Первое. Написать про собаку.
Второе. Написать про рану.
Третье. Написать про коммуниста.
Четвертое. Написать про политику.
Пятое. Написать про смерть.

Первое. Написать про собаку. Собака лежала на холодном полу, капая слюной. Черно-белая шерсть ее неровно вздымалась на теле. Глаза безмерно тупые, как у человека, смотрели в стену. Мой взгляд навелся на ногу в тапке. Мне захотелось ударить пяткой череп пса, чтобы он хрустнул под моей ногой. Чтобы моя кость сломила силу головы, и мозг бы мокро обнял кожу. Я не гулял с ней уже месяц, и вся квартира провоняла. В углах уныло лежали комья утильсырья, которое некому было убирать. Посередине между стенами и углами, примерно по щиколотку, плавала моча. И, чтобы ходить, мне пришлось выстелить дорогу из кресел, по которым я , иногда падая, передвигался на кухню за чаем. Вошла моя мать и заворчала. Я встал и подошел к собаке. Занес пятку над ее левым глазом и сокрушающе опустил на голову. Хруста не было слышно, но мать взвизгнула и воткнула в мое бедро нож, матерясь. По тропинке из кресел я забежал в комнату, сел на кровать и долго смотрел на пол, пытаясь уловить в безжизненной плитке смысл убийства. Зрение мое соскользнуло на пораненное бедро, на узкую рану, нанесенную ножом. Я постепенно приближал глаза к ране, до тех пор пока не уткнулся в бедро носом. Мои глаза смотрели очень близко, и в ней что-то шевелилось.
Второе. Написать про рану. Я смотрел так пристально на рану в течение может быть часа. Она не расширялась, но шевеление в ней возростало каждую секунду. У меня возникла заинтересованность во внутренностях ее. Указательным пальцем, где у меня был самый длинный ноготь, я подковырнул кожу на границе крови, и она разверзлась. Одна ее часть расширилась. Вторым указательным пальцем другой руки я ковырял противоположный кран месива крови. Рана увеличивалась по мере того, как я ковырял, и темная одержимость удерживала меня. Когда рана стала чрезвычайно огромной, в нее провалился целый палец. Черная тяга к крови застелила мне глаза, и я не мог ощущать ненормальность этого. Опомнился я, когда в след за рукой, засосало половину моего туловища. Я начал кричать, цепляясь за край кожи, но красная сила затягивала меня вовнутрь тела, так, что хрустели кости, сжимая ребра и легкие. Крик мой был тих и отрывист. Вбежала мать и запищала - эо последнее, что я видел здесь.
Третье. Написать про коммуниста. Когда всасывающие усилие мышц тела кончилось, и я открыл глаза, передо мно помещался коммунист. Вокруг были кроваво красные стены и несло кислотой. На коммунисте, толстом и красноносом, был черный жилет старого образца, которые носили в чужой древней стране, и низкая шляпа.
Четвертое. Написать про политику.
- А вы правый или левый? - с прищуром спросил коммунист.
- Почему меня засосало в рану?
- Так вы наверное классовый враг!
- Скажите, вам это лучше всего знакомо, почему в предельном развитии общества капитала, именно в предельном, то есть последнем развитии, всяческая, то есть, вся, полностью!... шваль, мразь, сволочь; становится такой чрезвычайно политичной, ангажированной, заинтересованной в вещах, которые не понимает, но очень хочет?... Разве не стыдно это, когда последний человека начинает приписывать себя, не по праву, к коллективной идентичности только потому, что ему сказали так сделать?
- А нам этого знать не дано-с; - облизнулся коммунист, - говорят, что если есть реакция, значит есть объективный процесс-с, значит не спроста это они так; значит есть реакция на... зверства капитала!... так сказать.
- Ну вот как же, жила мразь в своем городе на сто тысяч человека, пила ягуяр и не думала ни о чем, а тут вдруг резко с топора сразу!... Платон, Государство и анархия, книжки умный, дискурс... вот как так?... Я не понимаю!... Сука!... Если бы это, как сто лет назад, объяснялось обычнейшим ресантиментом..., вот, дескать... есть мразь!... и она стала правой, левой, центристской сволочью,... потому что,... ее шпыняли, унижали, отбирали прибавучную стоимость..., а вот сейчас?... какая у них мотивация?
- А если есть миф, то не важно-с какой у него руководящий принцып!... Али ресантимент, али справедливость!... важно, что миф... коллективной идентичности..., как в ы выразились,... есть и люди верят в него..., а почему мразь-то? Вы классовый враг?
- Раскулачьте меня.
Коммунист прищурился, свел глаза в одну точку на моем лбу, почесал малость ногтем затылок. Примерно в десяти метрах над головой, щель в кроваво-красных обоях мышц, - виднелась рана. Коммунист важно отошел на двадцать три шага, разбежался и ударил большим кулаком мне в низ подбородка так, что я улетел в эту рану.
Пятое. Написать про смерть.
Спина моя на вылете хрустнула так, что я упал лицом в лужу собачьей мочи и захлебнулся.