на пол слишком теплое для весны ватное одеяло. Толстые ляжки мелко подрагивали в такт богатырскому храпу. Ночная рубашка задралась, обнажив заросший  длинным черным волосом лобок. Артем любовался любимой, в очередной раз умиляясь тоненькой струйке слюны, повисшей на подбородке и по-женски кокетливо закрученным тоненьким усикам.
«Хороша!» - подумал Артем, поднимая одеяло и накрывая им жену.  Алла тихо хрюкнула от прикосновения мужа.
У соседей расстроенное фортепиано играло «Турецкий марш».
Было еще полчаса до выхода, и Артем решил не откладывать задуманное на вечер. Он сел за письменный стол, достал ручку, конверт и написал на нём:
«Господину Начальнику Комитета по контролю над нравственностью, моралью и духовностью!
От Федосеева Артемия Сергеевича!
Лично в руки!»
На большом белом листе Артем начал писать письмо:
«Многоуважаемый Господин Начальник! Обращаюсь к Вам лично, минуя иных Ваших подчиненных, не удосужившихся передать мои прошлые письма к Вам. Прощу прощения за дерзость тревожить Вас, обращаясь с этим письмом. Но дело, речь о котором пойдет ниже, представляется мне очень важным, неотложным и требующим компетентного вмешательства.
Вчера, около одиннадцати часов вечера я пришел домой и поужинал. После чего я сходил в туалет и  в ванную комнату. Затем я прошел в спальню и занялся исполнением своих т.н. «супружеских обязанностей». Уверяю Вас, Господин Начальник, этим срамным делом я стал заниматься совсем недавно и исключительно по требованию своей супруги – Федосеевой Аллы Александровны. Никакого удовольствия от этого безобразия я не получил, как, впрочем и в те другие редкие случаи, когда я был вынужден совершать этот грех. В ходе вышеуказанного процесса, моя жена попросила, совершить с ней извращение, путем проникновения моего (простите за столь неприятные подробности) полового члена в её задний проход. Соблазнение мое, Господин Начальник, проходило с использованием неоднократно повторенного  непристойного выражения: «Выеби меня в жопу, мой усатенький козодой».
Я категорически отказался, так как считаю подобные действия непристойными, аморальными и характерными для психически больных людей. Однако, моя жена не оставляла свои попытки совратить меня. Она начала засовывать мой половой член себе в рот, но я вовремя остановил её безумный порыв, на что она удивленно воскликнула: «Неужели ты не хочешь?» По-моему, глубокому убеждению, Господин Начальник, только сумасшедший может хотеть, чтобы ему откусили половой член. После чего, мой половой член поник, и я захотел спать. Жена еще некоторое время ворчала, произнося грубые, нецензурные слова и выражения.
Господин Начальник комитета по контролю над нравственностью, моралью и духовностью!
Искренне, от всей души своей, прошу обратить пристальное внимание на мою супругу. В наше неспокойное время бездуховности и распущенности, нельзя оставлять без внимания подобные случаи! Людям, чьи умы и сердца полны такого рода желаниями, должны понести суровое наказание, для их же блага и  блага их семей. Знаю, что Вы во всем разберетесь и заблудшая душа пожалеет о содеянном.»
Артем закончил писать и посмотрел на циферблат настольных часов. Пора было идти на работу. Он кинул в портфель ручку и пошел одеваться. Напоследок кинув на спящую супругу полный нежности взгляд, он увидел, что из-под одеяла, свесившаяся с края кровати, в воздухе повисла пухлая нога Аллы, увенчанная маленьким копытцем. Артем бережно накрыл оголенную конечность и пошел одеваться.
Дверь соседней комнаты со скрипом отворилась. На пороге возникла Мать Артема – Серафима Никитична, с неизменной, огромного размера иконой Николая Чудотворца на груди. Мать строго взглянула на сына.
-Чтоб в одиннадцать был дома, - проскрипела она властно.
Артем восторженно прошептал: - Конечно, мама!
Серафима Никитична подошла к сыну, перекрестила , поцеловала в лоб, и, погладив по щеке, сказала: - Береги себя, сынок!
Артем наложил на себя крест православным манером, приложился к  иконе, затем, опустившись на колени и, приспустив с матери старую нестиранную юбку,  благоговейно поцеловал её в лобок так, как целуют перед боем полковое знамя.
2.
В подъезде пахло мочой. Артем шагал вниз через две ступени, когда вспомнил что оставил на столе письмо. Он уже развернулся, намереваясь вернуться, как услышал, что кто-то окликнул его из-за начинающего ржаветь мусоропровода.
-Артемий Сергеевич? – повторил похожий на бомжа бородатый мужик в изношенной серой куртке.
-Да! - недовольно рявкнул Артем.
Бородатый тряхнул давно не мытой головой: - Ага, значит, я по адресу. Он начал рыться в бездонных карманах своей куртки.
Артем сердился всё сильнее:  - А вы простите, кто собственно такой будете?
Мужик продолжая копаться, удивленно взглянул на Артема и несколько растерянно сказал: - Так, я это…Бог.
Повеяло водкой.
-Ну, хватит, - Артем вышел из себя,  - некогда мне, на работу я опаздываю, на работу, понимаете?
Наплевав на письмо, он собрался было развернуться и кинуться по лестнице вниз, чтобы еще постараться успеть к девяти, но сделать этого не получилось - ноги  стали ватными и непослушными. Артем испуганно посмотрел на мужика.
-Так вот, - бородатый бог перестал рыться в карманах, выловив  наконец на дне одного из них весьма странный предмет, похожий на большой студень. Вот, - произнес странный тип, протягивая мелко подрагивающую мутноватую субстанцию, - держи, твоя.
- Моя? – спросил Артем дрогнувшем голосом.
-Твоя, твоя. – Бородатый  яростно зачесал голову. - Бери, бери. Сам я виноват, знаю…Ну, забыл, ну с кем не бывает…Замотался совсем по делам, то тут судьба у кого-то решается, то там… А я один на всех, понимаешь? И ни от кого ведь слова доброго не дождешься. Только хаять и умеют, неблагодарные. А некоторые вообще говорят, мол, нет тебя и нечего придурять…Он сунул руку в отворот куртки и зачесал теперь там. А другие и того хуже, черт знают кого из меня делают. И слова не мои приписывают. Тут один недавно пытался меня нарисовать, да не похоже вышло совсем. Я к нему, значит, домой прихожу, говорю, вот он я, а он в меня бутылкой… И попал ведь, гад…
Бородатый грустно замолчал. Чуть погодя он спросил: - А ты-то как, веришь?
Артем вспомнил строгое лицо матери, икону на её шее, и подумал, что видимо да. Верит. Ему хотелось ответить, но в горле пересохло, и он только согласно кивнул.
-Ну, и на том спасибо, - старик поднялся. - Пойду я. А её ты съешь. С хлебом, это уж я тебе авторитетно заявляю, - он поднял к потолку немытый палец.
Артем выдавил: - Что это?
Бородатый воскликнул: - Ну, ты даешь, парень. Неужели не дошло. Ты ж этого всю жизнь свою ждал. Душа твоя.
Немытый Бог захромал вниз по лестнице. Артем хотел было броситься за ним, схватить за рукав и узнать, что все это значит, за кого его, ответственного работника Овощебазы №8 держат, но ноги по-прежнему было не оторвать от пола. Странный даритель ушел. В подъезде настала мертвая тишина. Артем стоял, удивленно глядя на лежащую у него в руках, похожую на студень Душу. Вдруг он почувствовал, что с него будто сняли тяжелые оковы, что не давали хода. Артем вышел от навалившейся на него прострации. Он ринулся назад, в свою квартиру, перелетая по несколько ступеней, чуть не сбив спускавшуюся сверху бабушку. Ворвавшись в прихожую, он, не снимая ботинок, не помыв руки, прогрохотал на кухню. Отыскал на полке солонку, кинул на большую плоскую тарелку Душу, обильно посолил и, вооружившись ножом и вилкой, принялся есть. Душа оказалась абсолютно безвкусной и, кроме соли Артем ничего не почувствовал. Доев, он рыгнул и отвалился на спинку стула. За стеной, наконец-то настроенное, веселилось фортепиано. Кто-то хрипло орал « А где мои шестнадцать лет? На Большом Каретном! Где мой черный пистолет? На Большом Каретном!». Артем вышел из кухни. В квартире, если не считать концертных звуков, издаваемых соседями и капавшей из крана в ванной воды, было тихо. Артем неторопливо прошелся по коридору. Он постучал в комнату матери. Серафима Никитична не отозвалась. Он аккуратно приоткрыл дверь. В комнате было пусто.
Войдя в спальню, где еще совсем недавно он оставил спящую жену, Артем остолбенел. Кровать была пуста. Шкаф был распахнут и из него исчезли все Аллины вещи. Артем выбежал в коридор, посмотрел на вешалку. Пусто. Он вдруг почувствовал одновременно и облегчение и радость и восторг. Ему захотелось сбегать в соседней магазин за выпивкой, пойти потом нетрезвым прогуляться по большому, красивому городу.  Артем поймал себя на том, что подпевает соседу: «Где мой черный пистолет…» Засунув руки в карманы он вернулся в комнату ,чтобы взять деньги. Подойдя к письменному столу, вдруг остановился. Прекратил подпевать. По хребту пробежал легкий холодок. Артем остолбенел. Ему стало очень страшно. Потом он почувствовал, что по щекам покатились слёзы.
 На столе не было письма.
 Артем стал один за другим выдвигать ящики,  ползать на коленях по полу, заглядывая под стол. В надежде найти письмо, он, перевернув сумку, вывалил всё её содержимое на кровать. Письма не было. И тут Артём испытал безумное отвращение к себе самому, стал бить себя кулаками по лицу. Через минуту, его сильно затошнило и он, уронив стоящую на полке хрустальную вазу, побежал на слабых ногах в туалет. Его стошнило. Когда Артем открыл глаза, то увидел ,что на дне унитаза плавает студенистая, жеванная Душа. Он решительно нажал на кнопу смыва. Выйдя из туалета,  опасливо прошел в комнату. На кровати, накрытая тем самым, вечно сбрасываемым одеялом пускала слюни жена. Артем на цыпочках подошел к столу. Посередине, освещенное косым солнечным лучом, лежало письмо.
 Он трясущимися руками взял письмо в руки и пробежал его содержимое глазами. Убедившись, что все слова на месте, Артем пересохшими от пережитого губами поцеловал бумагу. В квартире по-прежнему было тихо, только хрюкала во сне жена, изредка постукивая  копытами. Капала из крана вода. За стеной вновь расстроившееся  фортепиано играло «Турецкий марш».