Мэри всего лишь семь

Мэ­ри все­го лишь семь, и она ров­ным сче­том ещё ни­че­го не зна­ет – боль­шу­щие си­ние гла­за, не­пол­ный на­бор зу­бов и рот в ши­ро­кой улыб­ке – та­кой улыб­ке, ко­то­рая бы­ва­ет толь­ко у ни­че­го не зна­ющих лю­дей. Но Мэ­ри не зна­ет да­же это­го, всё, что её сей­час вол­ну­ет – это 12 спо­со­бов пле­те­ния би­сер­ных брас­ле­тов, пе­ре­вод­ные вкла­ды­ши из жва­чек, но­вый се­зон ко­мик­са W.I.T.C.H. и ок­но, вы­хо­дя­щее на опуш­ку Ле­са – тот рас­ки­нул­ся бес­край­ней ле­пеш­кой по­за­ди ба­буш­ки­но­го до­ми­ка и как буд­то под­гля­ды­вал за ней в от­вет. Не­на­вяз­чи­во, ко­неч­но, слу­чай­но: из не­го при­ле­та­ли пти­цы, и вы­бе­га­ли жи­вот­ные по ка­ким-то сво­им зве­ри­ным де­лам. Но всем нор­маль­ным, взрос­лым лю­дям из­вес­тно, что вот так Лес пы­та­ет­ся раз­го­ва­ри­вать – че­рез ма­лю­сень­кие зна­ки и вспо­ло­хи де­ревь­ев.
      А Мэ­ри взрос­лая? Мэ­ри тем бо­лее взрос­лая, пусть да­же и ни­че­го не зна­ет! Толь­ко взрос­лые мо­гут хо­дить в ма­га­зин и рас­по­ря­жать­ся лич­ны­ми мо­нет­ка­ми, а Мэ­ри де­ла­ла это уже нес­коль­ко раз и всег­да при­но­си­ла хлеб с су­хоф­рук­та­ми, очень уж це­ни­мый её Гре­ни.

      Она смот­рит в ок­но, тща­тель­но раз­ми­ная боль­шой ко­мок жвач­ки во рту — ко­ка-коль­ный вкус, не очень, но сой­дет – и ду­ма­ет, что ви­дит плос­кую че­ре­па­ху вмес­то Ле­са, ко­то­рая пол­зет, пол­зет, нас­толь­ко боль­шу­щая, что вид­но толь­ко её се­ре­ди­ну, и древ­няя нас­толь­ко, что вся об­рос­ла мхом – ги­гант­ским мхом, ко­то­рым зав­тра­ка­ли ещё ди­но­зав­ры. Но ди­но­зав­ры умер­ли, а че­ре­па­ха ос­та­лась, и мох ос­тал­ся. Мэ­ри ви­дит это от­чет­ли­во, по­то­му что вплот­ную приб­ли­зи­лась к стек­лу, на­ды­ша­ла на не­го, сколь­ко смог­ла, и про­тер­ла своё спе­ци­аль­ное ми­ни-око­шеч­ко – не­за­ме­ни­мая вещь для рас­смат­ри­ва­ния вся­ких не_та­ких_ве­щей.
      Лес, то есть че­ре­па­ха – ну, ко­неч­но же, че­ре­па­ха! – ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и как буд­то взды­ха­ет – изо мха вы­ры­ва­ют­ся стаи раз­но­мас­тных птиц, они гал­дят. Мэ­ри по­ни­ма­ет, что с ней поз­до­ро­ва­лись, и до­воль­но улы­ба­ет­ся. Че­ре­па­ха дви­ну­лась даль­ше.

      Мэ­ри си­дит над тет­рад­ка­ми би­тый час – ей до ужас­нос­ти не хо­чет­ся де­лать за­да­ние по ан­глий­ско­му, ка­ря­бая скуч­ные за­ко­рюч­ки в про­пи­си. "Ну и кто же при­ду­мал да­вать уп­раж­не­ния на лет­ние ка­ни­ку­лы? Уж яв­но ка­кой-ни­будь про­тив­ный че­ло­век, ко­то­рый не лю­бит де­тей, у ко­то­ро­го нет дру­зей, и ко­то­ро­го ни­ког­да не приг­ла­ша­ют гу­лять. И на­вер­ня­ка его об­зы­ва­ют сло­вом «за­вуч»", — на этой мыс­ли Мэ­ри от­ки­ды­ва­ет­ся на сту­ле и за­жи­ма­ет зу­ба­ми ка­ран­даш­ную ре­зин­ку, гля­дя в ок­но – что по­де­лать, это са­мое вкус­ное, что мо­жет най­ти ре­бе­нок её лет во вре­мя пра­во­пи­са­тель­ной пыт­ки. Лес смот­рит как буд­то воп­ро­си­тель­но – вот как со­ба­ка, ко­то­рая скло­ня­ет го­ло­ву на­бок, ког­да слы­шит свою клич­ку. Мэ­ри пе­чаль­но вы­ды­ха­ет – ей бы так хо­те­лось иметь со­ба­ку… И тут лес на­чи­на­ет ла­ять. И не од­ной, а сра­зу нес­коль­ки­ми со­ба­ка­ми. Мэ­ри ок­руг­ля­ет гла­за и не­ча­ян­но сгла­ты­ва­ет ку­со­чек лас­ти­ка, да­же не каш­ляя. Вста­ёт со сту­ла, что­бы ви­деть Лес це­ли­ком – от ни­за и до вер­ха. И ви­дит, что сре­ди его де­ревь­ев хо­дят лю­ди в смеш­ных одеж­дах с це­лой сво­рой со­бак. Они кри­чат на нез­на­ко­мом для неё язы­ке, а по­том на­сов­сем ис­че­за­ют в глу­би­не зе­ле­ной ча­щи, ос­тав­ляя Мэ­ри в чу­дес­ном ощу­ще­нии не­ве­де­ния. «Вот как я мо­гу, — слов­но бы мур­чит де­ревь­ями Лес, — вот как я умею».

      Од­наж­ды Мэ­ри выг­ля­ды­ва­ет в ок­но, ког­да со­би­ра­ет­ся ло­жить­ся спать, но сна­ча­ла ви­дит толь­ко се­бя и от­ра­же­ние ноч­ни­ка. Тог­да она ре­ша­ет­ся на рис­ко­вый шаг — зак­ры­ва­ет де­ре­вян­ным ме­чом створ­ки гар­де­ро­ба, что­бы от­ту­да, в слу­чае че­го, не выб­ра­лись на­ру­жу шкаф­ные монс­тры, и вык­лю­ча­ет све­тиль­ник – ра­ди та­ко­го мож­но и рис­кнуть, не прав­да ли? Но всё-та­ки сна­ча­ла жму­рит­ся для про­фи­лак­ти­ки, а ког­да от­кры­ва­ет гла­за, уже не уз­на­ет зна­ко­мо­го ей Лес­но­го мас­си­ва — вмес­то не­го кит — он смот­рит на Мэ­ри боль­шим сво­им, блес­тя­щим гла­зом и под­ни­ма­ет­ся в не­бо. Она прис­лу­ши­ва­ет­ся изо всех сил и, ка­жет­ся, улав­ли­ва­ет сов­сем нег­ром­кую ки­то­вую трель. Лес, став­ший си­ним ки­том, пе­ре­во­ра­чи­ва­ет­ся квер­ху брю­хом и не­жит­ся в звез­дном по­то­ке — так на его брю­хе пос­те­пен­но от­пе­ча­ты­ва­ет­ся кос­ми­чес­кая кар­та соз­вез­дий. Что бы это по­нять, Мэ­ри да­же не на­до ри­со­вать своё ми­ни-око­шеч­ко — всё и так прог­ля­ды­ва­ет­ся, как на ла­до­ни. А кит всё по­ёт и по­ёт. Тог­да Мэ­ри ло­жит­ся в пос­тель с Ча­ро­дей­ка­ми, нак­ры­ва­ет­ся оде­ялом и пы­та­ет­ся не слу­шать, как скре­бут­ся монс­тры из шка­фа, а слу­шать толь­ко Лес­но­го ки­та…

Ког­да Гре­ни уво­зят на ско­рой, Мэ­ри не зна­ет, ку­да се­бя деть – она хо­дит по до­му и ме­ша­ет­ся взрос­лым – тут её ро­ди­те­ли, ко­то­рые сра­зу же пер­вым рей­сом при­ле­те­ли из от­пус­ка, ба­буш­ки­ны зна­ко­мые и ещё ка­кие-то пос­то­рон­ние лю­ди. Все гром­ко раз­го­ва­ри­ва­ют, ку­да-то спе­шат и на­ты­ка­ют­ся друг на дру­га — от их го­ло­сов ти­хий дом на­бу­ха­ет как боч­ка. Мэ­ри да­же прос­ту­ки­ва­ет сте­ны, ста­ра­ясь по­нять, нас­коль­ко его ещё хва­тит, и не взор­вет­ся ли он от та­ко­го шу­ма.
Ник­то не хва­лит Мэ­ри за то, что она, за­ме­тив стран­ное по­ве­де­ние Гре­ни, наб­ра­ла 911 и выз­ва­ла спа­са­те­лей — как-то раз её ма­ма упо­ми­на­ла, что ба­буш­ка сла­ба на сер­дце. Как та­кое мо­жет быть, Мэ­ри ни ра­зу не пред­став­ля­ла: Гре­ни пек­ла вкус­ные пи­ро­ги и зна­ла, как иг­рать в бей­сбол. А как мож­но ду­мать, сколь­ко лет че­ло­ве­ку, ес­ли он уме­ет не толь­ко от­лич­но по­да­вать, но и от­би­вать?..
Мэ­ри вжи­ма­ет­ся в од­ну из стен сво­ей ком­на­ты — там не­по­нят­ные щу­паль­ца на­чи­на­ют лезть к её гру­ди, пы­та­ясь об­хва­тить со всех сто­рон. Она от­ма­хи­ва­ет­ся, не да­вая им сом­кнуть­ся. При этом в гор­ле вста­ёт зна­ко­мый ком – ещё чуть-чуть и он рас­кро­ет­ся ре­вом. Но Мэ­ри не хо­чет ре­веть, она хлю­па­ет но­сом и по­тер­тым ру­ка­вом трет при­пух­шие гла­за.
      Лес при­жи­ма­ет­ся к этой же сте­не с внеш­ней сто­ро­ны до­ма — он, ви­ди­мо, со­чувс­тву­ет Мэ­ри, про­во­дя вет­ка­ми ели, что рас­тет за ок­ном, по по­вер­хнос­ти сте­ны. Ведь все де­ревья – часть Ле­са, Мэ­ри ощу­ща­ет это спи­ной. И спус­ка­ет­ся на пол, под­жи­мая ко­ле­ни.

      Не смот­ря на все ожи­да­ния и при­го­тов­ле­ния, не смот­ря на по­бе­ду Ян­киз в Ми­ро­вой се­рии, и да­же не смот­ря на би­сер­ный брас­лет из 3-х уров­ней (не­ви­дан­ное дос­ти­же­ние!), Гре­ни не воз­вра­ща­ет­ся.
Её ро­ди­те­ли иног­да поз­днее обыч­но­го при­ез­жа­ют с ра­бо­ты – в та­кие дни за Мэ­ри сле­дит ня­ня, с ко­то­рой не хо­чет­ся дру­жить. Мэ­ри во­об­ще ни­че­го не хо­чет­ся. Она про­сит у ро­ди­те­лей от­вез­ти её к Гре­ни, ку­да они и са­ми ез­дят (не зря же так поз­дно воз­вра­ща­ют­ся!), но ро­ди­те­ли толь­ко об­ни­ма­ют её креп­ко-креп­ко и спра­ши­ва­ют про Ян­киз.
      И вот в один ве­чер раз­да­ет­ся те­ле­фон­ный зво­нок в гос­ти­ной, пос­ле ко­то­ро­го Гре­ни не вер­нет­ся до­мой боль­ше ни­ког­да. Мэ­ри не слы­шит его, не слы­шит, что ма­ма от­ве­ча­ет это­му зло­му звон­ку. Но ви­дит, как за ок­ном из Ле­са взды­ма­ет­ся во­ронье, кар­ка­ющее об­ла­ко, и её ма­лень­кое сер­деч­ко про­ва­ли­ва­ет­ся ку­да-то вниз, си­дит там как ка­кой-ни­будь кро­лик и лишь по­том на­чи­на­ет бить­ся.

      Пос­ле тра­ура прош­ла не­де­ля. А Мэ­ри до сих пор ещё ни­че­го не зна­ет, что­бы ду­мать что-то о смер­ти. Она прос­то сна­ча­ла час­то-час­то ри­су­ет кар­тин­ки и при­маг­ни­чи­ва­ет их к хо­ло­диль­ни­ку, по­том ри­су­ет но­вые и за­ме­ня­ет ими вче­раш­ние, по­том ри­су­ет чуть-чуть по­мень­ше, чем бы­ло сна­ча­ла, по­том ри­су­ет всё ре­же, по­том ри­су­ет сов­сем чуть-чуть и по­том уже не ри­су­ет ни­че­го.
Мэ­ри не нра­вит­ся иг­рать с ро­ди­те­ля­ми и не нра­вит­ся чи­тать ко­мик­сы W.I.T.C.H. Пос­лед­нюю не­де­лю лет­них ка­ни­кул она про­си­жи­ва­ет в сво­ей ком­на­те, стря­хи­вая с одеж­ды жу­ков грус­ти – они пос­то­ян­но ку­са­ют её сво­ими уси­ка­ми, не боль­но, но очень _чувс­тви­тель­но_, так что Мэ­ри стра­да­ет без ус­та­ли. Да­же во вре­мя сна ей ви­дят­ся пло­хие ве­щи — нап­ри­мер, ла­ки­ро­ван­ный ящик, пе­ре­де­лан­ный из пи­ани­но, ку­да по­ло­жи­ли её Гре­ни.
Лес за ок­ном неп­ри­выч­но тих. Мо­жет быть, по­то­му что Мэ­ри не хо­чет раз­го­ва­ри­вать с ним то­же. Но в от­ли­чие от ро­ди­те­лей, он не нас­той­чив — мол­чит се­бе и мол­чит, да­же не ше­лох­нет­ся.
Но од­наж­ды ночью Мэ­ри про­сы­па­ет­ся и ви­дит, как Лес смот­рит на неё пе­чаль­ны­ми гла­за­ми — у не­го ты­ся­ча глаз и всё они грус­тные.
Но Мэ­ри всё рав­но, по­то­му что в этом Ле­су нет её Гре­ни. Она от­во­ра­чи­ва­ет­ся к стен­ке, нак­ры­ва­ясь оде­ялом. В пла­тя­ном шка­фу боль­ше не жи­вут ни­ка­кие монс­тры.

      На ка­лен­да­ре Мэ­ри (ко­неч­но же, с Ча­ро­дей­ка­ми!) за­чер­кну­то два ме­ся­ца. Она сно­ва хо­дит в на­чаль­ную шко­лу и сов­сем ни с кем не здо­ро­ва­ет­ся. С ней пы­та­ет­ся раз­го­ва­ри­вать учи­тель­ни­ца и доб­рый дя­дя, ко­то­рый зо­вет се­бя школь­ным пси­хо­ло­гом. Но она не хо­чет с ни­ми дру­жить – ей по­че­му-то ка­жет­ся, что они прит­во­ря­ют­ся и не лю­бят её по-нас­то­яще­му. Ну и хо­ро­шо. Мэ­ри то­же их не лю­бит.
Каж­дый раз, при­хо­дя из не­на­вис­тной шко­лы, она смот­рит на кром­ку Ле­са. Оба они мол­чат. Лес за это вре­мя об­за­вел­ся жел­то-крас­ным шар­фом и те­перь мо­жет ки­дать­ся листь­ями. На его опуш­ке ле­жат лис­твен­ные ку­чи, на­по­ми­на­ющие зо­ло­тые го­ры – это он так приг­ла­ша­ет по­иг­рать. Боль­шой рот Мэ­ри нем­но­го при­под­ни­ма­ет­ся са­мы­ми кра­еш­ка­ми. Лес ло­вит это по­до­бие улыб­ки — Мэ­ри сра­зу же об­ду­ва­ет вол­ною мяг­ко­го зо­ло­та. Один, осо­бо прыт­кий лис­тик да­же за­пу­ты­ва­ет­ся в во­ло­сах — хо­ро­ший тро­фей для школь­но­го гер­ба­рия. И Мэ­ри скры­ва­ет­ся за дверью.

      Ещё че­рез не­де­лю Мэ­ри как-то не­ожи­дан­но по­ни­ма­ет, что хо­чет уй­ти пу­те­шес­тво­вать. Что­бы боль­ше не ви­деть зна­ко­мые ли­ца, а встре­чать од­ни толь­ко но­вые – мо­жет, ес­ли по­лу­чит­ся, да­же Гре­ни встре­тить. И что­бы, ес­тес­твен­но, не за­ни­мать­ся боль­ше в шко­ле. Вот и все при­чи­ны, что­бы ку­да-то взять и пой­ти. Но ку­да? — у Мэ­ри сов­сем нет мо­не­ток для по­ез­дки на ав­то­бу­се. Ни цен­та – пос­лед­ние сбе­ре­же­ния она пот­ра­ти­ла на го­ру фло­мас­те­ров в тор­го­вом цен­тре.
И тог­да Мэ­ри вспо­ми­на­ет, как Лес уме­ет здо­ро­во прев­ра­щать­ся в ки­та и в че­ре­па­ху. Уж ку­да-ни­будь он её от­ве­зет, ес­ли веж­ли­во поп­ро­сить. Да­же очень стран­но с её сто­ро­ны, что она до сих пор ни­ку­да с ним не у­еха­ла. И да­же не иг­ра­ла с ним. Ин­те­рес­но, по­че­му? Но она не ус­пе­ва­ет от­ве­тить, вол­на жар­ко­го «на­до» и «хо­чу» за­тап­ли­ва­ет все дру­гие мыс­ли Мэ­ри: она на­чи­на­ет при­ду­мы­вать план. Лес одоб­ри­тель­но ше­ве­лит­ся, сбра­сы­вая сра­зу тон­ну сво­ей лис­твы – ему не жал­ко, у не­го её хоть от­бав­ляй.

      Мэ­ри де­ла­ет всё по на­уке: она не­де­лю ве­дет се­бя как обыч­но, но тай­ком со­би­ра­ет рюк­зак — горс­тка фло­мас­те­ров, что­бы бы­ло нес­куч­но, бу­ты­лоч­ка во­ды, нес­коль­ко па­чек кре­ке­ров, яб­ло­ко, на­бор для би­сер­но­го пле­те­ния и, не удер­жав­шись, до­бав­ля­ет пос­лед­ний но­мер Ча­ро­де­ек.
      Ждет, ког­да ро­ди­те­ли уй­дут в вос­крес­ное ки­но, и ког­да ня­ня от­лу­чить­ся в ван­ную – ван­ная боль­шая, с тол­сты­ми сте­на­ми, из-за неё и за­хо­чешь ни­че­го не ус­лы­шишь. И вы­бе­га­ет на ули­цу, поч­ти как сам ве­тер, быс­тро-быс­тро. Стре­лою мчит­ся до Ле­са. Он, как обыч­но, на преж­нем мес­те – мо­жет, он и был всег­да её лич­ным ко­раб­лем даль­не­го пла­ва­ния, но Мэ­ри, по сво­ей глу­пос­ти, об этом не до­га­ды­ва­лась?
Она ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, что­бы вы­ров­нять ды­ха­ние пря­мо воз­ле чер­ты меж­ду Ле­сом и его опуш­кой — по­че­му-то из ок­на Лес не выг­ля­дел та­ким вы­со­ким. Ка­жет­ся, что пря­мо до об­ла­ков. Де­лая глу­бо­кий вдох, Мэ­ри с ре­ши­тель­ностью вхо­дит в Лес­ную оби­тель, но Лес мол­чит. Он буд­то бы про­ве­ря­ет на­ме­ре­ние Мэ­ри – про­бу­ет его на зуб, рас­ко­лет­ся ли. Но она нас­той­чи­во прод­ви­га­ет­ся впе­ред, не за­ме­чая, как мел­кие сучья пы­та­ют­ся цеп­лять­ся за одеж­ду, слов­но бы от­го­ва­ри­вая. Нет, Мэ­ри ре­ши­ла твер­до.
      На­ки­нув ка­пю­шон, она смот­рит в свод­ча­тый по­то­лок Ле­са, улы­ба­ясь лу­чам, про­хо­дя­щим сквозь жел­тиз­ну листь­ев. Лес буд­то бы на­роч­но про­пус­ка­ет зай­чи­ков, что­бы те ми­мо­лет­но сле­пи­ли её гла­за, яр­ки­ми вспо­ло­ха­ми ос­ве­щая кро­ны. И Мэ­ри по­ни­ма­ет, что Лес да­ет сог­ла­сие – он улы­ба­ет­ся так, при­ни­мая её в свою оби­тель. Ведь она сог­ла­си­лась быть с ним, иг­рать с ним и лю­бить его.

      Чем даль­ше она про­хо­дит в Лес, тем боль­ше ей на­чи­на­ют ме­ре­щить­ся ка­кие-то дви­же­ния по сто­ро­нам. Но сколь­ко бы Мэ­ри не обо­ра­чи­ва­лась, ни­ко­го не за­ме­ча­ла. Лес лишь всё так же при­вет­ли­во под­све­чи­ва­ет сол­нцем тро­пин­ку, при­жи­ма­ясь к но­гам сво­ими шур­ша­щи­ми листь­ями. И сов­сем не страш­но.

      Мэ­ри ка­жет­ся, что зем­ля под крос­сов­ка­ми под­ра­ги­ва­ет — не­уже­ли Лес­ная че­ре­па­ха дви­ну­лась в путь? Но это лишь ка­жет­ся, по­это­му она про­дол­жа­ет дви­же­ние на се­вер – она не зна­ет, где се­вер, но во всех филь­мах, ко­то­рые она смот­ре­ла, пу­те­шес­твен­ни­ки гор­до за­яв­ля­ли, что идут имен­но ту­да.
      А че­рез ка­кое-то вре­мя Мэ­ри вдруг ус­та­ёт и са­дит­ся под мо­гу­чее де­ре­во, что­бы пе­ре­дох­нуть. Дос­та­ёт во­ду, кре­ке­ры, ус­тра­ива­ет ми­ни-ленч. К ней не­за­мет­но стя­ги­ва­ют­ся кро­ли­ки, бел­ки, ли­сы и да­же оле­ни – и все хо­тят поп­ро­бо­вать её кре­ке­ры и по­пить её во­ды. Мэ­ри зна­ет это, по­то­му что зве­ри смот­рят на неё так грус­тно и так ин­те­рес­но, что сра­зу ста­но­вит­ся яс­но – они го­лод­ные.

      Она кро­шит все кре­ке­ры, кро­ме од­но­го, что­бы съ­есть его са­мой. Но, в кон­це кон­цов, и его от­да­ет под­ле­тев­ше­му во­ро­ну. Не­уме­ло, по глот­ку по­ит каж­до­го из собс­твен­ных ла­до­ней, не ос­тав­ляя се­бе ни­че­го. Во вре­мя все­го это­го, под­крав­шись с вет­ки де­ре­ва, ку­ни­ца утя­ну­ла за пом­пош­ку вя­за­ную шап­ку Мэ­ри. А один но­во­рож­ден­ный оле­не­нок схва­тил кон­чик её шар­фа.
Ма­ло-по­ма­лу, вер­хней одеж­ды сов­сем не ос­та­лось. И Мэ­ри ре­ши­ла дви­нуть­ся даль­ше без сво­его рюк­за­ка – за­чем тас­кать с со­бою тя­жес­ти? Боль­ше ни­че­го не ос­та­лось, че­му она бы­ла да­же по стран­но­му ра­да: мож­но бы­ло ид­ти по улы­ба­юще­му­ся Ле­су бес­ко­неч­но дол­го, мо­жет быть да­же _всег­да_ , по­ка сам он её, воз­мож­но, уво­зит уже сов­сем в дру­гие края.

      Мэ­ри за­ме­ча­ет, что на этой мыс­ли её бо­сые но­ги как-то не­ча­ян­но увяз­ли в поч­ве, все­го лишь на нес­коль­ко сан­ти­мет­ров – поч­ва мяг­кая и не­обы­чай­но теп­лая для осе­ни. И идет даль­ше.
Лес­ные зве­ри сле­ду­ют за ней, све­тит сол­нце. Мэ­ри уже по ко­ле­но в листь­ях. Сквозь сви­тер на­чи­на­ют про­рас­тать рос­тки-ма­лют­ки, сов­сем не по по­го­де. С каж­дым ша­гом они чу­точ­ку длин­нее, чем рань­ше. Мэ­ри не боль­но и она не бо­ит­ся — на­обо­рот, она ду­ма­ет, что, на­ко­нец-то, ста­нет кра­си­вой — та­кой кра­си­вой, как ви­дит её Лес. И, воз­мож­но, как ей хо­те­лось бы быть на са­мом де­ле.
      Она ощу­ща­ет, что из ног мед­лен­но вы­пол­зет что-то боль­шое. Тог­да она опус­ка­ет го­ло­ву вниз – этим чем-то ока­зы­ва­ют­ся куд­ря­вые ко­реш­ки, ко­то­рые на гла­зах прев­ра­ща­ют­ся в тол­стые, креп­кие кор­ни, ста­ра­ющи­еся уце­пить­ся за зем­лю. И Мэ­ри тут же ста­но­вит­ся тя­же­ло ид­ти. Она ос­та­нав­ли­ва­ет­ся. Смот­рит по сто­ро­нам — в по­лук­ру­ге ря­дом си­дят и сто­ят зве­ри, их сот­ни и сот­ни. И все они часть Ле­са.
      Мэ­ри ды­шит спо­кой­но – боль­ше ей не на­до ни­ку­да убе­гать, ведь те­перь у неё есть кор­ни, а это зна­чит, что она – то­же Лес, а Лес мо­жет быть где угод­но, быть кем угод­но. Она в пос­лед­ний раз улы­ба­ет­ся сво­им ши­ро­ким ртом и под­ни­ма­ет ру­ки в сто­ро­ны — вет­ви раз­дви­га­ют те­ло, вы­пус­кая вет­ви по­мень­ше, ко­то­рые¸ в свою оче­редь, вы­пус­ка­ют сов­сем тон­кие ве­точ­ки — и вот те об­рас­та­ют бе­лос­неж­ны­ми ле­пес­тка­ми. Они тя­нут­ся и тя­нут­ся вверх, мно­жат­ся, их поч­ки на­бу­ха­ют и че­рез мгно­ве­ния взры­ва­ют­ся яб­ло­не­вым цве­том, че­рез ко­то­рый, ес­ли приг­ля­деть­ся, мож­но раз­ли­чить сви­са­ющие би­сер­ные брас­ле­ты.
      Мэ­ри те­перь це­лый мил­ли­ард лет, и она зна­ет все.

      7-лет­няя Мэ­ри Бра­ун про­па­ла 21 ок­тяб­ря 2004 го­да в ок­рес­тнос­тях го­ро­да Фре­де­ри­ка, шта­та Мэ­ри­ленд. По дан­ным следс­твия, ре­бе­нок ушел днём из до­ма в вос­точ­ном нап­рав­ле­нии, пе­ред­ви­га­ясь че­рез со­седс­тву­ющее с до­мом по­ле – там бы­ли най­де­ны единс­твен­ные ули­ки в ви­де вер­хней одеж­ды (вклю­чая обувь) и рюк­за­ка — все ве­щи бы­ли над­ле­жа­ще­го ви­да и не со­дер­жа­ли сле­дов кро­ви. Даль­ней­шие ра­бо­ты по­ис­ко­вой груп­пы не да­ли ни­ка­ких ре­зуль­та­тов – сле­ды от ног де­воч­ки об­ры­ва­лись в нес­коль­ких мет­рах от улик.
      На дан­ный мо­мент де­воч­ка чис­лит­ся про­пав­шей без вес­ти. По­жа­луй­ста, об­ра­ти­тесь в бли­жай­ший учас­ток по­ли­ции, ес­ли у Вас име­ет­ся хоть ка­кая-то ин­фор­ма­ция о ре­бен­ке.