Grineer

- Космос такой красивый, да?
Триста Седьмая первым делом всегда смотрит в иллюминатор.
Нам вообще повезло: каюта досталась по распределению, и хотя она была теснее прочих, в ней было маленькое окошко, и сквозь тщательно протираемое Триста Седьмой рубедовое стекло на нас смотрели звезды.
А мы смотрели на них.
- Угу.
- Смотри, вон та звезда опять мне подмигнула! Здорово, а?
Индекс интеллекта Триста Седьмой всего сорок восемь единиц, но порой я, да и многие из нашего взвода ей завидуют. Она умеет радоваться самым незначительном вещам: горячим комкам в белковой смеси, обычно теплой и жидкой, словно сопли, лишней порции воды… даже звездам, которые подмигивают ей каждое утро.
- Здорово. Собирайся, построение через три минуты.
Триста Седьмая села на койке, и принялась натягивать протезы. Наша партия едва прошла Отбраковку, в основном из-за слабых конечностей и низкого уровня ИИ, поэтому большинству отрезали руки и ноги еще в начальные циклы, когда протезы приживаются наиболее хорошо. Бионические гнезда моей соратницы едва заметно искрили, когда плохо заизолированные провода входили в пазы, но она никогда не жаловалась на боль. Может и не чувствовала ее, говорят болевой порок трехсотых слабее на целых 40%.
Мне приходилось чуть хуже. Из-за случайной мутации, мой БП на 23 процента выше нормы. Привычно прикусив губу я резким движением вставила протез в коленный сустав и повернула до щелчка, закрепляя его в пазах. Пока полуразрушенные нервы синхронизировались с некачественным нейроинтерфейсом я мысленно перебирала в памяти то немногое, что знала о месте назначения.
Юпитер был территорией Копуса, расположенные там производственные базы и газовые сборщики были командованию как чирей на заднице. Поэтому периодически они отправляли несколько кораблей устроить налет, потрепать орбитальную оборону и вывести из строя несколько заводов, заставляя коробкоголовых изрядно понервничать.
Обычно это поручалось командам, которые где-то проштрафились, но в этот раз жребий пал на нас. Слепой случай, никаких политических интриг Совета, просто кто-то из капитанов – невезучий ублюдок - вытянул короткий проводок. И теперь мы летели на практически самоубийственную миссию и не особо надеялись вернуться живыми.
Впрочем, я не переживаю. Я достаточно пожила на свете, чтобы знать – рано или поздно все заканчивается, а смерть в бою отличная альтернатива медленному гниению.
Сглотнув кровь из прокушенной губы, я размяла органическую часть ног и спрыгнула с койки. Метал лязгнул, по костям пронеслась горячая волна, но в целом все было неплохо. По крайней мере я не скулила от боли как Четыреста Двенадцатый из соседней каюты. Его вой было слышно даже сквозь толстенные переборки.
Если он не погибнет в этом налете его наверняка отправят на Утилизацию. Слишком уж много медресурсов он расходует.
- Я готова! – Триста Седьмая улыбнулась, бросила последний взгляд в иллюминатор и зашагала к выходу.
В отличие от брони оружие нам разрешалось брать с собой, так что я привычным движением подхватила свою старенькую «Горгону» и отправилась следом. Пушка досталась мне практически по наследству, ее предыдущая хозяйка погибла где-то на Фобосе, но Стервятники – особый отряд, который отвечал за сбор тел и ресурсов после битвы – нашли оружие и доставили его на наш корабль. Так что моя красавица пережила больше битв, чем я сама. Порой я спрашиваю у нее, понравился ли ей последний бой и тогда она довольно урчит механизмом раскрутки.
Я не сошла с ума, как Три Тысячи Второй и не считаю свое оружие живым… но иногда хочется поделиться с кем-то не только тактическими сводками.
Казармы корабля издалека напоминают улей. Я не видела ульев, для этого надо побывать на самой Земле, но читала о них в старых голографах. Да, я даже умею читать. Мне потребовалось семь циклов на обучение, но зато теперь я могу рассказывать Триста Седьмой перед отбоем разные смешные истории. Их пишет Сорок Пятый, и большая часть из них - его мечты о том, как он увидит Королев, но порой попадаются действительно забавные. Не знаю почему его ее не забрали с корабля, творческие способности редки в нашей партии и командиры предпочитают не рисковать такими солдатами. Наверное, про него просто забыли. Когда руководишь такой огромной штукой как гринирский корабль – забыть об одном солдате несложно.
Семнадцатая же палуба похожа на огромную площадь. Все солдаты Третьего сектора стекаются сюда каждое утро. Маленькие ручейки сливаются в одну большую реку, и она выплёскивается ровными волнами, превращаясь в стройные ряды воинов. Отдельной кастой держаться бомбардировщики – заносчивые и гордые они кучкуются вокруг сержанта Сахта. Серж у нас герой войны, говорят он лично прикончил двоих тенно и даже заслужил свое собственное имя, а не просто номер. Не мудрено, что он так задирает нос.
Я никогда не видела тенно. Про них говорят много всякого. Репродукторы и регуляторы называют из самыми главными врагами Королев, но по казармам порой гуляет шепот, что тенно не враги, вернее не просто враги. Они скорее стихийное бедствие, порыв ветра, который просто летит куда ему нужно, не обращая внимание на срываемые им листья.
Это не мое описание, это все Сорок Пятый. Может поэтому его и не забирают от нас – слишком уж поэтично он отзывается о врагах нашего народа.
Наконец, все выстроились. В задних рядах привычно скорчились и сгорбились те, кто потерял в бою конечности и пока не обзавёлся протезами, те, кто уже начал разрушаться из-за дефекта генокода и прочие отбросы, которым не место в первых рядах.
Там – только избранные. Самые сильные, самые совершенные. Высокие, статные, они стоят, гордо выпятив грудь и привычно славят Королев.
Лично я – в седьмом ряду. Из нашей партии только трое могут стоять так близко к командирам, и хоть это не моя личная заслуга, я все равно горжусь этим. Любой бы гордился.
Регулятор под потолком оглушительно затрещал, чихнул статикой помех и наконец разразился хрипящим голосом капитана:
- Бойцы! Возлюбленные воины Королев! Я стою здесь, перед вами, и гордость переполняет мое сердце! Вы – лучшее, что может предложить наш могучий народ. Вы – его надежда, его спасение и его сила!
Солдат рядом со мной растянул треснувшие губы в широкой улыбке. Его тело выглядит почти идеально здоровым, но судя по слюне, которая капает из полуоткрытого рта, индекс интеллекта у него даже ниже, чем у Триста Седьмой.
- И я знаю, что вы не подведете нас! Не подведете Королев, и нашу расу!
Я привычно почувствовала теплоту в груди. Волна гордости и радости поднималась откуда-то из живота, заставляя меня вскинуть «Горгону» в приветственном салюте. Я слышала эту речь уже десятки раз, капитан произносил ее без изменений перед каждой высадкой, но все равно что-то внутри меня радовалось словно впервые.
Чувство единения охватило всех. Боль в искореженных ногах и обрубленных по локоть руках ушла, и я закричала, чувствуя, как мой возглас подхватывают тысячи глоток:
- ЗА КОРОЛЕВ! ЗА ГРИНИР!
Семья. Все они – мои семья. Мои братья и сестры. У гринир нет родителей и нет детей, но все мы – часть одного целого. Конечно же я умру за них, если потребуется.
Конечно же я убью за них.
Эйфория схлынула, оставив после себя приятную усталость и вернувшуюся боль.
- Вольно. – капитан сошел с помоста, тяжело ступая по железным ступеням. – Высадка через два земных часа. Готовьтесь, бойцы.
И мы пошли готовиться.
Оружейный зал напоминает огромную свалку. Броня свалена здесь большими кучами, и на первый взгляд кажется, что найти в этой куче что-то свое невозможно. Но это не так. Каждый из нас точно знает где лежит его амуниция, а я даже помню, где лежит снаряжение Триста Седьмой. Она порой забывает даже такие важные вещи и мне приходится помогать ей найти и надеть свою броню.
Но сегодня она справилась сама. Отыскав бронепластины, она споро нацепила их на протезы, а после быстро облачилась в броню. Единственное, что она не стала надевать – лицевой щиток, который она вместе со своей «Горгоной» держала в руках.
Нам положена массивная, почти непробиваемая броня, но ее крепость делает ее чрезвычайно тяжелой. Стоило мне застегнуть последние крепления как боль в коленях стала почти невыносимой. Я едва слышно застонала и облокотилась на ствол «Горгоны».
- Эй, - Триста Седьмая подошла ближе и обеспокоенно положила руку мне на плечо. – Больно, да?
- Угу.
Перекошенное из-за незначительной мутации лицо соратницы нахмурилось. Она прикусила губу, о чем-то напряжено размышляя.
- У меня есть капсула, - наконец прошептала она. – Хочешь отдам?
Я вздрогнула, и оглянулась по сторонам. Обезболивающее было единственной действительно ценной штукой среди нас. За него вполне могли убить.
И иногда убивали.
- А как же ты?
- Мне не больно, - улыбнулась она. – Раньше было, а теперь уже нет. Только голова иногда кружится.
Порой отмирание нервной ткани начиналось именно с этого. Порой этим и заканчивалось. Я открыла рот, чтобы сказать Триста Седьмой идти и показаться медикам, но вспомнила Шестьсот Восьмую и сжала челюсти. Никто не будет тратить ресурсы и чинить одну из нашего потока.
Триста Седьмую утилизируют.
- Давай, - сказала я вместо всего этого. – Буду благодарна.
- Да мне не жалко, - отмахнулась пулеметчица. – Говорю же – уже не болит.
Она протянула мне маленькую черную капсулу, и я скорее схватила ее, пока никто не заметил. Сунув ее в рот, я почувствовала, как глотка немеет, а рот наполняется горькой слюной. Вкус был омерзительным, но через пару минут боль прошла, словно ее и не было. Остался небольшой дискомфорт, но по крайней мере больше никто не втыкал мне в колени раскаленные пруты.
Обезболивающие редки еще и потому, что разрушают нервную систему и желудочно-кишечный тракт: никто не заботиться удалять из них токсичные примеси. Так что выдают их нечасто и только в качестве награды.
Жалко, что я не помню, что такого сделала Триста Седьмая. С годами даже моя память слабеет.
- ПОДГОТОВИТЬСЯ К ДЕСАНТИРОВАНИЮ!
Немногие оставшиеся в оружейной торопливо засуетились.
- ПРОСЛЕДОВАТЬ К ДЕСАНТНЫМ ПУШКАМ!
- Пойдем, - Триста Седьмая подергала меня за руку. – Будем летать!
Я не люблю десантироваться. Вылетая в этом стальном гробу, всегда непонятно приземлишься ли ты в целости или тебя собьют противодесантные орудия. А истории о капсулах, которые промахивались мимо кораблей и летели в космосе вечно, замерзшие и забытые, полные иссохших мертвецов, не добавляют оптимизма.
А вот Триста Седьмая любит чувство свободного падения. Ей нравится думать, что она летит к своим любимым звездам и сама становится яркой, холодной искоркой.
- Пойдем.
Говорят, что в некоторых капсулах нет даже ремней безопасности, но мне всю жизнь везло – в моих десантных снарядах были даже сидения, не говоря уж о страховочных ремнях.
Вот и сейчас мы с Триста Седьмой пристегнулись ремнями, потуже затянули застежки и надели лицевые щитки. Глазные линзы в них мутные и треснувшие, но я уже привыкла. В конце концов я не баллиста, мне незачем быть точной. Главное навести оружие и дать моей старушке выплюнуть во врага достаточно свинца, чтоб разорвать его на клочки.
- ДО ДЕСАНТИРОВАНИЯ 3…
Голос сигнальной сирены почти неслышен из-за толстых стенок. Но я и сама могу отсчитать положенные секунды.
- Два…
Триста Седьмая в возбуждении сжимает мою ладонь. Я едва чувствую это, простому солдату не станут вручать полноценный нейроинтерфейс, но улыбаюсь под маской.
Улыбаюсь и стараюсь не думать, что будет в битве и после нее. Щемящее, противное чувство в груди, чуть ниже третьего ребра – что это? Неужели страх?
- Один…
Но ведь я никогда не боялась. Смерть – естественный конец жизни. Смерть в бою – славный и почетный конец. Что за нелепое, позорное чувство?
- ПУСК.
И когда капсула рванула вперед и нас затрясло так, что соратник напротив меня откусил свой собственный язык и принялся захлёбываться кровью, я поняла, чего боюсь.
Удар. Скрежет. Приглушенные крики.
Так заканчивает каждый полет и начинается каждый бой.
Люк капсулы пришлось пинать чуть ли не всем взводом – открывающий механизм заклинило. Сосед с откушенным языком старался больше всех, герметичный щиток не позволял ему снять шлем и выплюнуть кровь. Три Тысячи Девятый хотел умереть в бою и поэтому первым выпрыгнул из распахнувшегося люка. Граката в его руках поливала противников короткими очередями.
Недолго, впрочем, поливала. Луч потоковой винтовки разрезал солдата наискосок, пронзив броню и плоть под ней. Верхняя половина сползла на пол, а нижняя еще мгновение постояла, прежде чем упасть следом.
На секунду все замерли, а потом Семьдесят пятый, наконец справился с зарядкой огриса. Ракета вылетела в проем и взрыв сотряс нутро нашей капсулы. Пламя ворвалось внутрь, опалив стоявших впереди меня. Некоторое время я наслаждалась криками снаружи, а потом растолкала соратников и вырвалась из стального гроба.
Старушка уже гудела раскручивающим механизмом и на оставшихся в живых после взрыва обрушился свинцовый шторм. Обладателя потоковой винтовки разорвало пополам, и я рассмеялась под лицевым щитком.
Превосходство есть долг. И я исполню его.
Несколько зарядов отскочило от моей брони, но я даже не стала разворачиваться в сторону нападавших. Триста Седьмая за моей спиной с радостью нажала на гашетку и двое солдат Корпуса взорвались кровавыми ошметками.
- За Гринир и Королев!
Что-то вскипело во мне. Но не как тогда, на плацу, что-то другое: темное, горькое, густое. Гнев и ярость, ненависть к врагам нашего народа наполнила меня силами, о которых я даже не подозревала. Горгона в моих руках ничего не весила, а броня на плечах превратилась в легкие, невесомые одежды.
Я шла по узким коридорам корабля, и смерть стелилась передо мной. Солдаты за моей спиной падали и умирали, и каждая клеточка моего тела радовалась их смерти, ведь каждый из них перед этим уложил не одного врага.
Мы – Гринир, и даже умирая мы побеждаем.
Гул и треск пулемета Триста Седьмой приносил странное спокойствие. Моя соратница любила стрелять по роботам больше, чем по живым целям. Ходоки Корпуса искрили и взрывались, разлетаясь на части и каждый раз пулеметчица радостно вскрикивала. Даже в пылу сражения она находила место не только для темной и кровожадной ярости, которая бушевала внутри меня.
- Загружаю схему корабля…
Разведгруппа скопировала с внутренних серверов точную карту запутанных коридоров и теперь мы точно знали куда двигаться. Командный отсек был совсем недалеко, и когда мы ворвемся туда, то отключим щиты, и корабль обрушит на врагов не медленные десантные капсулы, но ракеты и торпеды, которые разнесут утлые суденышки коробкоголовых в клочья.
И гринир вновь победят.

Зал перед командной рубкой был почти красив. Мы ворвались сюда первым делом перестреляв камеры и турели, и на мгновение Триста Седьмая замерла, уставившись в потолок. Успокаивающий гул ее горгоны смолк.
Я обеспокоенно обернулась. То нелепое и глупое чувство, которое ушло с началом настоящего сражения неожиданно вернулась.
- Рапорт, - потребовала я, подходя ближе.
- Звезды… - едва слышно прошептала пулеметчица.
- Рап…– Я смягчила голос и положила руку ей на плечо. - Что случилось?
- Космос такой красивый, да?
Я подняла голову и на мгновение задержала дыхание. Вместо потолка над нами была звездная бездна.
Толстое бронированное стекло, укрытое силовыми полями, не скрывало красоты бесконечности. Подсвеченная огнями космического сражения она подмигивала нам звездами и далеким Солнцем.
- Красивый, - честно сказала я. – Очень. Идем, нужно выполнить при…
Что-то сверкнуло.
Не там, наверху, - за моей спиной. Я развернулась так быстро, как только смогла, протезы заскрежетали и даже сквозь пелену обезболивающего по измученным коленям пронеслась обжигающая волна.
Один из наших солдат, кажется Семьсот Сорок Второй был мертв. Что-то разрезало его пополам, ровно и чисто, словно… и я вдруг поняла, что не знаю такого оружия.
- Рассредоточится! – прокричала я. – Найти укрытие!
Но в этом пустом зале не было укрытий.
Сверкнуло еще раз. И еще. Что-то быстрое мелькало в воздухе появляясь из дверного проема и исчезая в стенах. Спрятавшегося за углом солдата обезглавила золотистая волна, вырвавшаяся из совершенно чистой стены и улетевшая в противоположенную.
Горгона Триста Седьмой завизжала на максимальных оборотах, посылая в дверной проем рой свинцовых пуль. Другие солдаты тоже принялись палить по дверям и стенам, но я знала, что все это бессмысленно.
Золотая смерть выкашивала нас одного за другим. Ни одно оружие Корпуса не могло работать с такой точностью и эффективностью.
- TENNO SKOOM!
Еще до того, как Триста Седьмая прокричала эти слова, я поняла, что убивало мой отряд.
Ублюдочные тенно, грязь на сапогах нашего народа, убийцы и воры! Таящиеся в тенях наемники, безликие чудовища с уродливыми телами и душами.
Дважды предатели, вставшие на сторону наших врагов.
- Заградительный огонь! – Я взмахнула пулеметом посылая в бой остатки отряда. - Убейте их всех!
И тогда он вышел из темноты.
Я могла бы описать его, но все что привлекло мое внимание – поток расправленного золота, стекающий из его правой руки. Сияющий клинок из света яркого, как сотни звезд.
- УБИТЬ!
Триста Седьмая и я нажали на спусковой крючок одновременно. Двойной поток расклеенного свинца ударил в тенно…
… и разбился о золотой щит. Своим клинком ублюдок отбил все пули, и те с визгом улетели в стены и потолок, заставив бронированное стекло покрыться сеткой мелких трещин. Последний из оставшихся солдат моего отряда поймал одну из пуль и упал на спину. Граката выпала из его рук и глухо ударила о металл пола.
На мгновение тенно склонил голову, рассматривая меня, словно любопытную зверюшку и взмахнул своим чудовищным оружием.
Золотая волна пронеслась мимо меня и прежде, чем я успела выдохнуть от облегчения, за моей спиной кто-то коротко всхлипнул.
Чувство, которого я так стеснялась, заполнило меня всю. Медленно, уже зная, что я увижу за спиной, я развернулась.
Тенно отрубил пулемётчице протезы и ноги, и ее верхняя половина теперь стояла на кровоточащих обрубках, сжимая замолкшую горгону.
Я сделала шаг к Триста Седьмой еще не вполне осознавая, что происходит.
- Больно… - прошептала она.
И завалилась на бок.
Нервного отмирания все же не было.
Я закричала. Никогда не думала, что искореженная предродовой мутацией глотка может издавать такие звуки. Кажется, даже аварийная серена потерялась на фоне моего крика.
А потом в моей груди расцвёл золотой цветок, и я замолчала.
Тенно за спиной с легкостью вынул из меня клинок, взмахнул им, словно стряхивая капли крови с безупречного лезвия и двинулся дальше. Просто и спокойно он переступил через труп Триста Седьмой и исчез за дверью командного центра.
Я упала на спину, все еще неверяще держась за грудь и стараясь стянуть края раны. Теплая жидкость толчками выбивалась из прорехи, заливая отполированную броню.
Даже с обезболивающим я чувствовала холод, который расползался по конечностям. Из последних сил я подползла к Триста Седьмой и потрясла ее за плечо.
Разум понимал, что пулеметчица мертва. Но разум угасал и все что осталось от меня – горькое чувство потери.
Чью жизнь я оплакивала? Свою? Триста Седьмой? Всего нашего корабля, который теперь не сможет пробиться сквозь щиты Корпуса? За свои долгие три года жизни я успела привыкнуть к потерям на войне и жертвам во благо нашего народа. Но теперь впервые я задумалась: а стоило ли оно того?
Хорошо, что никто не узнает об этих ужасных мыслях.
- Смотри… - совсем тихо сказала я и сняла с лица Триста Седьмой лицевой щиток. – Космос такой красивый, правда?
Звезды отразились в ее застывших глазах.
А через секунду отразились и в моих.