c5p1

С обманчивой неспешностью стрелы набрали высоту, на миг скрывшись в тумане. Не успел я подумать о том, что тело ящероконя должно защитить от большей части выстрелов, как тот подскочил к старому разбойнику, наметившему удар в спину Вероники. Как оказалось, рыцарский конь годился не только на то, чтобы таскать тяжести и перевозить седоков. Под его копытом голова бандита с мерзким хрустом лопнула, а безжизненное тело было вдавлено в дорожную грязь. Надо мной и Вероникой растянулся полог тьмы, в который влетели стрелы — влетели и посыпались безобидным пеплом. Парочка, однако, успела проскользнуть до того, как купол полностью сформировался. Одна стрела воткнулась в землю у ладони, и я суматошно вскочил на ноги, завертел головой, не зная, куда спрятаться от взглядов, ненависть и ужас в которых пробивались сквозь тёмную пелену. Взгляды бы я, впрочем, ещё пережил, а вот вновь натянутые луки и взятые наизготовку палицы представляли угрозу куда более реальную. С некоторым удивлением я обнаружил, что до белых костяшек сжимаю рукоять меча обеими руками — как упавший в реку держится за ветку, которая не даёт течению увлечь на глубину.
Второй залп, уже не навесом, принёс те же результаты, что и первый,  за исключением того, что больше ни одна шальная стрела не влетела в охраняемый тьмой участок. Бандиты более-менее пришли в себя, несколько новых разбойников выскочили из-за деревьев — к счастью, не с нашей стороны. Троица лихих людей показалась из-за кареты, один суматошно подтягивал штаны и старался завязать непослушный пояс. Преодолев первоначальный шок, бандиты старались сформировать полукруг, в котором первые ряды занимали бойцы с копьями или дубинами, а в отдалении стояли лучники. Послышались зычные голоса командиров или просто наиболее сообразительных умов шайки. Однако магия оказалась быстрее.
Вероника вычертила кинжалом, за которым потянулся тягучий чёрный след, змееобразный символ, и полог тьмы, прикрывавший нас от стрел, разделился на четыре шара. Они полетели в сторону бандитов обманчиво медленно — всего-то со скоростью брошенного мяча. Однако плотный строй сыграл с разбойниками злую шутку: им некуда было деваться, и хотя один человек увернулся бы от шаров сравнительно легко, в толпе не наткнуться на своего было практически невозможно. Разбойники, которых касались шары, молча падали лицом вниз и больше не шевелились. Паника вновь охватила людей, и то, что шары вскоре рассеялись, напоследок обдав людей поблизости гнилостными брызгами, боевой дух шайки нисколько не подняло. За секунды погибло не менее десятка человек. Я перевёл взгляд на Веронику и задрожал: гало тьмы, охватившее её фигуру, увеличилось в размерах, языки тёмного пламени сползали на землю, оставляя на ней выеденные пятна. Девушка опустила кинжал и бросилась в гущу врагов. Навстречу ей ринулись два здоровых бандита, то ли потерявшие рассудок, то ли надеявшиеся, что их топоры смогут проломить сверхъестественную броню. Однако Вероника не дала им шанса проверить, насколько пламя защищало её: одним взмахом магичка прорубила рукоять топора одного из напавших и срезала часть его плеча вместе с головой. Затем она изогнула спину в движении, которое больше пристало змее, чем человеку, увернувшись от сильного, но неприцельного удара. Ударом по обуху топора Вероника заставила разбойника потерять равновесие, поднырнула под руку и вспорола живот смельчака.
Дралась девушка грязно. И я имел в виду не технику: для того, чтобы оценить мастерство владения клинком, наблюдатель должен был хоть что-то смыслить в боевых искусствах. Однако даже тот, кто был полностью лишён каких бы то ни было навыков средневековых стычек, понимал, что для победы не обязательно покрывать себя с головы до ног в крови врагов. Или, по крайней мере, не нужно подставляться под неё, как ребёнок под тёплый летний дождь.  Вместе с тем двигалась Вероника с пластикой, до которой разбойникам было далеко. Она ворвалась в дрогнувшие ряды бандитов, как лисица в курятник, и с игривостью хищника, дорвавшегося до беззащитных цыплят, выбирала жертвы. Ящероконь держался поблизости от девушки; я заметил, как он прикрывал её тыл, не давая добраться до беззащитной спины магички.
В первую очередь Вероника выбивала тех, кто утратил волю к борьбе. Стоило кому-то из бандитов развернуться и побежать к заветному спасению в виде стены деревьев, как девушка неведомым образом проскальзывала сквозь окружение, уворачивалась от панических взмахов дубиной и с какой-то даже ленцой била беглеца по ушам или, зайдя за спину, подрезала жилы под коленями. Мучения жертвы на этом не заканчивались. Вероника вскакивала на тело и подпрыгивала на нём под аккомпанемент воплей несчастного. Наконец, когда её нагоняли остальные бандиты, она наступала на шею беглеца, ломая её, или — совсем дикость — наклонялась, чтобы вспороть спину вдоль позвоночника и сломать рёбра. Лицо девушки быстро скрылось за маской крови, и алый блеск зрачков затерялся на её фоне.  Разбойники быстро осознали, что сбежать не получится, и стали восстанавливать подобие порядка. Хотя порядок мало помогал в борьбе с неприятелем, способным рассекать толстые палицы вместе с держащими их руками.
Что самое страшное, Вероника, поглощённая кровавым безумием, не смеялась и даже не улыбалась, как можно было предположить, если вспомнить обыкновенных маньяков, упивающихся насилием и извлекающих из страданий других наслаждение для себя. Однако девушка молчала. Её сосредоточенный вид пугал не меньше, чем устраиваемая ею кровавая баня. Я не мог оторвать глаз от магички: представшее передо мной зрелище поражало одновременно неописуемой мерзостью и необъяснимой притягательностью, которую человек находит в работе мастера. Пусть шедевр, создаваемый этим мастером, был чудовищен.
Полог тьмы, окутавший Веронику, существенно уменьшился, однако и бандитов осталось всего-то пять человек. Ближайший к девушке разбойник громко завопил — должно быть, имитировал боевой клич, но вышел он жалким и натянутым. Враг метнул в голень магички нож и вытянулся, наметив удар широкого тесака в левое плечо девушки. Вероника кинжалом отбила  нож и рванулась навстречу клинку. Она поднырнула под руку разбойника и схватила его запястье. Громкий хруст возвестил о том, что сил девушки хватило, чтобы превратить руку мужчины выше её на полторы головы в месиво из костей и плоти. Разбойник снова завопил, на этот раз от боли, а она толкнула обезоруженного врага в сторону его товарища, который думал, что его попытка подкрасться к ней с кистенем наперевес осталась незамеченной. Тёмное сияние, пульсировавшее вокруг Вероники, истончилось  настолько, что практически слилось с её одеждой.
На этом моменте я услышал, как в мою сторону кто-то бежит. Я развернулся и успел увидеть, как поднимает палицу тот самый молодой разбойник, который так сильно напоминал глуповатого крестьянского сына. Инстинктивно я отпрыгнул назад и, запнувшись о ноги, едва не рухнул навзничь. А враг не дремал: на этот раз удар прилетел сбоку, и я бездумно выставил навстречу меч. Глухой стук от встречи металла и дерева, и руки тотчас налились свинцом. Последствия блока болезненно отдались в плечах и локтях. А разбойник будто бы не заметил: с непонятной яростью он накинулся на меня, осыпая градом ударов. От большей части я отпрыгивал, будто кролик, то и дело спотыкаясь о тела защитников кареты и их лошадей, но кое-что приходилось встречать мечом. Очень скоро я осознал, что такими темпами либо я пропущу очередной взмах и мне проломят череп, либо от усталости отвалятся руки и тогда — опять же, прощай, голова! До сих пор мне сказочно везло. Каким-то чудом я держался против пусть и не лучшего мечника Даларана, но даже уровень вчерашнего земледельца, которому наставники показали пару приёмов на привале, был несоизмеримо выше моего. Разгадка пришла, как только я поймал взгляд противника. В нём бушевало настоящее море первобытного ужаса, и я осознал, что то, что для меня выглядело ловкими выпадами, в реальности являлось паническими взмахами, которыми ребёнок старается отогнать от себя злого духа. И в роли этого самого духа наверняка выступал я, пособник монстра, который играючи потрошил сотоварищей бедолаги.
Тем не менее понимание проблемы ни на шаг не приближало к тому, как её решить. Если бы враг хотя бы на секунду протрезвел от бушующих в нём страхов, то за пару ударов разобрался бы со мной. Но и текущего уровня хватало, чтобы я, отразив очередной взмах, рухнул на спину. В глазах плыло от напряжения, сознание то и дело норовило уплыть куда-то за грань этого мира, и требовались громадные усилия воли, чтобы отогнать обморок. Дыхания катастрофически не хватало, в грудь точно вонзились десятки спиц, руки, лицо, спина — всё было в липком поту. Вчерашний крестьянин занёс над моей головой палицу, и я изо всех сил пнул его в колено, отчего он яростно зарычал. Под руку удачно попалась россыпь камешков, полетевших в разбойника. Тот замешкался, и я воспользовался этим, чтобы, перебирая ногами, отползти чуть-чуть, развернуться и на четвереньках проскочить драгоценные два метра, отделявшие жизнь от бесславной гибели. Подниматься было дьявольски трудно. Буквально каждая клеточка тела пылала болью, и я заметил, как по земле ко мне протянулась цепочка красных пятен. Оказалось, враг всё-таки зацепил меня — может, не прямо сейчас, но разбираться времени не было. Умирать не хотелось до безумия, и организм бросил все резервы тела к мозгу, чтобы тот нашёл выход из безнадёжной ситуации. Разбойник тоже без дела не стоял: наклонил голову вперёд и опустил палицу. Явно готовился к рывку. Я вновь поймал его взгляд.
Он смотрел сквозь меня. Он смотрел на то, что находится позади меня. Он смотрел на лес. На тот самый лес, который я, сам того не ведая, загораживал от него. Всё это время я не давал ему сбежать. Мои акробатические выкрутасы и отчаянная пляска с мечом  невольно удерживали его вдали от желанного приза. Бедняга не хотел убивать меня — он просто стремился смыться, а я закрывал для него путь отступления. Каким бы глупым он ни выглядел, урок Вероники он усвоил отлично: она стремилась не дать никому сбежать. Ничего удивительного, что он так паниковал. Я был союзником страшной служительницы тьмы, а значит, в глазах паренька она наверняка доверила мне прикрывать это направление, ибо самый сильный воин на свете не сможет остановить в одиночку убегающих во все стороны. Наверняка даже полностью лишённый воображения кретин сумеет представить, что случится с ним, когда Вероника закончит с остальными. Однако для него будет ничуть не лучше, если он помчится мимо меня и получит в спину удар, который пригвоздит его к земле, как игла, которая объединяет бабочку и бархатную подушечку.
К сожалению, осознание пришло слишком поздно. Рассказать парню, что убивать его я не собирался и он мог спокойно пробежать под спасительную сень деревьев, я не успел. Разбойник заорал и бросился ко мне. Взметнувшаяся палица выцеливала мои  рёбра, и по наитию я тоже закричал, швырнул вверх меч, отчего мышцы протестующе содрогнулись, и побежал навстречу. Бандит несколько растерялся и рефлекторно проводил взглядом оружие, и мой кулак въехал ему прямиком в подбородок. Треск сворачиваемой челюсти пробудил в душе злорадную радость — всё же крестьянский сын был выше и сильнее меня, да ещё успел прилично отделать. Однако радость как ветром сдуло, когда в бок прилетела палица — из-за сближения не та её часть, что была усеяна гвоздями, но тело не знает сослагательного наклонения в вопросах боли. Я неловко дёрнулся и харкнул кровью в глаза врагу, и это меня спасло. Мы оба упали, и разбойник замахал кулаками, надеясь приложить меня, но я оттолкнулся от него и перекатился на безопасное расстояние. Рёбра адски ныли при каждом вздохе. Рука сама нащупала меч — чудо, что он не воткнулся кому-то из нас в макушку, а мирно упал поблизости. Используя клинок как опору, я поднялся на ноги. Бандит тоже встал — не без усилий, но его выносливость явно превосходила мою.
— Тупица, — прохрипел я и застонал, когда волна боли прокатилась по нервам от затылка до пальцев ног. Слова с трудом выходили из ставшего вдруг непослушным горла. — Проваливай живее. С самого начала… не хотел мешать. Достаточно было… сказать.
Было похоже, что мой кулак вогнал в туповатого крестьянина капельку здравого смысла. Он потерял боевой задор и смерил меня критическим взором, видимо, начиная понимать, что сложные тактические планы были мне не по плечу. Если уж быть совсем честным, то правдой это являлось только отчасти. Когда я выбросил меч, то показал бандиту, что не намеревался проткнуть его, а сделать это было весьма просто — я же как-то умудрился двинуть его по лицу. Провернуть то же самое с мечом и животом противника вряд ли было бы намного сложнее. Если бы, конечно, я смог бы простить себе убийство человека — непозволимая роскошь для того, кто никогда в жизни не дрался, если не считать ПвП в онлайн-играх.
— Превеликая Аматерасу, в его башке что-то есть, — выдохнул я, когда бандит поднял палицу и побежал к деревьям, подставив мне беззащитную спину. Само собой, у меня не было ни малейшего желания останавливать его.
Перед глазами промелькнула жемчужная молния. Я невольно повернул голову и увидел, как бывший противник нелепо застыл на месте, задрав одну ногу. Один удар сердца спустя он повалился на дорогу и завизжал — именно завизжал. Человеческого в том крике было мало. Быстро окрасившимися в красный цвет пальцами бандит царапал себя за горло, а его ноги судорожно колотились по земле, поднимая в воздух пыль. Он извивался и бился затылком о землю.
— У… уб.. ей! — выплёвывал он из себя звуки. — Уб… б-б-б… э-э-э, убэ, уб… э!..
Рука с мечом поднялась словно сама собой, как будто её контролировал не я, а кто-то другой. Я посмотрел на клинок и сглотнул. В уши врезались крики агонизирующего разбойника. Ни один живущий на свете не заслуживал таких страданий. И тем не менее… накативший ступор не давал пошевелить конечностями. Испытываемые крестьянским сыном муки подняли в душе волну сочувствия, и я обнаружил, что плачу. В попытках перекрыть поток слёз я поднял голову и посмотрел на небо — стальное равнодушное небо, чьи низкие тучи грозились раздавить жалких смертных. Закружилась голова. Наверное, в такие моменты и определяются сильные и слабые духом.
Стоны умиравшего крестьянского сына утихли. Я вдруг осознал, что если поблизости найдётся ещё один желающий прихлопнуть меня, то я умру вот так глупо и бездарно, — пялясь на небеса после бессмысленной схватки, которой не должно было случиться.
Дела земные мало изменились с тех пор, как я перестал уделять им внимание. Вероника осталась один на один с худощавым усатым типом, который догадался захватить щит и вполне успешно теснил магичку при помощи булавы, чьё шипастое навершие  было размером с полголовы девушки. Одним взмахом этого грозного оружия бандит отогнал хотевшего прийти на выручку хозяйке ящероконя, в достоинства которого явно не входила проворность; скакун сердито ржал, но приближаться побаивался. Сперва я подумал, что в условиях, когда враг способен рассечь надвое любую защиту, щит бесполезен, однако лучшие времена Вероники были определённо позади. Она едва  передвигала ноги и шаталась, словно забулдыга после пары лишних кружек (воспоминание обожгло мимолётным стыдом). Кинжал, прежде без усилий рассекавший оружие бандитов, теперь едва поспевал за стремительными выпадами усача. Я с отдалённым удивлением опознал в сопернике Вероники бандита, который завязывал пояс, когда выбегал и-за кареты. Если бы не чрезмерная осторожность разбойника, заметно опасавшегося магического оружия, он бы давно завершил этот бой в свою пользу. Однако дождался он лишь того, что девушка собрала остатки сил. Её силуэт мигнул чёрной вспышкой, и магичка ухватилась за край щита, вскочила на него и кувырком очутилась за спиной врага. Я моргнул: этот трюк выходил за рамки известных мне западных техник (махать мечом, пока не получится воткнуть его в соперника) и попадал прямиком в область легендарного искусства ниндзюцу. Впрочем, чего только не увидишь в мире, где царит магия…
Из-за щита точно понять, что сделала Вероника, было невозможно, зато последствия были видны невооружённым глазом. Тело усача словно лопнуло изнутри, оросив кровью и внутренностями всё вокруг себя. И прежде покрытая кровью, теперь Вероника выглядела так, словно искупалась в полноценном море. Она выделялась на фоне серо-коричневого леса —  маленькая багряная фигурка. Её ноги подломились, и она рухнула на колени, после чего, покачавшись вперёд-назад, села на пятки. Внезапное напоминание о доме — вряд ли её искаженная сэйдза была намеренной, скорее, либо так, либо она уткнулась бы носом в останки усача. Как бы она отреагировала на просьбу позволить мне улечься на её коленях? Я почувствовал, как губы растягиваются в идиотской улыбке, слишком широкой, чтобы быть чем-то отличным от последствий внутреннего перенапряжения.
Пробалансировав на грани истерики с минуту, я глубоко вдохнул напоенный металлическим запахом воздух, поморщился от боли в рёбрах и, наклонившись, чтобы не запачкать одежду, выблевал завтрак вместе с комками крови. Голове полегчало, но не сильно.
Но куда страшнее, чем муть сознания, была мысль о том, что кровавая бойня, развернувшаяся передо мной, — моя и только моя вина. Всё ещё хотелось плакать и смеяться, а от вида побоища продолжало тошнить. Судороги закончились только тогда, когда желудок стал девственно чист и в нём закончилась даже желчь. Я вытер рот и опять посмотрел на девушку. Она по-прежнему не шевелилась.
Я был виноват в том, что произошло с разбойниками. Неужели на моей совести окажется ещё одна смерть? Я закусил губу и, используя меч как трость, заковылял к девушке. Она спасала меня множество раз. Возможно, настал черёд платить по долгам.