Япония – зараженная бациллой скуки страна, в которой всем заправляют старики и инфантильные взрослые, а настоящие дети маргинализованы, – и тем не менее лучшее в мире детское место находится там. Оно называется музей Ghibli и расположено в отдаленном пригороде Токио. Невозможно описать, что это такое: несимметричное, словно бы много раз достраивавшееся, увитое плющом здание выглядит совершенно не по-японски. Большое, как французский замок-шато, с башенками, оно, тем не менее, будто парит в воздухе на крыльях-террасах. В музее нет никаких «звездных» экспонатов – просто светлые, темные и цветные, забитые книжками, велосипедными деталями, рисунками-набросками, чертежами, моделями парусников, картами комнаты, где как будто только что закончилось проектирование какого-то самого красивого и мощного в мире аэроплана; здесь есть атмосфера, есть экзотика, и дети там воют от восторга.

Одна из наиболее примечательных особенностей музея Ghibli состоит в том, что попасть туда практически невозможно. Представьте, что вы японец, не говорящий на русском языке, и вам нужно достать билет на некий определенный детский утренник в гарнизонный дом офицеров какого-нибудь закрытого Челябинска-65. Примерно так чувствует себя иностранец, который хочет попасть в Ghibli. Билеты не купишь ни на входе, ни по Интернету; ваучеры на строго определенное время нужно заказывать сильно заранее через автоматы, встречающиеся в некой особой торговой сети, – с дисплеями только на иероглифах. Собственно, это и есть главная задача при поездке в Японию с ребенком – раздобыть ваучер в музей Ghibli; ваучер, который затем обменивается на удивительные билетики – картонки, куда вклеены три настоящих, на кинопленке, цветных кадра из мультфильмов Миядзаки.

Ghibli – киностудия, на которой и работает Хаяо Миядзаки, гений мультипликации. Я отвратительный отец, но даже у меня хватило ума перед поездкой в Японию показать Матвею «Тоторо», «Унесенных призраками», «Рыбку Поньо», «Принцессу Мононоке» и «Войну тануки в периоды Хэйсэй и Помпоко». Все это чрезвычайно странные, гротескно красивые, пропитанные колдовством и пронизанные ироничной меланхолией мультфильмы про маленьких девочек, призраков, духов и оборотней, из которых ребенок, не читавший ни Мураками, ни японской главы «Чапаева и Пустоты», не видевший «Трудности перевода», может, тем не менее, трансплантировать себе в голову образ этой страны – слишком быстро открывшейся миру, вестернизированной и индустриализованной, однако «в душе» оставшейся крестьянской, феодальной, изолированной, замкнутой на саму себя – и сохраняющей магию, свойственную архаичным обществам.

В кинозале на пленке показывают мультфильм, который Миядзаки снял специально для своего музея: волшебную историю о целой воздушной флотилии котобусов и втором пришествии Тоторо – очень чинного, надутого от важности до размеров сумоиста, с чопорным зонтом лесного существа; в тот момент, когда Тоторо, наконец, узнает героиню и расплывается в своей гипергагаринской – никакие завязочки не помогут – улыбке, понимаешь, что вот это и есть главный момент в Японии. М., правда, сказал, что был еще один, не хуже, – когда в зале на третьем этаже обнаружился гигантский плюшевый Котобус – в которого можно было заходить, как в настоящий автобус. И еще залезать на крышу – со стороны хвоста. И сползать сверху на морду-капот. И бросаться «черными чернушками».